Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не грусти, милок, про любовь потерянную. Что было, то было… Давай лучше я ту историю доскажу тебе. Про мамочку, которую деревенские родственники от Сибири спасли. Когда она умерла, две сестры троюродные из деревни на похороны приезжали. А потом всю мебель из вашей комнаты увезли. И я не возражала – думаю, ты со мной согласишься. Комнату все равно освобождать нужно было. Но одну вещичку я утаила, не отдала им.
Тетя Даша подошла к божнице.
– Видишь эту иконку?.. С ней мамочка твоя к родственникам пришла. Сказывала мне: мол, хотела дать тебе иконку эту, когда ты уезжал в Америку, как материнское благословение. Да только не разрешили дураки партийные.
Алик быстро встал, взял из рук тети Даши иконку. Знакомый ему с детства деревянный прямоугольничек – краска кое-где поблекла, потрескалась. Немудрящая работа деревенского богомаза, какая уж там художественная ценность. И только большие, близко поставленные глаза Божьей матери жили, в них тлела печаль – «что ж вы над собой делаете, люди?»
Глава восьмая
Вечером заехал Яшка. Они расположились на заднем сиденье его «мерседеса». На Алике был темно-серый костюм, который он перед приездом Яшки достал из своей дорожной сумки и отгладил. У Яшки из нагрудного кармашка его модного, с позолоченными пуговицами, желтого пиджака торчал розовенький, под цвет галстука, платочек.
За рулем сидел бритоголовый парень.
– Его Ленчик зовут… Ленчик у нас – обладатель «черного пояса», – сказал Яшка. – Я правильно обозначил твой разряд по карате?
Парень, не оборачиваясь, утвердительно мотнул головой, непропорционально маленькой по сравнению с могучей шеей и широкими плечами. На переднем сиденье, справа от него, лежала книжка.
– А в свободное время он читать любит… Что сейчас читаешь, Ленчик?
– «Любовь в Античном мире».
– Слышал? – Яшка, улыбаясь, посмотрел на Алика. – Человек Античным миром интересуется… Ну и как там насчет этого обстояло?
– Пидоров много было. А по части способов – все то же; ничего новенького не придумали.
«Мерседес» мягко шуршал шинами по вечерним улицам. В сумерках, прерываемых светом нечастых фонарей, Москва смотрелась поопрятнее.
– Сперва мы в Замоскворечье поедем, – сказал Яшка. – Там есть один элитный ресторан, столик я уже заказал. Кормят вкусно.
«Мерседес» остановился в полутемном переулке, возле двухэтажного особнячка, построенного в стиле ампир, наверное, еще лет сто назад. Над входной дверью мерцало неоновое название: «Андромеда».
Выйдя из машины, Яшка наклонился к открытому окну водителя.
– Ленчик, мы тут часа два-три посидим. Можешь пока смотаться куда-нибудь.
– Не велено, Яков Наумович, вас оставлять. Я вон там за углом, в проулке, машину поставлю, буду ждать, сколько нужно. Книжку полистаю – тут картинки интересные.
Высоченный швейцар, в брюках с лампасами и в фуражке с кокардой, улыбнулся Яшке, как старому знакомому, распахнул дверь. Брючный карман у швейцара оттопыривался. Поймав взгляд Алика, Яшка обронил: «'Пушка' у него в кармане. Для порядка».
Теплый воздух внутри большого прямоугольного зала источал запахи ресторанных блюд. Покачивая бедрами не хуже, чем Лолита, к их столику быстро подошел смазливый официант, положил перед каждым меню. Список блюд в меню был длинным, на нескольких страницах. «Белужья икра с блинами и гарниром по-гречески», «Баварская утка под медово-имбирным соусом», «Медальоны из омара, обжаренные, с муссом из креветок» – названия блюд звучали возвышенно-аристократически. Под стать им были двухзначные и трехзначные цены в долларах.
– Что пить-есть будем? – спросил Яшка.
– Да не разбираюсь я в этих идиотских названиях. Заказывай сам. Честно говоря, я и есть-то особенно не хочу. – Алик вздохнул, под пиджаком привычно приложил ладонь к тому месту справа от грудины, где уже несколько дней, как поселилось постоянное тупое давление.
Официант принял заказ. Быстро принес ледяную водку в запотевшем графинчике, закуску – «Рулет из копченой лососины с лимонным суфле». Опрокинув рюмочку, немного пожевав без аппетита, Алик положил вилку.
– Что ж, Яшка, рассказывай о себе – как живешь. Столько лет не виделись.
– Живу ничего, в бизнесе раскрутился, деньги делаю хорошие.
– А кроме бизнеса, для души?.. Вон тетя Даша утром свое беспокойство мне высказала – чего же это, мол, Яша все не женится?
– Если еще раз спросит, расскажи ей старый анекдот. Помнишь, один мужик на подобный вопрос удивленно говорит: «Ради стакана молока заводить целую корову?»
