Читать интересную книгу Танкист - Юрий Корчевский

В стенке вагона открылась дверь, и из неё выглянул немец.

— Цурюк! — крикнул Павел и угрожающе повёл стволом автомата.

Немец скрылся в чреве вагона.

— Командир, ты чего — немецкий знаешь?

— Да как и ты, — слукавил Павел. — «Хенде хох», «хальт», «цурюк». По-моему, эти слова все фронтовики уже знают.

— Это больше в пехоте, да в разведке. Я вот, например, не знаю.

— Плохо, в школе надо было учить язык врага.

— Зачем он мне?

Снова заработала рация.

— Сазонов, перебирайся на нашу сторону.

Самоходка переехала железнодорожные пути.

Перед бронепоездом выстроилась вся его команда — человек около ста. Павел полагал, что немцев должно быть больше.

СУ-100 подъехала к своим. Павел выбрался из рубки и подбежал к машине комбата.

— Товарищ капитан! Ваше приказание выполнено, бронепоезд подбит.

— Молодец, лихо поработал! И бронепоезд задержал. Вот что, бери свой экипаж и пройди по поезду — не спрятался ли кто? Заодно посмотришь, чего мы там натворили.

— Есть.

Иван Иванович остался в самоходке, а Павел с заряжающим и наводчиком забрались в бронированный вагон. Здесь как будто бы Мамай прошёлся: пулемёты были сорваны с креплений, коробки с лентами валялись на полу. И трупы, трупы… Везде было полно крови. Вот почему так мало пленных.

На стенке вагона Павел насчитал три пробоины, все — с правой по ходу поезда стороны. Стало быть, не его попадания, а его товарищей по оружию.

Через тамбур они перешли в пушечный вагон. На обеих стенках его зияли пробоины, следы пожара, валялись пустые огнетушители — немцы пытались сбить огонь, и им это удалось. Но и здесь было не меньше десятка погибших.

Павел осмотрел и пощупал бортовую броню. Точно, миллиметров двадцать пять, не больше. Стало быть, пробить стенку вагона можно было из их орудия даже издалека, километров с полутора. А он-то, наивный, думал, что у бронепоезда толщина брони, как у танка. Будь так, рельсовый путь не выдержал бы такой тяжести.

Павел с экипажем прошли остальные вагоны, и везде встречали примерно одинаковую картину разрушений. Второй пушечный вагон выглядел даже ещё хуже, он почти выгорел изнутри.

Павел со своими людьми выбрался из поезда и подошёл к комбату.

— Одни убитые.

— Ну да, осколки от внутренних стен отражаются, потому всех наповал. Возись теперь с пленными! — недовольно бросил он. — Переведи им: пусть строятся и идут за нами. Кто не может идти — пусть на моторные отсеки садится.

Павел подошёл к немцам. Все они были одеты в чёрную танковую форму.

— Кто старший?

— Заместитель начальника поезда обер-лейтенант Ферлах! — чётко доложил офицер.

Павел с интересом оглядел его форму. Это была уже знакомая ему форма танкиста — чёрная, с розовыми кантами на маленьких погонах.

— Сдать личное оружие! — распорядился Павел.

Унтер-офицер и офицеры сложили в кучу пистолеты.

— Раненые есть?

— Есть, господин лейтенант.

— Выйти из строя.

Немцы медлили. В строю стояли солдаты с бинтами на руках, ногах, головах. Но Павел видел в их глазах страх. Немцы боялись выходить, думая, что русские сразу их расстреляют.

— Раненым сесть на самоходки, остальные пойдут пешком. Ни один из вас не будет убит, ваша война закончилась, — успокоил их Павел.

Раненые вышли из строя на три шага.

— Идите к самоходкам. Остальным — направо, шагом марш! Ферлах, командуйте своими людьми. Только без попыток к бегству, сами понимаете, чем это чревато.

— Слушаюсь, господин танкист!

Ферлах громко отдал команду. Строй повернулся и замаршировал.

Павел подбежал к комбату.

— Ты что им сказал? — поинтересовался комбат.

— Раненым на самоходки, остальным — идти.

— Ну да, правильно. Тогда уж езжай впереди, а мы сзади, вроде как в охранении. Доведём до пехоты, сдадим под расписку.

— Слушаюсь.

Павел забрался в свою самоходку. Раненые немцы боязливо рассаживались по боевым машинам — на каждую влезли по десятку. Понятно, что многие из них пешком не дошли бы — Павел видел, как их вели под руки и подсаживали на броню их сослуживцы.

Самоходки стали медленно сопровождать колонну.

Идти немцам пришлось часа два, и всё это время самоходки ползли черепашьим шагом. Идти по раскисшей земле было тяжело — на сапогах немцев налипло по здоровенному кому грязи. Но самоходчики довели колонну пленных до пехотного полка, и комбат сдал их контрразведчикам под расписку. Уже в полку комбат, радостно потирая руки, сказал:

— Ну Сазонов, коли дырку в гимнастёрке!

