Читать интересную книгу Освободите тело для спецназа - Сергей Шемякин

Полежав минут двадцать, вникая в обстановку, Глеб перевернулся на спину и начал впадать в транс. Над головой мерцали подмигивая звёзды, а из-за листвы высовывался узкий серпик зарождавшегося месяца. Ночь убаюкивала. Тихо, ни шороха. Расслабиться бы, да заснуть. Сержант немного поёрзал спиной, вдавливая в землю какой-то сучок и отгоняя подступавшую дремоту….

И вот он уже лёгкое облачко, которое с головокружительной быстротой мчится в высь, в беспредельную синеву. — У-У-У-У! — вырвался он в астрал, в очередной раз захлебнувшись в ликующем крике, упиваясь лёгкостью и свободой. Зависнув всего лишь на секунду, он описал вокруг своего тела торжествующий круг и ринулся к особняку.

— Спецназ! Вперёд!

Перед стеной он, правда, благоразумно сбавил скорость и стал медленно проникать на второй этаж. «Сначала дом, потом подвал, в башню и назад», — решил он протискиваясь сквозь стену в ту комнату, где горел свет.

Повезло ему, или нет, Глеб пока оценить не мог. Но факт, что четыре мужика не спали, а с остервенением резались в карты, оставался фактом.

— Тебе сдавать, Эдди, — весело посмеиваясь, бросил колоду Бригс сидевшему напротив крепышу. Судя по куче лежавших перед ним банкнотов, ему было с чего посмеиваться.

— Не скаль зубы летун, ещё не вечер! — огрызнулся Эдди, ловко тасуя колоду.

Сержант удовлетворённо хмыкнул, получив подтверждение, что Бригс, как он и думал — пилот вертолёта. Остальные в этой компании были охранниками. «И как это они его не обчистили скопом?!» — подумал Глеб, удивившись, и вышел через закрытую дверь, чтобы проверить остальные комнаты. В одной спал тщедушный медик, положив свои очки на раскрытую книжку под ночником, в другой шумно храпел Шнайдер, оставшиеся оказались пустыми. Значит людей в доме не прибавилось.

«Интересно, сколько они ещё будут играть и когда у них смена в башне?» — задался вопросом сержант, спускаясь на первый этаж. Дверь в кабинет Шнайдера была приоткрыта. «Везёт! — оценил Глеб. — Не дай Бог, пришлось бы замок ломать».

Свет от фонарей с улицы двумя косыми параллелограммами падал на пол, выхватывая в полутёмной комнате уголок шнайдеровского стола, кресло и часть ковра. Обойдя по привычке светлые участки, сержант подошёл к стеллажу и двинулся вперёд, сначала в отсек, где маячком горела лампочка замка, а затем в подвал.

Подойдя к первой камере, Глеб осмотрел дверь: «Подломлю на раз!» — подумал он, усмотрев щель между полотном двери и косяком, куда можно было вставить монтировку. «В крайнем случае — вышибу!» — вдавил он голову во внутрь комнаты, решив посмотреть что там творится. Девушка спала, свернувшись калачиком. В тусклом свете единственной лампочки чуть заметно вздымалась её грудь. «Не дай бог, если опять снотворное вкололи, — забеспокоился сержант. — Двоих мне не вытащить! Надо глянуть на вторую». Пропустив не занятый средний бокс, он заглянул в следующий. Тот был пуст. Осталась лишь смятая постель. «Ну и где же она?» — метнулся он к центральной камере, чувствуя тревогу. Аккуратно заправленная койка и — никого! «Куда же они её дели?!» — забеспокоился Глеб по-настоящему, заглядывая во все комнаты подряд.

На душе у него стало нехорошо. Муторно и тоскливо. Он ещё только приближался к двери операционной, а внутри уже свербело: — Не заходи! Не заходи! — Как тогда, когда он стоял перед комнатой Сьюзен.

Сжав зубы, сержант сделал шаг, а затем второй. Шагнул, хотя всё естество противилось этому. Глеб чувствовал этот тугой сгусток астрала, ощущал его всей кожей и всем существом. Около него тяжело было двигаться и даже дышать. Этот сгусток хранил отпечаток насильственной смерти. Смерти страшной, безжалостной и жестокой. Злобным холодным камнем этот сгусток застыл посередине потока, и астрал огибал его, разнося печальную весть скрученными тугими жгутами.

БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ ЗЛЫЕ УБИЙЦЫ! БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ!

Можно уйти от закона, можно уйти от полиции, можно забиться в укромную щель. Но куда уйдёшь от астрала?! Он достанет везде! Нет убийце прощения! Если погибнет сразу — пусть считает, что ему повезло. Иначе будет страдать и мучиться всю оставшуюся горькую жизнь. Астрал не мстит, нет! Он высекает в злобной душе искру раскаяния. И знай человек, поднявший руку на своего собрата — ты поднял её на себя! Если убил из-за денег — быть тебе бедняком! Если любишь жену — стать тебе вдовым! Вместо свободы — тюрьма, вместо здоровья — болезнь, вместо радости — горе. У тебя не будет детей или рок прикуёт их к постели и кошмарные сны будут сниться каждую ночь. Страдай человек! Очищайся от скверны! Может Бог и простит, что забыл ты заповедь божью: НЕ УБИЙ! НЕ УБИЙ!

