Читать интересную книгу Легенда о Вавилоне - Петр Ильинский

Причин многовекового почтения к Исайе несколько. Во-первых, он считался основоположником пророческого движения, идейные наследники которого составляли окончательные редакции священных книг[346]. Во-вторых, он был крупнейшей политической фигурой своего времени, и в-третьих, видения Исайи являются одной из наиболее поэтичных частей Ветхого Завета[347]. Не случайно сочинения, написанные виднейшими религиозными деятелями вавилонского и поствавилонского периодов, присоединены к древней части Книги Исайи, составив ее последние 27 глав — с 40-й по 66-ую[348]. Настолько был значителен авторитет старца Йешайаху.

В христианской традиции Книга Исайи тоже сыграет колоссальную роль, а ее автора будут ставить выше любого из ветхозаветных пророков. Как уже упоминалось, связано это с тем, что лишь у Исайи можно найти пророчество о событии, для христиан наиважнейшем: «Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя ему: Еммануил»[349]. Именно на этот фрагмент будут ссылаться евангелисты, рассказывая о рождении Христа[350]. Тексты Исайи в Новом Завете упоминаются чаще остальных пророческих книг, особенно в Евангелии от Луки и Посланиях апостола Павла. Часто ссылается на Исайю и «Мишна» — первая и основная часть еврейского Талмуда, составленная примерно в I–III вв., почитали пророка и в секте кумранитов, существовавшей на рубеже эр: среди принадлежавших им рукописей Мертвого моря[351] есть полный текст Книги Исайи, являющийся старейшим манускриптом какой-либо из книг Библии. Кажется неслучайным такое внимание к речениям и образам Исайи во времена разлома античного мира и зарождения новых религий и духовных традиций. И сам Спаситель будет неоднократно цитировать первого из великих пророков[352].

Вкупе с высоким литературным уровнем и эсхатологическим характером Книги Исайи все это обеспечило ей продолжающуюся по сей день жизнь не только религиозную, но и культурную. Напомним, что в узком смысле под эсхатологией подразумевается учение о конце света, в несколько более широком — предсказание о грядущих вселенских катастрофах и преображении мира[353]. Именно такими образами заполнена Книга Исайи: страшному наказанию подвергнется как Израиль, так и окружающие его государства. Бог, впрочем, спасет «народ Свой»: «И возвратятся избавленные Господом, придут на Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их»{83}. Считается, что многие эсхатологические фрагменты Книги Исайи — более позднего происхождения, особенно картина конца света: страшного наказания земли и торжества Господа, содержащаяся в главах 24–25. Ее финал: «Поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц»{84}, — тоже был впитан христианством: «Тогда сбудется написанное: “поглощена смерть победою”»[354].

Поэтому в Средние века, да и позже, например в период Французской революции, Книга Исайи была одним из наиболее часто читаемых текстов Ветхого Завета, особенно в те моменты, когда казалось, что подступает время тяжелых испытаний, вызванных неимоверными грехами человеческими. А было это достаточно часто, чтобы не сказать всегда.

Иерусалим уцелел и покорился империи. В скупых сведениях, донесшихся из первой половины VII в. до н.э., сообщается, что время наступило мирное и подобострастное. Дань ассирийцам платилась исправно, а иудейский царь от излишнего раболепства даже пытался ввести у себя на родине культ своего сюзерена, возводя обильные «жертвенники Ваалу» и даже поставив «истукана Астарты» в иерусалимском храме{85}. Надо заметить, что религиозной покорности ассирийцы не требовали. Будучи людьми прагматичными, они не слишком заботились о чужих духовных материях. Остается неясным: то ли иудейский властитель перестарался в своем низкопоклонстве, пытаясь ублажить повелителей, то ли все эти неприятные события приписаны ему post factum, когда «проассирийскость» вышла из моды. Подобное заключение вовсе не невероятно: Езекия, при котором страна чуть не погибла, выведен в Ветхом Завете в качестве положительного персонажа, а его наследник Манассия, при котором страна на полвека пропала с победных стел ассирийских царей и довольно мирно жила, заклеймен как идолопоклонник, сделавший «такие мерзости, хуже всего того, что делали Амореи»{86}.