— Зачем?

— Для ордена. Представления на тебя и экипаж писать буду. Бронепоезд мы уничтожили? Уничтожили! Команду его в плен взяли? Взяли — аж девяносто шесть человек!

Через две недели Павел и в самом деле получил награду — орден Красной Звезды, а члены экипажа — медали «За отвагу».

Обмывали награды всем экипажем.

Подвыпив, Анатолий потёр медаль рукавом комбинезона.

— Будет с чем с войны вернуться, пусть завидуют. Жалко, Игорь не дожил.

Помянули, не чокаясь, Игоря — светлая ему память.

А война шла своим чередом. Полк почти каждый день участвовал в боях. Фронт медленно, иногда по два-три километра, а иногда и по тридцать перемещался вперёд, всё ближе и ближе к сердцу Германии, к Берлину.

Гитлер бросил на Восточный фронт все резервы, перебросил с Западного фронта боеспособные части, призвал в фольксштурм почти всех мужчин — от подростков до стариков.

На территории Германии наши танкисты и самоходчики столкнулись с массовым применением немцами фаустпатронов. В немецкой армии это оружие было уже два года, но первоначальный вариант пехоту не устраивал. Панцерфауст имел дальность стрельбы всего тридцать метров, и в условиях полевых действий был далёк от эффективного использования. Ну какой танкист в здравом уме в голом поле подпустит к себе фаустника на расстояние пистолетного выстрела? При штурме же окопов и траншей впереди танков шла пехота, автоматным огнём или штыком «вычищающая» немецкие траншеи.

В дальнейшем немцы учли несовершенство конструкции, доработали одноразовый гранатомёт с кумулятивным подкалиберным боеприпасом, увеличив дальность выстрела до 60 метров. К тому же в условиях городского боя, что чаще происходило в Германии из-за обилия маленьких и больших городов, фаустнику было легче спрятаться в подвале, на этажах. И здесь, в городских условиях, фаустпатрон проявил себя в полной мере.

В самом начале боевых действий на территории Германии наши командиры не осознали в полной мере коварства и мощи этого нового оружия, и действовали в городе, как в поле, не перестроившись организационно. По улицам шли танки, подавляя огнём пушек и пулемётов сопротивление немцев, а сзади их сопровождала пехота. Танки и самоходки беспощадно расстреливались. Бронетанковые части стали нести серьёзные потери. К тому же в условиях городского боя проявился ещё один недостаток бронетехники: у пушек не хватало возвышения, был мал угол подъёма ствола, из-за чего невозможно было поразить цели, расположенные выше третьего этажа.

В этих условиях танкисты нашли выход. Они пускали вперёд легкобронированные зенитные установки, которые изначально создавались с возможностью вести огонь в зенит. Огнём подавляли очаги сопротивления. Вместе с ними передвигалась пехота, «выкуривавшая» из домов немцев. А уже немного поодаль, метрах в двухстах, вне досягаемости фаустпатронов, шли танки.

По указанию властей мирное население закладывало кирпичами оконные и дверные проёмы, оставляя лишь амбразуры для стрельбы. Поперёк улиц воздвигались так называемые «заборы». В землю вкапывался ряд брёвен; параллельно ему, на удалении 4–5 метров — второй ряд. Пространство между рядами забивалось камнями и песком. Для машин, лёгких танков препятствие становилось непреодолимым.

Наши танкисты и самоходчики нашли выход. Танки расстреливали «забор» из пушек, а потом гусеницей и бронёй проделывали проходы. А если угловые здания, к которым обычно примыкали «заборы», были малоэтажными, в один-два этажа, так, не мудрствуя лукаво, били их лобовой бронёй в стены и проезжали через проломы, ведя за собой пехоту.

Из-за острой нехватки бронетехники немцы стали воздвигать бронедоты. Прямо на улицах из бетонных блоков устраивалось укрытие, на него устанавливалась башня от танка, как правило — от «Пантеры», обладавшей хорошей бронёй и мощной пушкой. На перекрёстках устанавливались неисправные танки — с поломанным двигателем или разбитой ходовой частью, использовавшиеся как неподвижные огневые точки. И Павел удивлялся надписям на стенах зданий — почти на каждом было выведено краской: «Победа или смерть!» или «Победа или Сибирь!» И даже: «Смерть или капитуляция!» Конечно, надписи эти оставляли не жители, а чиновники министерства пропаганды Геббельса. У жителей была одна задача — выжить любой ценой. Те, кто имел родственников в глубине Германии, заблаговременно перебрались туда. Находились и те, кто имел родственников за границей, вот только пограничники не выпускали людей за кордон. Питание в тыловых немецких городах было скудное, а во фронтовых его не было вовсе. Мало того что не было электричества — прекращалась подача воды, а госпитали и больницы были переполнены.