— Кто старое вспомянет... — начал было Саленко, с которым мы не раз еще в Пустовойтах вспоминали наши не совсем безобидные забавы детства.
— Это к случаю, — ответил я сотнику. — А вы, — предложил я сизоносому инспектору, — побеседуйте с товарищем, может, он рассеет ваши сомнения.
Лицо бывшего генерала стало постным. Откланявшись, он молча направился в штаб.
Псалмы царя Давида
Однажды в Литин, в этот захолустный гарнизон, куда перевели наш полк из Сальниц, явилась ивчинская свинарка Параня Мазур.
Развязав небольшой узелок, она, озираясь, с тревогой шепнула:
— Торгуйтесь, торгуйтесь крепче. Кругом глаза! И то насилу отпросилась у хозяина. Сказала — пойду к литинским крамарям за солью.
Свинарка в ситцевом воскресном платье, гладко зачесанная и тщательно вымытая, производила хорошее впечатление. Я подумал: одеть бы ее в другой наряд да изменить условия жизни — затмила бы она многих городских красавиц. Не зря Семивзоров томился по ней.
— Торгуйтесь, торгуйтесь крепче, мы тут хотя и в затишке, а вон те осокори и то имеют глаза.
Параня достала из узелка завернутую в капустный лист лепешку желтого масла.
Я начал взбалтывать принесенные батрачкой яички, спрашивать цену, а Параня продолжала шептать:
— Где ваш товарищ в очках? Иван, забыла по батьку как?
— Иван Вонифатьевич? — спросил я.
— Эге! Есть дело! Появился в Ивче какой-то шалопут. Выдает себя за криничника, а люди зовут на работу — за всю войну, известно, как заросли колодцы, — не идет. На кладбище — знаете, оно у нас на Требуховской дороге, — он шептался с какими-то чужими людьми. Побожусь, то шепелевская команда. И не криничник он, провалиться мне сквозь землю — настоящий лацюга.
— Так что, позвать Вонифатьича?
— Что вы! Упаси бог. Нехай завтра чуть свет явится ко мне. Адрес он знает. Толока под Вонячинским лесом! Да, — добавила она, — мой брат нарвался как-то в лесу на того криничника. Беседовал он с какой-то чужой девкой. Угостил его криничник папиросой. Раза два потянул — и тут же туманом взялась голова. Упал, где стоял. Через сутки очухался...
Получив деньги за свой товар, Параня степенно поклонилась и, заявив: «А зараз пойду до крамарей за солью», повернулась и ушла.
Особист Крылов, выслушав меня, попросил дать ему в помощь людей.
— Конечно, — заявил он, глядя сквозь толстые стекла очков, — без Прожектора не обойтись. Ивчинские мужики не удивятся, заметив станичника возле свинарки. Ну, а второго — смотрите сами.
Три дня пропадали Крылов с одноглазым Семивзоровым и дижонским сердцеедом Максимом Запорожцем. Мы в Литине уже изрядно волновались: не попали ли наши товарищи в лапы атамана Шепеля? Но этого не случилось.
— Получайте фрукта! — начал свой доклад вернувшийся Крылов. — Резидент Петлюры атаман Братовский-Ярошенко!
«Фрукт» не повел и глазом, ни единый мускул не дрогнул на его каменном лице.
На нем были простые молескиновые штаны, синяя поношенная косоворотка, помятая кепка. Большие зеленоватые глаза на широком угреватом лице смотрели прямо, не мигая.
— Вы жестоко ошибаетесь, — ответил спокойно задержанный. — Я Ярошенко. Никакого Братовского не знаю и не знал. И никакого отношения к Петлюре не имею.
В акценте арестованного было нечто необычное. Вместо буквы «л» он произносил «в», и получилось у него не «Петлюры», а «Петвюры».
— А это что? — Крылов поднес к глазам парня книжечку и из ее изодранного переплета вытащил какую-то бумажку. — Удостоверение на имя сотника мазепинского полка Братовского.
Климов взял растрепанную книжку, повертел ее в руках.
— «Псалмы царя Давида» — самое полезное чтение для душегубцев, — сурово усмехнулся комиссар полка.
Крылов, шепнув что-то на ухо Семивзорову, куда-то отправил его.
— Та книжка не моя, — ответил задержанный, усаживаясь на предложенный ему стул. — Я ее взял у хозяина, где чистил колодезь. Это было в Майдане Голенищеве.
— Мы доберемся и до того хозяина в Майдане Голенищеве, — сказал Крылов. — А я знаю — ты Братовский. Есть сведения, что сотник Братовский прибыл из Польши и вертится где-то здесь, вокруг Литина.
— Тоже мне криничник, — зло бросил Запорожец. — А на руках ни одной мозолинки! Все говорят — ты «петлюра».
— Не берите меня на бога! — Допрашиваемый презрительно скривил губы. — Никаких сведений у вас нет. Моя фамилия Ярошенко, и сам я уроженец Макова, из-под Каменца.
Хлопнув дверью, вернулся в штаб Семивзоров. Взял под козырек, щелкнул каблуками, доложил:
— Товарищ уполномоченный, все готово, яма вырыта, у ямы ждет отделение казаков.
Под арестованным заскрипел стул. Его угреватое лицо покрылось крупными каплями пота.
— Ну? — спросил Крылов. — Говори, пока не поздно.
— Что ж, — тихо зашептал «криничник», — такой ваш закон? Расстреливать человека без суда и следствия?
— Человека, если он заслужил, мы расстреливаем по приговору суда, бешеных собак шлепаем на месте, — ответил Климов.
— А где папиросы с дурманом? — спросил наш особист. — Пан Фльорек щедро снабжает ими вашего брата!
— Ладно, скажу правду, — начал признание Ярошенко. — Я сообщал Шепелю о продвижении ваших частей. Ну, сдайте меня под суд. Но папирос отравленных у меня нет.
— Есть начало! — усмехнулся Крылов. — А ты знаешь, Братовский, или же Ярошенко, когда волк попадает в капкан, он, чтобы спасти шкуру, отгрызает лапу. И ты признаешься в Шепеле, но утаиваешь Петлюру.
— Клянусь, не утаиваю. В чем виновен — признаюсь чистосердечно.
Вдруг раскрылась дверь. Показались две женщины. Одна пожилая, интеллигентного вида, бедно одетая, другая белокурая молоденькая девушка в поношенном гимназическом платье. Еще с порога обе вскрикнули:
— Федя! Наш бедный Федя!
— Вы кто будете? — спросил Крылов.
— Нас тут в Литине любой человек знает. Я вдова. Мой муж был акцизный чиновник Братовский. Мы никому не делали зла...
Крылов приказал Семивзорову:
— Ступай, отпусти людей. А вы, Запорожец, отведите атамана Братовского на гауптвахту. И смотрите, голову сниму караульному, если убежит атаман.
Мать, вслед перекрестив сына, громче расплакалась. Сквозь слезы спросила:
— Вы его расстреляете?
— Если будет валять дурака, обязательно хлопнем, — ответил Климов. — Нам нужно собрать хлеб, накормить рабочих, Красную Армию, голодающих, а такие, как ваш сын, продались Петлюре, пану Пилсудскому и срывают государственную работу. Небось слышали, каково сейчас на Волге?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});