этом сэр Чарльз, если узнает. Это станет чёрной отметиной – как, она участвует в таких легкомысленных мероприятиях, пока Алек в море… Сэр Чарльз точно не одобрит. И, может быть – при этой мысли её желание окончательно испарилось – Алек тоже не одобрит. Его вспышка ярости зародила в ней сомнение. Она понятия не имела, почему это так её испугало, но в тот момент ей показалось, что Алек становится кем-то другим, не тем, кого она знала всю свою жизнь.
– Флора Гордон, ты женщина или мышь? Раньше ты никогда не боялась петь. С твоим голосом не порадовать бедняг, которые так далеко от дома и так соскучились по чему-то приятному, – настоящее преступление.
– Не искушай меня, Майри Маклауд! Потому что у тебя тоже очень приятный голос, и я могу то же самое сказать и о тебе, – сказала Флора с улыбкой на губах.
– Нет уж, буду искушать! Ты прекрасно знаешь, что мой голос и вполовину не так хорош, как твой. Но мы с Бриди можем подпевать, раз уж ты боишься выступать одна перед такой большой аудиторией. Бриди это уж точно понравится! Давай попробуем!
Так на свет появилось трио «Птицы Олтбеа», выступавшее на всех вечерних концертах в зале и завоевавшее большую любовь зрителей. Флора решила для себя, что Алек конечно же не стал бы возражать, узнав, что она пытается поддержать боевой дух солдат. Но, будто чувствуя, куда это пение может её привести, она не делилась своими мыслями ни с кем, даже с Майри и Бриди, хотя ей много раз говорили, что у неё изумительный голос, и, чтобы послушать его, не жаль даже и заплатить хорошие деньги.
Кроме концертов с их весельем, смехом и аплодисментами, других занятий в долгие летние вечера у неё не было, так что она обычно совершала долгие прогулки к озеру. Иногда ловила радужную форель, скользившую между стеблями кувшинок, но чаще просто сидела на берегу, погружённая в свои мысли, и гадала, может ли корабль Алека по дороге к северным берегам Шотландии натолкнуться на скалу. Олени, не шевелясь, наблюдали с высоты холмов за ней, сидевшей у серебристого пруда, а ещё выше, в вечернем воздухе, витали песни жаворонков.
Наконец пришёл август, листья папоротника начали становиться бронзовыми, а ветки рябин – тяжёлыми от гроздьев алых ягод. В небе над озером закричали первые стаи гусей, и их хриплые крики возвещали, что скоро кончится лето, заграждения вновь будут отодвинуты, в порт войдут три торговых корабля, и новый конвой начнёт готовиться в путь. Руарид был ценным источником информации – он отслеживал корабли со своего поста на сигнальной станции и держал в курсе Флору, Майри и Бриди.
– Пока это британские корабли, они подходят к восточному побережью из Тилбери и Халла. Но на подходе еще один атлантический конвой, и американский торговый флот везет боеприпасы для России. Так что скоро мы вполне можем увидеть Роя и Хэла.
Бриди и Майри не получали писем от братьев уже больше двух недель. Им казалось, что ожидать следует либо очень хороших, либо очень плохих вестей, и поэтому они даже внимательнее, чем обычно, изучали все новости и с волнением и тревогой обсуждали. Флора знала от Алека, что он у берегов Исландии, но тоже с нетерпением ждала возвращения «Бойца».
Когда солнце поднялось над холмами, Флора и Майри стали проверять, всё ли в порядке с машиной. Майри удостоверилась, что в аптечке есть всё необходимое, а Флора как следует протёрла запотевшее лобовое стекло. Им было поручено отвезти пациента в больницу, а потом забрать и доставить в лагерь двух солдат, которых выписывали.
Это был один из тех тихих дней ранней осени, когда казалось, что всё вокруг словно кто-то раскрасил: вода радовала тоном чистейшего аквамарина, а зелень холмов покрылась золотыми пятнами. Несмотря на это, вид у двоих солдат из индийского полка, лагерь которого расположился над Меллангауном, был невесёлым.
– Мне так их жалко, – сказала Майри. – Какой удар по организму, жить тут в палатке. Они приспособлены к жаре и пыли, а не к дождю и грязи. А что до еды, неудивительно, что у них начались такие ужасные проблемы с желудком. Думаю, и больничная пища подходит им не намного больше.
– Ещё бы, – согласилась Флора. – Но даже несмотря на это, их боевой дух не сломлен – учитывая, что по дороге из Гейрлоха они несколько раз сделали нам предложение.
– Тоже верно, – отметила Майри. – Погода не испортила их романтических порывов. Но, может быть, им просто одиноко… – предположила Майри и внезапно осеклась, увидев появившийся у самого мыса корабль. Прикрыв глаза рукой от яркого солнца, она подалась вперёд, силясь разглядеть поднятое над палубой знамя. Оно медленно разворачивалось на лёгком ветру, демонстрируя безошибочно узнаваемые звёзды и полосы американского флага.
Флора остановила грузовик на обочине дороги над заливом, где стояли на якоре британские корабли. Девушки наблюдали, как буксиры открыли заграждения, дав кораблю проскользнуть в безопасную гавань Лох-Ю.
И внезапно Майри выпрыгнула из машины, размахивая над головой форменной фуражкой. Осенний солнечный свет играл на светлых волосах двух моряков, которые так же энергично махали ей в ответ со своих постов на палубе у флагштока.
$
На противоположной стороне озера теперь стояли торговые суда, и эскорт собрался в заливе у Меллон Чарльз. На следующей неделе первый конвой сезона должен был отправиться из Лох-Ю, но пока что судна стояли на якоре так плотно, что между ними было почти не разглядеть воды.
В пятницу вечером, когда Флора, Майри и Бриди вошли туда со своим собственным эскортом в лице Алека, Роя и Хэла, концертный зал Олтбеа был набит ничуть не меньше. По многочисленным просьбам «Птицы Олтбеа» согласились чуть позже исполнить пару номеров, но сперва отправились танцевать со своими возлюбленными, полные решимости в эти несколько дней уделить им как можно больше времени.
Увы, на этот раз, когда Алек вернулся, Флоре было неловко в его компании. Вспышка гнева, свидетелем которой она была, – так несвойственная его мягкому характеру – по-прежнему пугала ее. Флора пыталась выбросить этот эпизод из головы, говорила себе, что это всего лишь минутный приступ, вызванный страхом и злостью оттого, что так много людей снова окажутся в море. Но в конце концов она пришла к мысли, что в тот момент, когда он ударил кулаком по стене, она узнала в нем что-то ещё, что вызвало в ней отторжение: сходство с его отцом. Она не могла отогнать эти мысли, как и воспоминания о синяках, замеченных ею на запястье леди Хелен в тот вечер, когда она