Они малы и тесны. Хотя кое-кто, вероятно, из трущобы на севере попал в такие же трущобы на юге. И многие с переездом потеряли работу, так что им не осталось даже этого слабого утешения. Но ни один из нас не страдает от голода. Никто из нас сейчас не живет так плохо как жители Северной Европы или Центральной Азии. Мы не страдаем от равнодушия правительства. Законы страны безжалостно справедливы и беспристрастны: ни один гражданин не может избежать судьбы всего народа. Да, мы страдаем, но это всего лишь эмоции. Это и есть невроз тысячелетия.
Он остановился, но не потому, что закончил или не знал, что сказать. Чутье природного оратора подсказало ему, что именно здесь следует сделать паузу. Никто не шевелился.
– Я оптимист, – продолжал он. – Я верю в будущее Человека. И я верю, что все, что происходило, происходит и еще произойдет – обязательные этапы эволюции Человека, предначертанной Богом. Потерять надежду на будущее человечества – значит оскорбить Бога.
Он глубоко вздохнул, и следующие его слова прозвучали так громко, что индикатор уровня записи на приборах подскочил почти до верхней отметки.
– Бог есть! Сначала примите это, а уж затем спрашивайте, кто и что Он есть? Говорят, что человек лишь в старости, перед самой кончиной, приходит к вере в Бога, потому что боится умереть. Я не согласен. Скептицизм сменяется в старости верой потому, что человек – мужчина или женщина – к концу жизни понимает, что такое идеал. Не идеал для всего общества, а идеал его собственного мира. Случаи, обстоятельства, удивительные совпадения… Пока человек молод, он не в состоянии увидеть этот идеал: не хватает опыта.
Бог есть! Я не могу осуждать какие-либо обряды и религии, но лично, для себя, ни одну из них не могу принять полностью. Я должен вам это сказать для того, чтобы вы меня правильно поняли. Я стою здесь сейчас перед вами, потому что понял невозможность помочь всем, кто страдает от невроза тысячелетия. Я помог тем, кто обращался ко мне там, в Холломане. Но я всего лишь человек – мои возможности не безграничны. Чтобы помочь всем, я должен был написать книгу. Книгу, в которой есть все, что я говорил своим пациентам. Я не религиозен, если говорить об исполнении всех религиозных канонов. И все же я верю в Бога! В своего Бога. И только в своего. Бог – это суть моей жизни, моего способа лечения, моей книги. И вот я стою здесь, рассуждая о Боге. Здесь, – его дрожащая рука описала широкий полукруг, – в таком необычном месте, я рассуждаю о Боге! Перед людьми, которых не могу видеть, которых никогда не узнаю. Каждый из нас нуждается в защите от одиночества. Одиночество бывает необходимо. Но иногда оно невыносимо. В каждом из нас есть душа, она одинока, она индивидуальна, она зависит от любых совершенств своей телесной оболочки. Эта душа – только часть мужчины или женщины, созданная Богом по своему подобию. Разницы между мужчиной и женщиной для Бога нет. Ведь он так далек от нас… Наверное, Он даже отсутствует в крохотном участке Вселенной, который доступен нашему взору. Не думаю, что Он нуждается в том, чтобы мы Его любили или искали Его милости. Или даже как-то персонифицировали Его. Времена изменились. Возможно, человеческая природа тоже изменилась – я думаю, так и произошло – и это к лучшему. Мы не можем безнаказанно вредить друг другу, мы кое-что знаем друг о друге. И все же многие отказались от Бога, думая, что Бог не изменился за минувшие тысячелетия и, значит, не стоит в Него веровать. Вот где ошибка. Что действительно не переменилось, так это человеческие представления о Боге. Богу ни к чему перемены – он вне наших представлений о постоянстве и изменчивости. Третье тысячелетие показало нам, особенно американцам, сколь опасна наивность и сколь полезен скептицизм. Но никогда, никогда не будьте скептичны в отношении Бога! Будьте скептичны в отношении людей, которые позволяют себе Бога определять и описывать. Это разнобой всех свидетельств привел к угасанию веры. Люди приводили мне разные причины, по которым они отвергают Бога, и каждая из них коренилась в их собственных правилах, принципах и тому подобном. Не отвергайте Бога! Повернитесь к Нему! В Нем – спасение от одиночества! Вы поймете и прочувствуете смысл жизни, ее идеал. Чтобы двигаться вперед, минуя роковые случайности и хаос, со ступени на ступень развития расы, нужно постоянно искать истину и проявлять великодушие. Истина и великодушие – это и есть Бог.
Доктор Кристиан начал расхаживать по сцене, что вызвало переполох среди операторов, которые не могли угадать, куда в следующий момент повернуть камеру. Но его это не волновало.
– Нет, мы не Божьи дети. Во всем – кроме разве что физиологии – мы принадлежим самим себе. Бог дал нам не законы, а возможность создавать себя самим. Все, что ему надо от нас, – чтобы мы пришли к нему. Он терпеливо ждет. Ждет, когда мы преодолеем все препятствия, которые создает не Он, а мы сами. Наш мир – это наш мир. Бог вручил его нам! Неужели вы верите, что Бог претендует на какую-то собственность? Не обвиняйте Его в своих несчастьях и не воспевайте Его. Мне нравится думать, что после нашей смерти лучшая частица из нас возвращается к Богу. Не та, которую мы называем «Я», а та, частица божественного, которая постоянно с нами: наша одинокая душа. Трудно объяснить, но верю, что эта-то крохотная частица поддерживает меня на моем пути. Я принимал участие в сотворении этого мира. И несу ответственность за то, каков он, и все люди – тоже в ответе за его совершенства и несовершенства.
– А книга? – прокричал со своего стула Боб Смит, еще не вполне пришедший в себя после того, как его шоу свернуло с наезженной колеи.
Доктор Кристиан остановился и, повернувшись к Бобу Смиту, посмотрел на него сверху вниз. Ноздри его раздулись, и грим на лице стал заметен, словно на человека напялили маску, и теперь в прорезях ее яростно сверкали глаза.
Окрик вернул Кристиана на землю.
– Книга, – повторил он. – Какая книга? Ах, книга! Я назвал ее «Божье проклятие». Это ключевая фраза стихотворения Элизабет Браунинг. Волнующие слова. Слова Библии. Там говорится о разрыве между Богом и Человеком, когда последний был изгнан из Эдемского сада. Человек ушел оттуда, и в ушах его звучало Божье проклятие. Бог обрек человека метаться между злом и добром, между жизнью и смертью, в муках рожать детей своих, жить трудом. Само стихотворение написано как гимн труду. «Трудись… для Бога. Его проклятие – дар лучший, нежели благословение».
– Это мое личное мнение, но мне кажется, что все эти мифы, легенды, старейшие части писания, включая Книгу Бытие, иносказательны, сложены специально для того, чтобы истолковать их как аллегории. По-моему, Бог, прокляв нас, подарил нам самих себя, полную ответственность за свою общую судьбу и наши личные судьбы. Как хорошие родители отделяют своего выросшего сына и дают ему надел, так и Он нас отделил от себя, чтобы мы следовали своим собственным путем под своим собственным небом.