“Дурар ал-Ихсан”[290] — от отстранения аскии ал-Хаджа и возвышения аскии Мухаммеда-Бани, сына аскии Дауда, до кончины его.
Что касается причины войны, случившейся между аскией Мухаммедом-Бани ибн аскией Даудом и его братом баламой Садиком, — а то была причина угасания Сонгай, открытие врат междоусобных войн, причина разложения их царства и разрыв связи порядка державы их до того, как обрушилось на них войско жителей Марракеша, ускоряя [все это], — то рассказ об этом, согласно сообщенному нам одним из заслуживающих доверия шейхов сонгаев, [заключается в том], что кабара-фарма был, по обычаю их, рабом аскии, [поставленным] над Кабарой. А местом жительства баламы и его управления [также] была Кабара. Кабара-фарма был поставлен над гаванью и судами путешественников, взимая налог с каждого судна, входящего или выходящего. Балама же состоял правителем над воинами. И каждый из двоих имел свое ведомство[291].
Кабара-фарма Алу был сумасбродным евнухом, притеснителем, лживым, невежественным, заносчивым и упрямым чиновником. У одной из его невольниц по имени Гонгай (я считаю ее Гонгай — матерью тур-коя Бори) было украдено покрывало, и подозрение в краже его пало на [некоего] слугу баламы. О том прослышал кабара-фарма и послал своего гонца к баламе Садику, сообщая тому, что его молодой раб украл покрывало невольницы кабара-фармы; пусть-де балама заберет от него покрывало или же пришлет раба к кабара-фарме, чтобы тот взял в свои руки истребование с него покрывала. Балама спросил о нем своего раба, но тот поклялся, что в глаза не видел это покрывало, тем более не крал его. /127/ Но кабара-фарма заявил, что он не поверит в отрицание рабом [своей вины], пока раб сам к нему не явится, а он-де его будет пытать, пока тот не вернет покрывало. Но балама наотрез отказал в том.
И между ними в тот день произошла крупная ссора; между обоими ходили гонцы с поношениями и дурными словами. Вплоть до того, как кабара-фарма захватил того подозреваемого невольника врасплох: его похитили посланные кабара-фармы и доставили к последнему. Кабара-фарма велел дать рабу сотню [ударов] бичом из бычьей кожи и забил его в железа в своей тюрьме.
Когда об этом услышал балама, то бросился пешком к кабара-фарме; с ним пошли молодцы двора его, а в руке его был большой дротик, так что ворвался к кабара-фарме в полдень. Кабара-фарма вскочил, но балама схватил его, отхлестал по щекам, швырнул на землю, пронзил его ниже подмышки своим дротиком, проткнув ему сердце, и бросил его мертвым. Балама велел привести своего заточенного раба, тот был освобожден от оков. [Тогда] балама приказал закрыть дом кабара-фармы и распорядился о покойном — того выволокли за ноги из его дома и там бросили. Садик захватил для себя его дом с тем, что в нем было из богатств. Но он боялся кары аскии за то и послал гонца к своему брату, кан-фари Салиху, сыну аскии Дауда (а тот находился в Тендирме), чтобы рассказать ему о том, что сделал [он,] балама, и что он выходит из повиновения аскии Мухаммеду-Бани и разрывает свою присягу ему. И велел он своему брату, калфари Салиху, выйти к нему со своим войском и своими отрядами, чтобы с ним соединиться и [чтобы] они вдвоем выступили на аскию Мухаммеда-Бани ибн аскию Дауда и сместили бы его. [Тогда-де] канфари Салих получит власть аскии и станет государем, а его, [Садика], назначит на должность канфари. Гонец баламы прибыл к Салиху, известил его, возбуждая и толкая его на выступление вместе с баламой, и Салих обрадованно и весело ответил тому согласием. Он собрал свое войско (а за ним последовали бара-кой и дирма-кой) и выступил с большими силами. И рассказал тот, кто слышал от Мухаммеда Биньята, кузнеца, что последний сказал: “Я пересчитал по одному тех из всадников, что вышли с Салихом, и было их четыре тысячи шестьсот. А что до пеших, то их из-за множества было не счесть и не оценить”. Они направились к баламе Садику в Кабару, пока не остановились в Тойе; и Салих послал к баламе — сообщить о своем прибытии. /128/ И балама выехал для встречи с ним. Они встретились там. С баламой были его люди, товарищи и войско его; балама в тот день был одет в стальную кольчугу — он сделал ее нижней одеждой, а поверх того надел как верхнюю одежду зеленую сусскую рубаху. Меч его был у него на шее, а пояс его — на пояснице. Они оба отошли от своей свиты, говоря по секрету и беседуя. Балама рассказал ему об обстоятельствах убиения им кабара-фармы и причине его убиения, и они договорились о [единой] точке зрения и о движении на Гао для свержения Мухаммеда-Бани, брата их обоих. Канфари со своим войском выступил из Тойи, и вместе с ним балама; и оба шли, пока не остановились лагерем между Кабарой и Амадиа[292].
После их остановки балама возвратился в Кабару, чтобы приготовить их постой и размещение. Говорят, он приготовил для них триста коров и подготовил им их до прибытия воинов, зарезав тех [коров], что зарезал, чтобы поддержать их [т. е. войск] питание. Но когда балама возвратился в свой дворец для предоставления войску канфари того гостеприимства, за ним последовал к его брату, канфари Салиху, некий доносчик и налгал тому в своих речах, будто балама его обманывает и желает его убить, и предостерегал его, говоря: “Взгляни и поразмысли о форме, в какой он тебя встретил: с надетой стальной кольчугой и туго затянутым поясом!” И поверил ему канфари Салих — а был он человеком неразумным — и в ту же минуту велел сделать без задержки и размышления. Он выехал верхом, созвал сорок всадников из своих витязей и приказал им скакать вместе с ним, но ни с одним из них не посоветовался о причине своего выезда. И выехал он, решительный и твердый, вооруженный до зубов, в сильном гневе, так что прибыл к воротам дворца баламы и нашел того с гасу[293] в руке, черпающим ею жир на блюда [для] их угощения. Балама не услышал его, кроме как по звуку какаки у ворот своего дворца. Он узнал, что канфари прибывает, и был уверен относительно него, что в такое время тот приезжает только для злого дела. Балама встал; его конь, которого он привел, стоял перед ним под седлом и с уздой во /129/ рту. Он сел верхом и выехал из