Читать интересную книгу Крылатые люди - Игорь Шелест

Глава седьмая

В ночь с 15-го на 16 апреля 1945 года 250-й полк 14-й Смоленской гвардейской дивизии дальней авиации готовился к бомбовому удару по Зееловским высотам, что прикрывали своими сильнейшими укреплениями на западном берегу Одера путь на Берлин. Командир полка подполковник Виталий Александрович Гордиловский уже выслушал доклад о готовности всех самолетов и о том, что в бомболюках каждого из них по две тонны фугасок. Оставалось ждать распоряжения на вылет.

Среди ночи к ним на аэродром вдруг прилетел их командир 4-го гвардейского корпуса АДД генерал Счетчиков. Георгий Семенович, созвав весь личный состав полка, расспросил летчиков об их подготовке к полету, сказал, что обстановка предстоящего боевого вылета в эту ночь должна быть сложная (это удивило, так как ночь была звездная). Далее он особо обратил внимание всех летчиков и штурманов на то, что радиообмены в этом боевом вылете отменяются, что должно неукоснительно соблюдаться полнейшее радиомолчание.

Некоторые из летчиков переглянулись.

— Да, да, — подтвердил Счетчиков, — полнейшее радиомолчание. И выруливать на старт, и взлетать будете только по световым сигналам! — Помедлив несколько, командир корпуса снял с руки часы: — Теперь, товарищи, давайте сверим время.

Спустя некоторое время Георгий Семенович отвел в сторону Гордиловского.

— Виталий Александрович, что подвешено в вашем самолете?

— Восемь фугасок, по 250 килограммов каждая, товарищ командир корпуса! — ответил подполковник.

— Вот что. Прикажите, чтоб сейчас же с вашего самолета сияли все бомбы, а вместо них пусть подвесят САБы. В основном связки белых, и только две — красную и зеленую. И проверьте сами, чтоб все было надежно, чтоб успели все вовремя.

Командир полка тут же отдал нужные распоряжения.

Счетчиков продолжал:

— Итак, вам задание: над целью у Зееловских высот против изгиба Одера быть на заданной боевой высоте в 5.00. Причем особо подчеркиваю, сброс своих САБов вы должны произвести в 5 часов, плюс-минус 15 секунд!

Гордиловский торжественно вытянулся:

— Есть сбросить САБы над целью в 5 часов, плюс-минус 15 секунд!

Уже по этому подчеркнуто точному времени Гордиловский понял, что задание ему дается исключительной важности, и это заставило его сердце чаще биться. Однако Счетчиков больше ничего не сказал, был сдержан и, отдав все последние распоряжения, тут же улетел на свой аэродром. (Как потом выяснилось, части АДД вылетали в эту ночь с 36 аэродромов!)

За несколько минут до пяти часов утра первый самолет Гордиловского приблизился к Одеру. Но командира полка крайне озадачило то, что, сколько ни присматривался он к линии фронта с высоты четырех тысяч метров, ни слева, ни справа не видно было ни малейшего проблеска огонька, одиночного выстрела, трассы. Все на земле погружено было в абсолютную темноту.

— Ну, как цель? — спросил Гордиловский своего штурмана Александра Горбачева, которого все в части звали чаще «Пчелкой-4», по его позывному.

— Цель впереди. Мы точно выйдем по времени.

— Тогда открывай бомболюки!

Он посматривает на стрелку секундомера: идут последние секунды.

— Сброс!..

Пошли. Гордиловскому не видно их, но по свету, который вспыхнул где-то ниже самолета, он понял, что САБы сработали. И тут же слева от него вздыбился вертикальный свет прожектора. А в следующий миг целое море горизонтально лежащих прожекторных лучей озарили позиции противника. Вместе с этим началась ураганная пальба бесчисленного множества пушек, всех видов артиллерии. А с воздуха посыпались бомбы первых, летящих за Гордиловским самолетов его полка, а потом и многих-многих полков АДД. Как ни высоко летел летчик, его потряс, ошеломил весь этот возникший по его мановению ад кромешный! Такого он за всю войну не видел никогда.

И когда Гордиловский, пройдя еще вперед, затем разворачивался к себе на восток, он, все еще потрясенный, видел, как разрастается, вспенивается, клубится кипящее, бурлящее огненное море величайшей артподготовки перед последним и решительным броском наших войск на Берлин.

