Про себя Антонина думала: «Это еще бабушка надвое сказала, у кого бабий ум, милый ты мой муженек! Как-то ты с Ганькой-уродом сговоришься?»
Разговоров мужа с Гавриилом Антонина больше не боялась.
2
Нелли вернулась поздно вечером, но могла бы прийти и раньше. Жильцы передали девочке ключ от хозяйской половины дома:
— Папа и мама уехали вскоре после полудня к знакомым на день или на два и поручили тебе стеречь дом и сад.
Нелли поблагодарила.
— Какая-то странная девочка, ты не находишь? — спросила квартирантка своего мужа. — Никогда не слышно ее голоса, но она не кажется глупенькой.
— Что же, друг мой, девочка серьезная, строгая; конечно, не по возрасту, не по-детски замкнутая, и только. Не всем же щебетать. А она будет прехорошенькая.
— Она уже теперь хорошенькая. Но, знаешь, я не хотела бы иметь такую дочь. Такая вдруг и выкинет что-нибудь. Как Ляля Пилина, тоже была молчаливая, замкнутая. Помнишь?
Дочь их знакомых Пилиных была замешана в громком и позорном деле, получившем известность после одного фельетона в центральной прессе. И это напоминание, страшное для всех родителей, кто бы они ни были, сразу уничтожило проблеск доброго отношения к Нелли Окуневой.
— Это, пожалуй, правильно. Если даже у Пилиных могло случиться такое, то чего и ждать от этой девчонки! Здесь и среда скверная. Один дед чего стоит!..
3
Из С-и два паровоза потащили десяток вагонов. Потащили — не повезли. Здесь по Черноморскому побережью протянута одноколейка с разъездами — дорога нелегкого профиля, с тоннелями, высокими насыпями, глубокими выемками под угрозой оползней, вызываемых сверхобильными ливнями мокрой приморской зимы.
В тоннелях сильно пахнет сернистым газом, в вагонах загораются лампочки, которые после яркости южного неба кажутся желтыми, как цветки курослепа.
Минута, другая, третья — и поезд с грохотом выкатывается под небо невыразимых зеленовато-васильковых оттенков. Проходит мертвая каменная осыпь. Впереди — мост, налево — белая кайма неслышного прибоя, направо — черно-зеленые горы, леса, заросшие непролазным колючим подлеском, а рядом — черное, лакированное гудроном шоссе, прогретое солнцем до невидимого глазом кипения — так пахнет смолой, что запах слышен в вагоне. Поезд уже вписывается в предмостную петлю. Внизу и в стороны, из ущелья к морю, раскрывается забросанное галькой и серыми глыбами невиданно широкое русло сухой кавказской реки со змеистым ничтожным ручейком посередине — курице вброд.
Остановись, время, подари хоть минуту неподвижности, хоть одну минуту покоя, чтобы человек мог насладиться красотой! Бежит невозвратное время одинаково для всех. Поезд проносится по мосту и снова исчезает в грязной арке тоннеля.
Г-ты — это курортный городок, разросшийся за последние двадцать лет на месте бывшего захолустного поселка у берега моря в раструбе горной долины. Здесь через три часа после выезда из С-и сошла Антонина Окунева.
С платформы она оглянулась. Мужа на площадке не было. Не видно его лица и в окнах вагона. Ладно тебе!..
Через пустые станционные пути Антонина прошла на шоссе. Станция не так давно проведенной железной дороги отстояла километра на два от моря и на полтора от центра городка.
Около вокзала могли найтись такси или какой-либо попутный транспорт. Антонина пошла пешком, чтобы не привлекать к себе внимания. Она испытывала чувство острейшей ненависти к мужу. Не мог привезти металл на себе! Осторожничает, боится каких-то случаев. Нечаянный арест? Так ты веди себя смирно, никто не привяжется. Воров боишься? Не напивайся, спи осторожно. Завелась в вагоне подозрительная компания — остерегись, не девочка. Перейди в другой вагон, наконец. Тряпка, баба, подлец этакий!
Море было закрыто горкой. От накатанного угольного шоссе палило зноем. Зноем дышали чахлые кусты держи-дерева, цепляющиеся по сторонам дороги за выветренный щебень графитно-серого камня-трескуна. Ни капельки влаги, ни признака тени. Душно!
После поворота пахнуло свежестью, хотя до моря оставался почти километр. Ветер тянул откуда-то из Малой Азии, успевая остыть над морем и превратиться в мягкого черноморского «моряка».
Пройдя через Г-ты, Антонина спустилась к морю в том месте, где речушка на самом берегу поворачивала под прямым углом и застаивалась между морем и сушей, укрытая баром, то-есть песчано-галечной насыпью, набросанной прибойными волнами.
Плавать Антонина не умела, она плескалась на мелководье. Каждый раз перед получением посылки она всячески медлила, обманывая себя любыми предлогами. Это было сильнее ее, и сейчас, не только чтобы освежиться, Антонина сидела на корточках в воде, приподнимаясь и опускаясь с находящим и отступающим прибоем, — плавала стилем «чарльстон», по ее выражению. Сегодня ей было особенно трудно. Подлец Александр поднес неожиданность. Она была уверена, что он привезет металл на себе.
С Г-тами Антонина была знакома. Из осторожности Александр редко посылал золото по с-скому адресу жены, чаще выбирал соседние городки, извещая письмом об отправлении посылки до востребования. В курортных местностях это не привлекает внимания: многие курортники получают свою почту, и работники связи привыкли находить в паспортах постоянную прописку другого города.
Запыхавшись, будто от быстрой ходьбы, Антонина Окунева вошла в отделение связи. За стойкой — четыре стола. Вправо — низкий прилавок. Там отправление и выдача посылок. Антонина достала паспорт.
— Я ожидаю посылку.
Взглянув поверх очков, пожилой работник связи ответил:
— Сначала вы возьмите извещение.
Она это отлично знала, но забыла от волнения. Перед дощечкой «До востребования» стояли пять или шесть человек.
— Кто крайний? — спросила Антонина так тихо, что последний в очереди не расслышал.
Можно уйти… Уйти? Самые дикие мысли приходили Антонине в голову: посылка или случайно разбилась, или ее раскрыли и теперь ждут получательницу. Уйти! Струйка пота залилась женщине в рот, и Антонина судорожным движением языка, не замечая, лизнула губы. Если бы сейчас еще сидеть в море!..
Вдруг перед ней освободилось место. Машинально Антонина подала свой паспорт. Оказывается, она держала документ наготове. Нет, больше никогда!.. Лучше мыть полы, мести улицы, только не этот ужас. Ей хотелось: пусть скорее арестуют, пусть все откроется, лишь бы кончилось это, невыносимое! Страх причинял физические страдания: болели виски, ныла спина, живот схватывали спазмы. Неслись мысли: «Сегодня обулась с левой ноги. Перед самой почтой кошка перебежала дорогу…»