Добавим, что в Книге Паралипоменон (поздней альтернативе Книгам Царств) приведен странный рассказ о том, как коллаборационист Манассия был зачем-то уведен военачальниками царя Ассирийского в цепях «в Вавилон». Там по неясным соображениям он раскаялся в своем отступничестве и, вернувшись, низверг «чужеземных богов» и «восстановил жертвенник Господень» (гл. 33). В Септуагинте к этому прибавлена «Молитва Манассии, царя Иудейского, когда он содержался в плену в Вавилоне», отсутствующая в еврейском тексте. Похоже, что таким образом поздние авторы ретроспективно наказали Манассию за культовые прегрешения. Книга Царств сообщает, что Манассия улучшил иерусалимские стены, что свидетельствует о благополучном состоянии государственных дел и тоже противоречит отрицательной оценке его деятельности. Когда же ассирийский царь Асаргаддон в 674 и 671 гг. до н.э. шел на Египет, то Иудея, судя по всему, опять не пострадала. Видно, Манассия и уберег родину. Так что совершенно не понятно, каким образом можно заслужить благодарность потомков[355].

Дальше, вплоть до последней четверти VII в. до н.э., наш главный источник — Книга Царств — об иудейских делах молчит. Потому оставим на несколько десятилетий тихие палестинские равнины и вернемся в Месопотамию, которая в те годы была ареной непрерывной борьбы между двумя титанами передневосточной истории: очередная диверсия вредного Мардук-апла-иддина стала только следующей главой в вавилонско-ассирийском противостоянии.

Столетняя месопотамская война и ее загадочные закономерности

Больше десяти лет Синаххериб ходил в походы на юг, причем, по большей части, успешно. Однако очень долго ему не удавалось окончательно подавить сопротивление противника. Это наводит на размышления. Складывается ощущение, что насколько ассирийскому царю удавалось достичь целей военных, настолько ему не везло в предприятиях чисто политических. Мардук-апла-иддина, многократно битого им на поле битвы, Синаххериб так и не поймал: случай довольно уникальный в древней — и нынешней — истории[356]. Троекратное, как минимум, возвращение побежденного халдейского вождя в вавилонские пределы свидетельствует о том, что в южной Месопотамии ему было на кого опираться. Все эти люди предпочитали идти за ним снова и снова, но не покориться пока еще неостановимому ассирийскому могуществу. Вообще, какие только, как сказали бы сейчас, конституционные схемы ни предлагали ассирийцы вавилонянам за сто с лишним лет — от Тиглатпаласара III до Ашшурбанапала, последнего из великих ассирийских владык — и ни одна южанам не подошла!

Второе наблюдение даже интереснее первого: стоило Синаххерибу посадить на трон в Вавилоне какую-нибудь марионетку, как тот либо немедленно терял власть, либо постепенно перерождался и через несколько лет начинал устраивать антиассирийские мятежи. Наилучшим образом себя показал только старший сын Синаххериба: то, что его пришлось направить в Вавилон, свидетельствует о важности контроля над Городом. Однако патриотичные вавилоняне попросту предали его во время очередного эламского вторжения, после чего наследник престола был уведен в чужеземный плен, где и погиб. Все это наводит на мысль о том, каково было общее настроение населения — и городского, более исторически «аккадского»[357], и сельского, наверно, более халдейского по происхождению. Кажется, впрочем, что города северной Вавилонии были настроены гораздо более проассирийски. Не исключено, что их жители имели какие-то выгоды от нахождения в составе империи, в какой-то мере соперничали с Вавилоном или не хотели рисковать своим благополучием. Сходный феномен описан в истории иных освободительных войн. В таких случаях всегда есть довольно большая прослойка населения, которой выгоден статус-кво. Этого явно нельзя сказать о самих вавилонцах, восстававших против Ассирии многажды и немало за это претерпевших. Мы уже говорили о том, что есть соблазн приписать выживаемость Вавилона способности его жителей адаптироваться к завоевателям — амореям, касситам, арамеям, в какой-то момент даже ассирийцам, и культурно их ассимилировать.

Заметим, что этническая история — одна из самых интересных исторических дисциплин. Только, увы, очень уж она чувствительна к политическому климату, поэтому все, что имеет мало-мальское отношение к современности, служит полем для бурных научных и ненаучных споров. Точных заключений о далеких событиях древней истории, уже потерявших свою остроту, составить тоже нельзя в связи с отсутствием достоверных данных. Тем не менее можно предположить, что какие-то из вторгавшихся на равнины Плодородного Полумесяца племена бесследно исчезли из истории, а какие-то ассимилировались и прижились в Месопотамии.