Но вот уже невиданное торжество "бога войны" осталось у него позади. Лишь огненные блики все еще играют на стеклах фонаря впереди, а горизонт перед ним начинает розоветь узкой пробивающейся полоской. Но что это? Не галлюцинация ли? Ему чудится, что он видит перед собой несметное множество перелетных птиц. Они даже закрывают собой бледную полоску рассвета. Летчик начинает быстро снижаться, чтобы не угодить в эту, надвигающуюся на него живую тучу. И наконец ясно видит, что это идут ему навстречу наши самолеты. Как он потом узнал, их было несколько тысяч!

"Наша авиация шла над полем боя волнами, — будет вспоминать потом Георгий Константинович Жуков. — Ночью несколько сот бомбардировщиков ударили по дальним целям, куда не доставала артиллерия. Другие бомбардировщики взаимодействовали с войсками утром и днем. В течение первых суток сражения было проведено свыше 6550 самолето-вылетов". И тут же маршал Жуков рассказывает:

"Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, ослепляя противника и выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю свою жизнь я не помню подобного ощущения…"[17]

И еще позволю себе привести несколько строк из "Краткого очерка истории дальней авиации":

"На завершающем этапе войны, в Берлинской операции, когда войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление, за 1,5–2 часа до рассвета им оказала помощь ДА в прорыве мощной обороны. В составе экипажей находилось немало прославленных летчиков, которые еще в 1941–1942 гг. участвовали в налетах на Берлин. Среди них: дважды Герои Советского Союза В.Н. Осипов, П.А. Таран, Е.П. Федоров, А.Н. Молодчий, Герои Советского Союза — Э.К. Пусэп, В.Ф. Романов и многие другие…"[18] Мне отрадно сознавать, что в числе этих многих и многих других были и герои моей книги, были и те, которых, может быть, еще никто ни разу не упомянул в печати, но они тоже, не щадя себя, летели в этот бой, чтобы со всем нашим народом победить немецкий фашизм.

Эпилог

 Прошло более тридцати лет мирной жизни.

Как же сложилась судьба героев этой повести в после военные годы?

С радостью могу сказать: их мирная жизнь могла бы послужить сюжетом для повой книги.

Первый послевоенный год Георгий Павлович Молчанов трудился лесником. Потом заскучал без общества, без полетов, без добрых людских улыбок. Он пришел в промышленность, на летно-испытательную работу в исследовательский институт.

Герой Советского Союза Сергей Савельевич Сугак, когда пришло время расстаться с полетами, поступил работать на фабрику «Бумиз». Со временем его избрали секретарем парткома.

Когда я попросил Сергея Савельевича рассказать о себе, он долго молчал, потом сказал:

— История моя… как бы это сказать… не показательная, что ли? Я вовсе не хотел летать. Не думал, не мечтал о полетах, как ты, например. Больше всего на свете любил русскую литературу. Когда же по комсомольскому набору меня направили в летную школу, я даже попробовал схитрить, чтобы не попасть в нее. Вспоминая об этом, до сих пор краснею. Ну а потом, научившись летать, став военным летчиком, полюбил свою мачеху-авиацню, как мать родную! С ней всю войну делили мы и радости и слезы…

Вениамин Дмитриевич Зенков после войны был представителем Аэрофлота в одной из социалистических стран. Выйдя в запас, он посвятил себя почти всецело общественной работе.

Константин Павлович Иконников не уступит Зенкову в кипучей энергии. К тому же годы будто не касаются его: он все так же спортивен, динамичен, опытен. Поэтому и нужен до сих пор испытательному аэродрому.

Сергеи Алексеевич Ульяновский, кончив летать и уйдя в запас, поселился в небольшом городе на Украине. Здесь он в течение ряда лет великолепно проявил себя на руководящей работе в исполкоме городского Совета.

В послевоенный период бурного развития нашей реактивной авиации отличным летчиком-испытателем больших машин проявил себя Владимир Васильевич Поиомаренко. Теперь он продолжает вести научную работу в исследовательском институте.

После войны Героя Советского Союза генерала Владимира Порфирьевпча Драгомирецкого в 1946 году вызвал к себе Александр Евгеньевич Голованов и сказал, что, приступив к восстановлению народного хозяйства, страна нацелилась на освоение своих природных богатств и в этой связи ему, Драгомирецкому, поручается возглавить экспедицию в северные районы.

Карта Советского Союза в кабинете Голованова занимала всю стену. Александр Евгеньевич показывал Владимиру те места, куда лежит путь экспедиции.

— Поручая вам и вашим авиаторам это исключительно важное дело, я отдаю себе отчет в том, как трудно в тяжелых природных условиях сделать все это без потерн самолетов. И все же об одном вас прошу: потерять как можно меньше людей!