Какую экспертизу мог обеспечить Росархив, ясно было из реплики Ирины во время ее беседы в 1998 году с корреспондентом радио «Эхо Москвы» Майей Пешковой: «Этот Савеловский суд пустил щуку в реку».
Вадим отмечал, что группа, захватившая архив Ивинской, еще в ноябре 1997 года, перед началом нового витка судебных заседаний, организовала публикацию провокационной статьи в «Московском комсомольце». Ее автор, некая Н. Дардыкина, утверждала, что Ивинская — якобы по результатам изучения закрытых архивов — была агентом органов и партии при Пастернаке. Эту статью «группа захвата», как ее называл Козовой, одновременно разместила в газетах Европы и Америки.
Возмущенный Вадим говорил:
— Подлость этой заказной публикации состоит в том, что «специалисты» из органов, снабжавшие Дардыкину «секретной» информацией, скрывают от российских читателей донесения КГБ на Пастернака и Ивинскую, которые сразу показывают всю мерзость и клевету дардыкинского опуса. Эти доносы из архивов ЦК и КГБ были опубликованы в Европе еще в 1994 году.
Председатель КГБ Шелепин 18 февраля 1959 года «секретно» направляет в адрес ЦК КПСС записку «в отношении писателя Пастернака Б. Л.», в которой докладывает: «Как видно из агентурных материалов, Пастернак среди своих знакомых неоднократно выказывал антисоветские настроения. Ряд лиц из его окружения также не разделяет точки зрения советской общественности и подогревает озлобленность Пастернака. К числу таких лиц относится сожительница Пастернака О. Ивинская[252]. Происходит из дворян, характеризуется как умная, но морально разложившаяся женщина. Ивинская не прочь эмигрировать с Пастернаком за границу. <…> В настоящее время высказывает антисоветские настроения. Пастернак находится под ее большим влиянием. Председатель КГБ Шелепин»[253].
В России эти многочисленные секретные материалы КГБ на Пастернака и Ивинскую опубликованы были только в 2001 году в книге «Пастернак и власть». Книгу разрешили выпустить после того, как в 2000-м «группа захвата» провела через Савеловский суд и Мосгорсуд решение об изъятии всего архива Ивинской в пользу РГАЛИ.
Вадим отмечал:
— Массовому читателю, которому предназначена ложь Дардыкиной, не известны письма Пастернака во Францию и к сестрам в Англию, в которых он неоднократно писал о слежке за ним и Ольгой со стороны организации, одетой в железо, о перехвате писем и о прослушивании их телефонных разговоров. Эти письма к Жаклин были опубликованы в журнале «Новый мир» еще в 1992 году. Дардыкина сделала вид, что таких писем не знает. «Группа захвата» действует по старому методу советской пропаганды: чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверит обыватель.
Возмущенные статьей в «МК», которую напечатали и во Франции, известные профессора-слависты Мишель Окутюрье и Жорж Нива, знавшие беспринципность и жестокость советских органов, опубликовали в российской газете «Известия» резкую отповедь провокаторам:
Грубая и невежественная клевета не скрывает своей подлинной цели: помешать возвращению наследникам Ольги Ивинской автографов, рукописей и писем Пастернака, отобранных у нее КГБ при аресте в 1960 году и переданных в ЦГАЛИ. Возвращение архива, казалось бы, — естественное и законное следствие полной реабилитации Ивинской, наступившей в 1988 году. Пытаться очернить память Ольги не просто недопустимо, это ПОДЛО!
За рубежом реакция на дардыкинскую статью была быстрой и резкой. Уже с декабря 1997 года газеты и журналы Франции, Италии, Германии, Америки, Англии и ряда других стран стали публиковать интервью с людьми, знавшими Пастернака и Ольгу Ивинскую, цитировали письма Пастернака и книгу «В плену времени».
Особый интерес представляло интервью Серджо Д’Анджело, которое он дал Эдуарду Лозанскому, главному редактору газеты «Новое русское слово» в США. Достаточно символично название этого интервью — «Была ли Ольга Ивинская агентом КГБ?». Приведу выдержки из него:
— Обвинения в статье Дардыкиной из «МК» против Ольги настолько абсурдны и смехотворны, что комментировать здесь нечего, — сразу заявил Д’Анджело.
— Поскольку в России мало знают о личной жизни Пастернака, многие могут поверить, что Ольга действительно работала на КГБ и что вся история ее любви к Пастернаку — выдумка. Вы один из тех людей, кто хорошо их знал, потому даже краткое ваше свидетельство очень важно.