Девушка лежала в стандартном прорезиненном мешке, для перевозки трупов. Взгляд, споткнувшись о него, тут же попадал в ловушку. Слишком чёрным смотрелся этот страшный мешок на белом операционном столе. Слишком чёрным! Как само зло. Глаза впивались в него намертво, с ужасом улавливая за складками клеёнки контуры человеческого тела.

Несколько шагов к этому мешку Глеб проделал стиснув зубы и унимая невольную дрожь. Его астросом корчился, не желая туда шагать, и всё внутри кричало: Не надо! Не надо!

— Су-у-ки! — отчаянно завопил он, зацепившись взглядом за то, от чего уберегал его астросом. — Не задёрнули молнию до конца: русые волосы, высокий лоб и пустые глазницы с запёкшейся кровью! Часть посеревшего носа, а дальше, дальше — чёрный мешок! И не видно ни миловидных припухших губ, ни приметной родинки на левой щеке. Ничего. «Живую резали суки! Живую!»….

— Су-у-ки! — бешено орал он, отступая назад, и захлёбываясь от боли в груди и ярости. Его трясло от нахлынувших чувств, собственной беспомощности и невозможности вернуть безвинно загубленную жизнь. Хотелось прикончить этих подонков, стереть их с лица Земли раз и навсегда. Жалость острым гвоздём рвала душу, и хотелось выть, орать и крушить всё подряд.

Глеб простоял в коридоре несколько минут. В таком состоянии действовать было нельзя. «Я спокоен, спокоен, спокоен», — внушал он себе, пока не почувствовал, как ушла бившая его дрожь и появилась способность трезво соображать. «А я ещё монтировку хотел чем-то мягким обмотать… дурак!… Чтобы никого не изувечить…. Ну держись, сучары!»

Он взмыл вверх к башне, проскакивая одно перекрытие за другим.

Охранник лениво развалился в кресле, поглядывая на мониторы. Глеб присмотрелся ещё раз к первому и четвёртому экрану, ощупывая границу прохода. «У дорожки надо поосторожней», — подумал он и вышел из башни в полуоткрытую дверь. Спустился с чердака, заглянув ещё разок в комнату, где засели картёжники и перенёсся к своему телу.

Через десять минут он был готов действовать. Часы показывали пятнадцать минут третьего. — Ну, с Богом! — сказал он сам себе и медленно пополз в проход.

Радиолучевой сигнализации сержант не опасался. Обычно у большинства систем в полутора-двух метров от стоек была мёртвая зона, их и выносили соответственно за охраняемый периметр, а не ставили как здесь по углам забора. Но даже если бы она и сработала, вероятность того, что поднимут тревогу, была мизерной. Что её поднимать, если на камерах пусто?!

Не отрывая взгляда, Глеб полз на правый скат башни. Опасаться он начал, когда до дома оставалось метров двадцать. Крыша башни уже ни просматривалась, но не это его смущало (он давно уже приметил на стене дома подходящий по направлению ориентир). Хуже было другое — от фонарей над входом, падавшая влево от его тела тень, становилась резче и заметнее, явно пересекая границу прохода. Сержант стал двигаться ещё медленнее, буквально по сантиметрам, мысленно представив себе, как по краю экрана практически незаметно смещается тёмная полоска.

«Фу!» — выдохнул он, добравшись до стены. «Там, где пехота не пройдёт, и бронепоезд не промчится, спецназ на пузе проползёт, и ничего с ним не случится!» — вспомнилась спецназовская считалка для темпового переползания на полкилометра. Хотя здесь рвать из последних сил не пришлось, но та замедленность движений тоже вымотала достаточно.

Отдышавшись и оценив обстановку, сержант начал карабкаться наверх. «Как по заказу сделали», — подтянувшись, втиснул он носок кроссовки на очередной держатель, забитый в стену. Громоотвод — аккуратно покрашенный металлический стержень, диаметром миллиметров десять, держал великолепно и даже не гнулся под его тяжестью. Будь это в боевом штурме, он бы не думая, выдержит, или нет, секунд за пять взметнулся бы на крышу, а теперь, его главное оружие — скрытность и тишина. Вот Глеб потихоньку и подтягивался, стараясь всю тяжесть тела перенести на держатели, забитые в стену. «Чуть бы дальше от стенки проложили и был бы не громоотвод, а лестница. А если бы у бабушки были яйца, то была бы она дедушкой», — выдёргивая застрявшую ногу с последней перекладины, осторожно перевалился он через край крыши. Крыша не издала ни звука. Американцы строили добротно.