– Благодарной?
– Ну да, – я повернулась, не поднимая на него глаз, взяла пуговицу на его куртке и стала крутить в руках. Но всё же логично? Тогда чего он злится? – Понимаешь, какими бы жалкими ни были союзники, но хороший король… королева… должен награждать даже за мельчайшую службу…
Мне хотелось объяснить, что уж тем более следует награждать службу большую, а он, Бертран, меня всё же спас, мою жизнь, а потому достоин… Но Бертран вдруг резко отступил и прошипел:
– Не стоит. Мне было несложно спасти глупую девчонку из дурацких ловушек для дураков.
– Глупую девчонку?!
Подняв взгляд, я уставилась в его зелёные крапчатые глаз. Да как он смеет! Я почти простила его и почти успокоилась, и вообще я… я же по-хорошему хотела!
– Я верну тебе потраченные на меня деньги, – упрямо и глупо повторила, задыхаясь от гнева и боли, но продолжая широко улыбаться.
– Я их выброшу в реку. Мне они не нужны.
– Жалкий, избалованный мальчишка! – мой голос внезапно сорвался на крик. – Тебе всё легко падает в руки, не так ли? Женщины, блага, деньги… Ты понятия не имеешь даже как их зарабатывать и…
Он зло и насмешливо посмотрел на меня. И я вдруг почувствовала себя той самой глупой девчонкой. И желание ударить стало просто нестерпимым. Потому что… Нет, ну это просто невозможно!
– И целоваться ты совсем не умеешь!
Я замерла, пытаясь осознать смысл слов, вырвавшихся из моего рта. Рассудок вышел, хлопнув дверью, логика упала и умерла. Но я упорно растянула губы в улыбке.
Почему-то именно эта фраза сильнее всего зацепила Кота.
– А, – просвистел он звенящим шёпотом, – то есть, ты умеешь лучше? Или, может, лучше умеет Румпель?
«Капец. Признайся, что ты соврала, Майя. Это лучшее, что ты сейчас можешь сделать».
– Может и умеет. Может и Румпель.
– Ясно, – выдохнул Бертран, а затем издевательски поклонился: – Не смею вас больше задерживать, Ваше величество. Вас ждёт Его светлость.
Он резко развернулся и зашагал широким шагом прочь. Вот и поговорили…
«Майя, он сейчас уйдёт… И… совсем уйдёт. Ты его обидела».
Мне хотелось броситься за ним и удержать, вот только голова кружилась и ноги словно примёрзли к дорожке. Проклятый корсет! В глазах темнело.
– Бертран! – крикнула я.
Но он даже не обернулся.
– Прости…
Я не знаю, сказала ли последнее слово вслух, потому что голос вдруг пропал. Опустилась на ближайшую садовую скамейку, стараясь не упасть, и закрыла лицо.
Что со мной? Что вообще со мной происходит? Я же… ну я же совсем по-другому хотела и…
Я закрыла лицо руками и расплакалась. Если бы он вернулся и увидел, что я плачу, он бы, наверное, понял, что со мной, и, наверное, простил бы… Злость и гнев, ярость и обида куда-то исчезли. Осталась только невыносимая боль. И я знала, что если бы Бертран подошёл сейчас, то я бы не стала его отталкивать и лгать, что не ревную, и что мне нет до него дела. И не стала бы сопротивляться, если бы он меня обнял. Наоборот, прижалась бы к нему…
Но он не пришёл.
***
На ужине появилась Белоснежка. Я сделала вид, что ничего не происходит. У меня не было сил даже обрадоваться её первому шагу ко мне.
Бертрана не было, и я не стала спрашивать где он. Его место никто не занял, и пустой стул странным образом портил мне аппетит.
– Румпель, я хочу, чтобы по каждому шагу следствия вы отчитывались передо мной и принцессой, – насколько могла мягко сказала я. – Нужно найти и наказать убийцу Его величества. И нам с Белоснежкой будет спокойней, если мы будем понимать, что происходит.
Румпельштильцхен наклонил голову.
– Конечно, Ваше величество.
– Белоснежка, завтра будет бал. Я не очень-то хочу его, но он нужен для блага королевства.
Синие глаза сузились. Она побледнела и явно рассердилась.
– Думаю, тебе тоже надо будет на нём появиться, но танцевать не обязательно. И присутствовать до конца – тоже. Я верно понимаю?
Я вопросительно взглянула на Румпеля. Тот кивнул.
– Королевы не всегда делают то, что хотят, – грустно усмехнулась я. – Но я буду тебя очень признательна, если завтра утром ты составишь мне компанию в прогулке по саду.
– Зачем? – буркнула Белоснежка.
– Мне кажется, нам есть что обсудить. Или ты так не считаешь?
Белоснежка положила себе на блюдечко шарик сливочного мороженного. Полила шоколадом. Зачерпнула серебряной ложечкой, облизнула её и только тогда сумрачно взглянула на меня и ответила:
– Хорошо.
– Вот и чудесно. А сейчас, господа, прошу меня простить. Я ещё не совсем выздоровела.
Я встала, кивнула присутствующим и отправилась к себе.
Комната встретила меня тишиной и молчанием. Я легла на кровать, чувствуя, как кружится голова и меня знобит. Всё вспоминала и вспоминала дурацкий разговор в саду и не могла понять, что со мной случилось. Почему я говорила то, что совершенно не хотела говорить, и не говорила то, что было сказать разумно и правильно.
Почему меня так трясёт в его присутствии? Почему я злюсь на него тогда, когда вовсе не на что злиться?
И в то же время я прислушивалась к тишине. Мне почему-то казалось, что Кот непременно постарается ещё раз попытаться поговорить и вообще… Может захочет высказать претензии, например. Я всё ждала, что он либо поскребётся в дверь, либо заберётся на балкон.
Но нет. Всё было тихо.
Я поймала себя на этом чутком вслушивании. Ужаснулась. Накрылась одеялом с головой и тихо прошептала:
– Майя, ты влипла.
Сердце стучало как сумасшедшее. Я так давно ни в кого не влюблялась! Даже уверена была, что всё, все эти глупости позади, и я