её до смерти, а потом устроил для неё пир, то едва ли она что-то помнит. Трапеза, скорее всего, превратилась для неё в наслаждение, которое не измерялось временем. Да и вела она себя так, будто ничего не было.
После встречи с Игнатом прошло три дня. Он больше не объявлялся. Я тешил себя мыслью: вдруг пронесло? Вдруг у него нашлись другие дела или он просто, по причине своей взбалмошности и сумасшествия, увлёкся чем-то другим. Судя по его рассказам, увлечений у него хватало. И всё же это была неправильная мысль. Мысль, от которой нужно было избавиться. Я не должен был ждать, когда он что-то сделает. А что мог сделать я? Единственное, что мне пришло в голову: спросить у Москвиной, где я могу его найти. Но у меня была веская причина этого не делать. Он её мучил, терроризировал и унижал, но это не значило, что она его по-прежнему не любила. Никто не мог дать мне гарантии, что Москвина не расскажет ему. В таком случае это теряло всякий смысл. Если я хотел взять инициативу в свои руки, то я должен был найти его первым и до того, как он узнает о том, что я хочу это сделать. Но и это — лишь пол беды. Положим, я найду его первым. Что дальше? Что я могу сделать альгулю со способностью к трансформации и гипнозу людей? Это было страшно, неправильно и глупо, но мне ничего не оставалось делать. Я просто ждал и готовился. Ждал, когда он сделает свой ход, чтобы я мог правильно на него ответить. Мне нужно было время. Кириллу нужно было время. Нам обоим нужно было время.
— Сколько время? — спросила Настя.
— Без пятнадцати девять, — ответил я.
— Хорошо. Можно ещё посидеть.
Настя была моей первой настоящей девушкой. Раньше я и подумать не мог, что иметь девушку это не только целоваться, зажимать и ждать, когда случится самое волшебное волшебство. Сидя в этой скромной кафешке на третьем этаже торгового центра, я ощущал настоящее удовольствие и понимал настоящую значимость — иметь близкого человека. Я вляпался в жутчайшую передрягу. Монстры, каннибалы, кровь, кишки, убийства, бандиты, мясо… События долбили кувалдой по нервной системе. Не будь эта неравная система усовершенствована клетками гуля, я бы уже давно сошел с ума. Было тяжело, а с Настей — легче. Мы ели мороженное, я видел, как она смотрит на меня, интересуется моими делами, моими проблемами, спрашивает: почему я выгляжу не выспавшимся. Она делает это не потому что должна, а потому что хочет. И от этого хорошо и тепло. Это успокаивает.
— Знаешь, я хорошенько подумал по поводу того, что ты сказала, — сказал я. — Глупо было это отрицать. Как ни крути, но выкинуть Демидову из головы за несколько дней, после всего того времени…, — я заметил, как Настя улыбнулась. — Чего?
— Ничего, — она облизала ложку. — Ты назвал её по фамилии. Первый раз слышу.
— Правда? — я пожал плечами. — Наверное. Думаю, я действительно думал о ней. Но это было уже не то. Как бы это объяснить…
— Не надо.
— Не надо?
— Уже нет, — она улыбнулась. — Ешь, а то мороженое растает.
— И что же изменилось? — я зачерпнул из стаканчика.
— Ты стал ещё чуточку более настоящим.
— Ну-у-у, ладно, — я улыбнулся. — Хочешь ещё чего-нибудь?
— Можно посмотреть.
— Молодой человек! — я поднял руку. — Можно нам меню, пожалуйста?
К нам подошел парень в черном фартуке, одетом поверх красной майки. Он принёс два меню, а пока мы выбирали, собрал пустую посуду и грязные приборы.
— Такие названия, что и не поймёшь, что выбрать, — сказала Настя и посмотрела на официанта. — Не посоветуете мне мятный безалкогольный коктейль?
— Да, конечно, — парень наклонился к Насте и заглянул в её меню. — Могу предложить вам… сдохнуть!
Он вдруг дёрнулся. Грязная вилка, сжатая в его кулаке, понеслась к Настиному горлу. Я откинулся назад и ударил коленями по столешнице снизу. Небольшой квадратный столик с круглой железной опорой подскочил вверх и подбил руку официанта. Настя вскрикнула, по лицу потекла кровь.
Официант схватил её за волосы, потянул к себе и снова замахнулся. Я перехватил его руку и ударил о столешницу. Раз, два, три, четыре! Да, что с тобой, сука?! Я пережал ему кисть и сломал несколько пальцев, но он продолжал сжимать вилку. Его глаза вылезли из орбит, белки глаз покрыла сетка кровавых капилляров. Он рычал, выпуская слюни сквозь сжатые зубы, а второй рукой наматывал волосы Насти на кулак.
— Тима!
— Ну, сука!
Я обхватил его переломанную и обезображенную кисть, сжал в свой кулак и засадил в предплечье второй руки. Он дернулся. Ослабил на секунду хватку. Я вскочил на стол и ударил его коленом в челюсть. Он запрокинул голову. В глазах появилась дымка. Загремела падающая на пол посуда. Повыскакивали посетители с соседних столиков. Закричали женщины.
Обеими руками я вцепился в руку, которой он держал волосы. Не жалея сил, я разболтал её, слыша, как хрустят пальцы. Затем ударил с левой под дых. Он скрючился и разжал руку. Я оттолкнул Настю к окну и едва уклонился от взмаха десертной ложечки. Десертной ложечки?!
Словил его обе руки, бросил с силой вниз и ударил ногой в грудь. Официант катапультировался. Снес скатерть и посуду с первого столика, а второй столик смёл вместе со стульями.
Люди с криками выбегали из кафе. Несколько мужчин стояли рядом, расставив руки. Пытались понять, что произошло и кого защищать. «Успокойтесь! Успокойтесь! Без паники!» — кричала администратор, высунув голову из двери туалета.
— Вызовите полицию!
Выбросив в проход стол, я сел напротив Насти. Он схватила меня за руки. Её ногти медленно погружались в мою кожу. Она побледнела и не моргала. Густые красные капли скатывались со лба к глазу и щеке.
— Ты в порядке?
— М-м-м…
Я подобрал с пола салфетку и вытер кровь. Фу-у-ух…
— Настя, всё хорошо! — я легонько её потряс. — Всё в порядке! У тебя всего лишь небольшая царапина на лбу, — я повернулся через плечо. — Принесите воды!
Не уверен, что меня кто-то услышал в общем шуме, но это было и не столь важно. Настя приходила в себя. Она чуть ослабила руки. Её начало трясти.
— Всё нормально?
— Д-д-д-д… да, — она кивнула, а затем её глаза снова расширились, и она показала трясущимся пальцем. — ТИМ!!!
Здоровенный сто пятидесятикилограммовый мужик в белом халате с колпаком на голове летел на нас через весь зал. На его глупом и ничего не соображающем лице тряслись щеки. Две пары подбородков отбивали аплодисменты. Он бежал, сбивая