бы и ещё тысячу, если бы я не ответил. Мне было глубоко плевать на Москвину, особенно после того, как она собиралась сожрать мои мозги. Тогда я думал, что именно — мозги. И всё же её психоз меня касался. Мы учились в одном классе. Уж лучше я поговорю с ней без свидетелей.
Нажав на кнопку звонка, я рассчитывал увидеть примерно ту же картину, что и последний раз. Реки слёз, размазанная тушь, пузыри соплей и всхлипывания. Дверь открылась. Я увидел совершенно другое. Передо мной стоял молодой парень — гуль.
Он улыбался. Улыбался — громко сказано, скорее — ухмылялся. У него были длинные коричневые рваные волосы, которые на разную длину закрывали уши. И большие глаза. Он смотрел на меня как-то по-доброму или… даже по-дружески. Что он хотел сказать этим взглядом? Такой беспечный, добрый, ни к чему не обязывающий, но странный для незнакомца взгляд. Он был одет в чёрные брюки и черную рубашку с белыми подтяжками.
— Где Мос… Ксения?
— Заходи, Тимофей, заходи! — он распахнул дверь шире. — Мы тебя ждали!
В прихожей никого больше не было. Я подался чуть вперед и заглянул глубже. Москвина написала столько сообщений, а вместо неё открывает дверь…
— Меня зовут Игнат, — он улыбнулся и протянул руку. — Ты слышал про меня.
— Да.
— Заходи!
Пожав протянутую руку, я вошел. Игнат закрыл дверь, положил руку мне на спину и провел в зал. За прошедшие несколько месяцев тут ничего не изменилось. Москвину заботили совсем другие проблемы. На полу лежал переломанный во многих местах ламинат, в углу валялись останки стола, у окна — погнутая батарея, над головой — торчащие обломки гипсокартона. Москвина избавилась лишь от пятен крови. Не везде, но с большего. Не знаю, что с ней происходило всё это время, но кажется…
— Так где Ксения?
— Представь, я о тебе тоже наслышан! — он сделался наигранно радостным. — Тимофей Кононов, — отойдя на пару шагов назад, он склонил голову и обсмотрел меня, будто музейную статую. — Надо же! Значит это правда. Ты всё ещё зародыш! Потрясающе!
Зашкаливающая любезность и излишняя добродушность обычно ничего хорошего не сулили. Москвина прислала мне три сотни сообщений о помощи. В её квартире трётся этот Игнат. И он сказал, что они меня ждали. Я расставил ноги шире и сунул руки в карманы. Из такой позы я мог быстрее принять схватку, вот только… Он же альгуль. Он обратил Москвину. Вспоминая, на что способна эта тварь даже в наполовину трансформированном состоянии, я посчитал, что шансов у меня нету. Тем более он был готов. Он меня ждал.
— Скажу по правде, я ей не поверил! Но теперь, — Игнат хлопнул в ладоши.
— Кому не поверил?
Взгляд и его эмоции, даже если они были ненастоящими, мне не нравились. Я пробежался глазами по комнате и подался ближе к шкафу.
— Москвиной не поверил, кому ж ещё! А кто бы поверил?! Вот представь: мы не виделись больше года. Я наконец-то нашел время и заскочил её проведать. Думал, она хоть немного с головой подружилась. Ей преподнесли дар! — он вскинул руки к потолку. — Наделили её силой! Дали совершенное оружие для охоты, а она?! Дура, бл*ть! Ты знаешь, что она делает?
Я промолчал.
— Жрёт полуфабрикаты из морга! Ё-моё! Это же какой бесхребетной сукой нужно быть, чтобы опуститься до такого?! Потом мы пообщались. Сразу скажу: я не был с ней любезен. Знаешь ли, мне, как создателю, слышать, что мой отпрыск питается ссаными нагетсами… Это перебор. Нет, серьёзно! Это же…, — он помотал головой. — Ты представь, если бы лев — царь зверей просил оленей подвинуться, чтобы попить на водопое. Быть такого не может! Природа так устроена! Как она не может этого понять?! Лев жрёт оленей, а потом пьёт столько, сколько ему вздумается. Чёрт побери, ты знаешь, мне ведь пришлось даже её наказать.
— Где она? — я посмотрел в дверной проход.
— Да погоди ты! — он махнул рукой. — Я что рассказать-то хотел? А, вспомнил! Потом она мне заявляет, что хочет излечиться! Аха-ха-ха! Ты слышишь?! Излечиться! Слово-то какое! Она что, бл*ть, сифилис подхватила или трупную палочку от своих жмуриков?! Ей, суке неблагодарной преподнесли дар, а она сравнивает его с болезнью. Фу-у-ух! — Игнат размял плечи и похлопал себя по щекам. — Стоит только вспомнить, и я опять завожусь. Тогда я, по правде сказать, совсем озверел, — его лицо вдруг потемнело, улыбка испарилась. — Как ей такое в голову могло прийти? А потом я узнал, что это ты ей подсказал.
В отражении электронных часов я рассмотрел окно за спиной. Три шага и прыжок отделяли меня от разбитого стеклопакета и свободного падения.
— Чего тебе надо?
— Не буду врать, Тимофей, поначалу я сильно разозлился, — он посмотрел в пол и покачал головой. — Ведь это основа основ, понимаешь? Мы стараемся. Мы поддерживаем линию рода. Мы несём дар через года, и тут появляешься ты. Ты или любой другой чудак, каких я повидал ни один десяток. Ты говоришь, что дар — это болезнь, что он неё нужно избавиться, что мы прокляты, что лучше умереть, что… бла-бла-бла! Интересно, что все эти слабые звенья в цепочке очень похожи друг на друга. Чуть застенчивые, с завышенным чувством справедливости, живущие по правилам, с хорошим воспитанием. Я видел их десятки, и все они заканчивали одинаково. Тогда я подумал, что ты такой же. Очередной придурок несущий свою псевдорелигию по нашему миру. А потом я узнал, что ты всё ещё зародыш. Прошло несколько месяцев. Если бы я не увидел своими глазами, то не поверил бы.
Игнат обошёл меня и открыл окно. Квартиру протянуло сквозняком. Я отчетливо услышал запах еды. Свежей и ещё теплой еды в соседней комнате.
— Где Москвина?
— Там, куда всегда тянет гулей, — возле еды, — Игнат улыбнулся и махнул рукой. — Не беспокойся, с ней всё в порядке. Теперь уже да, а вот пару часов назад… Подумать только, она не хотела мне о тебе рассказывать. Мне, — он ткнул себя пальцем в грудь. — Своему создателю! Наотрез отказалась говорить о том, кто её надоумил этим бредням с излечением. Пришлось пойти на крайние меры. Неделя голодовки быстра привела её в чувства. Ты бы слышал, как она царапала ногтями стены, ммм-м-м…. мелодия. А потом знаешь что?! Вообще красота! Я привел ей еду, поставил возле двери и открыл окошко. Она сидела там в комнате, а запах просачивался под дверь. Клянусь, вот здесь, — Игнат показал пальцем в середину комнаты, а потом отвел палец чуть дальше к окну. — Даже вот