Читать интересную книгу Последняя тайна Лермонтова - Ольга Тарасевич

Просто вдруг хлынул теплый нежный свежий дождь. И я не могла от него прятаться, пусть льется. Ласковый шепот, едва различимая мелодия. Первый смелый искрящийся луч солнца, запутавшийся в струях воды...

Мне казалось, мы пьем друг друга, смакуем наши души, обнажаем мечты.

Мне казалось: я понимаю и постигаю его всего, целиком и полностью.

Мне казалось: во всем этом нет ни тени сексуального влечения, ни капли любви.

Происходит что-то другое.

А что – я не знаю, потому что раньше со мной никогда такого не случалось.

На новой странице моей жизни вдруг появилась какая-то надпись – а я ее не понимаю, и не могу прочитать, другой уровень, седьмое небо, сто двадцать восьмое измерение или десятый круг ада, где мучение особенно интригующе, изысканно и нежно...

Обычно я не выношу прикосновений незнакомых людей. И знакомых, по большому счету, тоже. Мне проще чмокнуть бродячую собаку, чем давнюю приятельницу. Только теперь все по-другому. Теперь – это не только поцелуи и объятия.

Не понимаю, что происходит.

Что, что это?..

– Как ты меня напугала. Все будет хорошо. Больше ничего плохого не случится. Я просто не позволю. Спасибо тебе! Ты такая живая, настоящая. Когда я увидел, как ты радуешься моей помощи этому своему дурацкому приюту, я тоже стал таким счастливым. Люди не умеют радоваться. И я забыл, что это такое – радость. Просто шел вперед, и новые цели, и вроде бы постоянно мелькают разные лица, и необычные проекты – а все мимо, не волнует, не заводит. Психоаналитик, триста евро в час, а такую чушь несет, смешно становится. Ты – совсем другая, растормошила меня. Радость, благодарность, удивление – почти не помню, как это. А это ведь здорово...

Мое сознание – стекло, слова Михаила – как дождевые капли, барабанят, постукивают, скатываются, оставляя следы-бороздки, быстро исчезающие с мокрой поверхности.

Я почти не понимаю Панина.

Мне страшно от того, что за какие-то секунды он вдруг стал мне роднее мужа, и я все в нем принимаю, морщинки возле уставших глаз, колючую щетину, теплые ладони, поглаживающие мою спину...

А потом за дверью раздается чей-то отчаянный вопль:

– На помощь! Помогите! Помогите...

* * *

Стас Дремин мертв.

Тело нашла Марина, бедная девочка.

Я пытаюсь слушать ее рассказ. И невольно ловлю себя на том, что одновременно постоянно стараюсь увести свои мысли от пугающе спокойного голоса. К примеру, теперь через него пробивается отчетливый стук в дверь. В свете чрезвычайного происшествия тетушку Алену закрыли на ключ. Может, надо было еще связать, хотя это и негуманно? Однако, если с другой стороны посмотреть, а вдруг она повредит себе что-нибудь? Уже довольно давно в дверь молотит, и сильно...

– Мне очень захотелось посмотреть фотографии, которые Стас сделал в церкви. А он сказал: «Заходи лучше перед ужином, я сейчас собираюсь верхом покататься». Но Стас с прогулки пришел намного раньше. Все вернулись раньше. После того что с Наталией Александровной случилось, конечно, какое там настроение для езды. – Марина старается говорить спокойно, но из ее карих глаз катятся слезы, а губы, с чуть размазанной помадой, дрожат. – И вот мы с Андреем ее навестили. Когда к себе возвращались, Стаса в коридоре встретили. Он говорит: «Приходите, на компе посмотрим, самому интересно, что получилось». Андрей сказал, что он потом отпечатанные уже фотографии посмотрит. И что теперь лучше завалиться спать, так как очень устал. Спать так спать. А я пошла в бар, выпила кофе. Давление сегодня низкое, наверное, погода портится. Я в такие дни больше трех часов без чашки кофе не выдерживаю. Позвонила Стасу, еще из бара – он трубку не берет. Но, знаете, в церкви ведь все телефоны в беззвучный режим переводили. И я решила, что он мобильник тоже на виброзвонок поставил, а обратно не переключил. Тем более, он же приглашал, говорил – заходи... Что я скажу теперь его семье? Пригласила фотографа на съемку, называется. Бедный, бедный, он так обрадовался, говорил, что в творческом кризисе, и я его просто спасла своим предложением уехать из Питера. И вот...

Вот, вот...