— Я неоднократно публично высказывался, имея многолетние личные впечатления о Пастернаке и Ольге. Подчеркиваю ее благородные чувства и абсолютную преданность Пастернаку. Вот лишь некоторые примеры. В конце 1956 года после волнений в Польше и жестокого подавления восстания в Венгрии советскими танками оттепель в СССР сменилась заморозками. Советские органы стремились не допустить публикации «Доктора Живаго». На Фельтринелли давило руководство ИКП, к этому подключили даже генсека ИКП Пальмиро Тольятти, но Фельтринелли не сдался. Ольге Ивинской приходилось проявлять незаурядное дипломатическое искусство, чтобы защитить Пастернака от гнева писательской верхушки и советских властей. В 1957-м Госиздат предпринял уловку помешать изданию романа в Италии, официально сообщив Фельтринелли, что в сентябре «Доктор Живаго» будет издан в СССР. Фельтринелли согласился подождать до сентября. Но советские власти захотели отобрать рукопись романа у Фельтринелли якобы для доработки. Пастернаку был предъявлен ультиматум: либо он шлет телеграмму Фельтринелли с требованием возвратить рукопись, либо будет арестован. Ольга прибежала ко мне в слезах, и мы вместе отправились к Пастернаку. Несколько часов мы убеждали Пастернака дать эту идиотскую телеграмму, уверяя, что она не сыграет никакой роли. К этому времени Фельтринелли продал права на перевод романа во многие страны, и процесс этот никто уже не мог остановить[254].
В книге «Дело Пастернака» Д’Анджело описывает любопытную подробность, ясно характеризующую твердое желание Ивинской добиться главной цели, к которой стремится ее любимый человек — Борис Пастернак:
Опираясь на новости из Милана, я говорю Ольге, что в сложившейся ситуации, какую бы хитрость ни придумали Поликарпов и Сурков, считаю вероятным (с иронией использую это мягкое слово), что соответствующее оригиналу издание очень скоро выйдет в Италии. Ольга растеряна: «Вероятно? Но это должно быть наверняка!» Наверняка, поправляюсь я. Здесь иерархи суетятся, чтобы закрыть ворота после того, как быки убежали[255].
Приведу еще выдержки из интервью Д’Анджело в 1998 году:
— После наших уговоров о бессмысленности этого послания Пастернак подписал бесполезную телеграмму с текстом на русском языке. Фельтринелли сразу понял суть дела и продолжил игру с советскими органами. В сентябре роман не был издан в СССР, и Фельтринелли издал его в ноябре 1957 года на итальянском языке. Затем в течение одного месяца дополнительный тираж романа выходил в Италии три раза[256].
— Значит, «МК» с таким же успехом может написать, что и вы сотрудничали с КГБ с целью помешать публикации романа?
— Конечно может. Но Ольга делала все возможное, чтобы помочь Пастернаку издать «Доктора Живаго» за границей и в то же время уберечь его от мести КГБ и его подручных в Союзе писателей.
— Связано ли появление статьи в «МК» с судом за архив, который сейчас ведется в Москве?
— Несомненно. Никто не ставит под сомнение тот факт, что Пастернак завещал все свои архивы Ольге. Если Россия считает себя цивилизованной страной, то эта воля Пастернака должна быть выполнена, нравится она кому-то или нет.
Относительно денег, которые привозили Пастернаку за роман, Д’Анджело сказал:
— Пастернак мог перевести гонорар через банк, но тогда его враги стали бы кричать, что он продался Западу за 30 сребреников. Пастернак лично решил получать часть гонорара в Москве по неофициальным каналам. Я имел от него письмо с поручением получать деньги в Италии и привозить ему деньги в рублях в Москву. Я понимал, что КГБ об этом узнает, но высокопоставленный чиновник из ЦК Поликарпов намекнул, что Пастернак может получать деньги от своего издателя, не опасаясь властей. Я привозил деньги и передавал их либо лично Пастернаку, либо по его указанию через Ольгу[257]. <…> Но, как только Пастернак умер, КГБ решил нанести удар по беззащитным женщинам. Верхи решили «реабилитировать» Пастернака, чтобы все его материалы сохранить у себя под контролем, и все свалить на «жадную и авантюристичную» женщину. Вскоре Ольга и ее дочь были арестованы, архив Ольги захватили, а остававшиеся деньги, которые хранились, казалось бы, в надежном месте, были сразу же обнаружены[258].