– У тебя когда-то музыкальный талант прорезался – на скрипке играл.
– Не забыл ты… Музыка со мной. Иногда найдет настроение – запрусь дома, отключу телефон, достану свою скрипочку. Техника, конечно, без ежедневных упражнений слабовата стала, но ведь никто и не слышит, играю для себя – как ты изволил выразиться, для души… А иногда просто сижу и весь вечер слушаю в одиночестве классическую музыку, компакт-дисков у меня навалом. Знаешь, все больше влюбляюсь в Шуберта. В его лучших произведениях столько изящества, никому ничего не навязывает – ни громокипящих страстей, ни слезливых всхлипов. Журчит себе прозрачный ручеек, о чем-то сокровенном размышляет мудрый и грустный автор, и на душе у слушателя тоже становится светло и чуть грустно.
– Прямо-таки про тебя поэт сочинил: «Еврейский музыкант – он Шуберта наверчивал, как чистый бриллиант».
– Какой уж там еврейский… Сам себя часто спрашиваю, кто я? В том и дело, что русский я до последнего закоулка в душе. И Москва, где я родился и вырос, – это мой город. Ее бесшабашность, и размах, и то, что она слезам не верит, и милосердие ее, и греховность – во мне все. По-научному «ментальность» называется?.. Если бы не антисемиты, наверное, и не задумывался, что за фамилия у меня такая. Спасибо им, не дают забыть про корни.
Яшка замолчал, вытер салфеткой губы со следами лимонного суфле.
– Сегодня по телевизору передавали интервью с Пенкиным, – осторожно начал Алик.
– Знаю.
– В каком, однако, кровавом дерьме это ваше «первоначальное накопление» варится.
– Да не слушай ты этих газетных врунов. Чтобы увеличить свои тиражи, они такое наплетут… Если наш банк и вступает в конкурентные отношения с какой-нибудь другой финансовой группой, возникающие проблемы мы всегда стараемся решить по-джентльменски. – Явно переводя разговор на другую тему, Яшка указал пальцем на лоб Алика. – Помнишь, старик, как ты этот шрам получил?
– Вроде бы классе в четвертом подрался с кем-то у нас во дворе.
– А я как сейчас вижу. С Ванькой Беловым ты дрался. Тот на год старше, но ты заводной был, не испугался. Мы с Левкой в стороне стояли, не вмешивались – драка честная, на кулачках, один на один. А он, сука, в кулаке ключ от квартиры зажал да им по лбу тебе и вдарил. За эту подлянку гнали мы его потом с Левкой до четвертого этажа в вашем подъезде, пока он за дверь своей квартиры не шмыгнул.
– Где он теперь, Ванька бедный?
– Кто его знает. Может, в тюряге опять. А может, сгорел уже по пьянке.
Яшка снова наполнил рюмки. Алику пить не хотелось – он только пригубил. Официант принес горячее блюдо – «Французский голубь на гриле с тольятелли из каштанов и жареными лисичками в зеленом соусе».
На эстраду в конце зала стали подниматься патлатые музыканты. Долго настраивали инструменты. Потом заиграли. По принципу: чем громче, тем лучше. Известная певица – Алик помнил ее еще по прежним годам – выскочила из-за спин музыкантов. Микрофон засунут чуть ли не в рот; под коротенькой, не по возрасту, юбочкой колышутся рыхлые бедра немолодой женщины. Изображая неземное томление, певица поведала миру, как она любит его и как он любит ее. Грохотал барабан, гудели духовые инструменты, визжала певица. Разговаривать стало невозможно. Доев «французского голубя», Яшка подозвал официанта, расплатился. Алик попытался было принять в этом участие, но Яшка обиженно отстранил его руку.
Швейцар в брюках с лампасами открыл им дверь, уважительно спросил:
– Почему так рано, Яков Наумович? Тут только самое представление и начинается. Позднее стриптиз будет.
– В следующий раз, дорогой, в следующий раз непременно, – Яшка вложил в широченную ладонь швейцара зелененькую бумажку.
На улице было темно и пусто. Вверху, в просветах между плывущими облаками, тревожно загорались и гасли звезды.
– А теперь мы держим путь в один частный клуб, – сказал Яшка. – Посторонних туда не пускают. Там великолепные девочки.
– И они – за деньги?
– Старик, где это сейчас видано – задаром?
– Да не смогу я так… Чтобы получить от этого дела удовольствие, мне нужна хотя бы иллюзия, что я бабу охмурил, понравился ей. А за деньги – у меня никогда и не было.
- Присяжный поверенный и министр - Виталий Бернштейн - Современная проза
- Эшелон на север - Виталий Бернштейн - Современная проза
- Паранойя - Виктор Мартинович - Современная проза
- Утренние старики - Олег Куваев - Современная проза
- Путешествия по Европе - Билл Брайсон - Современная проза