Уже полчаса. Кто-то всхлипывает, кто-то бледнеет. Когда я увидела появившегося в номере убитого Стаса Антона-Эмо, то подумала, что сейчас придется искать для него успокоительное. И ошиблась: он всхлипывает с той же интенсивностью, как и обычно. Похоже, скорбь имеет какой-то лимит, мальчишка его уже выбрал и сидит на ограниченном пайке. А больше всех, как ни странно, испугалась Айо – изнемогает от слез, опухшие глаза превратились в щелочки, и без того крупный рот теперь и вовсе на пол-лица. У нее была интрижка со Стасом? Почему бы и нет, если Михаил – не образец беззаветной верности, и по возрасту симпатичный фотограф подходил девушке больше, чем Панин. Или она догадалась, что Михаил вдруг... Нет, нет! Никто же не видел, как мы целовались! Не хочу, чтобы она страдала. Неизвестно ведь, как бы все сложилось с тем падением, если бы не подаренный Айо сувенир. Но у нее же интуиция, невероятные способности предугадывать будущее. Что ей тогда за преграда – закрытые двери?..

Не отрывая глаз, все мы смотрим на лежащего на полу номера Стаса. Хотя, в общем, с судебно-медицинской точки зрения, смотреть здесь совершенно не на что, случай очень типичный и совершенно понятный. Механическая асфиксия, а конкретно – удавление руками. Лицо синюшное; пылевидные и точечные кровоизлияния на веках, за ушами, на слизистой оболочке – я заметила, когда Марина осторожно осматривала труп – верхней губы. Шея спереди испещрена бледно-синеватыми кровоподтеками, однако следов ногтей нет. На языке по линии смыкания зубов образовались кровоизлияния от прикусывания, а также мелкие повреждения слизистой. Травмирующим предметом, сдавливавшим шею, выступали руки преступника – след странгуляционной борозды от петли или удавки на шее отсутствует. И это странно и... страшно... Ведь запястья Стаса стянуты за спиной веревкой. То есть она была у преступника, он явно планировал преступление – такая прочная бечевка вот так сходу в замке на полу не валяется. Убийца мог бы сделать петлю, но он связал руки. Мне страшно, потому что только судебные медики четко знают, что при сопротивлении в ходе удушения жертва рефлекторно отчаянно царапается. И под ногтями остаются микрочастицы кожи преступника, волокна его одежды, по которым можно идентифицировать убийцу. Вот это самообладание, ну и нервы – убивать своими собственными руками, чувствовать, как умирает человек...

Проходит пара секунд и я начинаю сама с собой спорить. Разве лишь экспертам известно, что современные методы исследования позволяют по любой пылинке изобличить злоумышленника? А как же книги, фильмы, сериалы? Все наши тайны уже давно раскрыты.

Да, в тесном номере собрались все, кроме Андрея. Однако Кирилл Алексеевич уже объяснил его отсутствие: Соколов поехал за цветами для жены в Озерск.

Мальчик просто захотел сделать сюрприз своей супруге. Только и всего! Сказал, что будет отдыхать, а сам пошел к Марининому папе, взял ключи от машины и уехал.

Он просто романтик. Не убийца.

Нет никаких оснований ему не доверять. Никаких поводов! Тем более, среди нас есть и более подозрительные личности. Тот же Гарик Левицкий, который, забежав узнать причину шума, сразу же ушел к себе. Не может, якобы, смотреть на труп. А как меня душил – так ничего, с нервишками все в порядке было. И – Вован, Пауэрлифтинг, мальчик с «мальчиком». Чесал из номера фотографа, только пятки сверкали. Затошнило его вдруг, болезного.

На чьей же все-таки совести эта нелепая смерть?

Впрочем, кто бы ни оказался преступником – он сволочь, скотина, гад последний!

Парень так красив, так молод... был...

– А почему у Стаса джинсы мокрые?

Юля Семенова. Большей глупости, конечно, стервятница от журналистики, выглядящая теперь перепуганным обманчиво безобидным птенчиком, спросить не могла.

При асфиксии любого происхождения, закончившейся смертью, обычно наблюдается ряд признаков, получивших название общеасфиксических, или признаков быстро наступившей смерти. Непроизвольные дефекация, мочеиспускание и семяизвержение входят в их число. Впрочем, тут не надо мединститута оканчивать, очевидно же, что если штаны в этой области мокрые, то случилось понятно что.

– Что же милиция так долго едет? – Панин посмотрел на часы, неброские, обманчиво простые. – Сорок минут назад им позвонили. Если быстро ехать, от города за четверть часа можно добраться, полчаса – если скоростной режим тупо соблюдать...

– Выходной сегодня, – мой голос звучит равнодушно, мое сердце равнодушно, я сама ни капельки не волнуюсь; а тот ливень поцелуев – просто недоразумение. – Ну и потом, вы же сами лично разговаривали, требовали, чтобы все было в порядке. Вот и суетятся, начальство информируют. Скажите, а может... – поколебавшись, я взяла Михаила под руку и мы вышли в коридор, – может, пусть пока Игорь посмотрит, что там с видеокамерами? А вдруг получится задержать преступника еще до приезда следователя? А если убийца скроется?! Гарик и Володя ведь ушли, якобы распереживались. Нежные выискались! Как-то это все подозрительно.