– Которую ты знала как Жанну Бекю, – отозвалась я. – И от которой, по твоим словам, ты ожидала большего. Ну как, ты до сих пор ожидаешь от меня большего?
Девушка побледнела, сдавленно извинилась и выбежала из комнаты.
Меня тоже охватило смятение, но не из-за встречи с Бригиттой. Увидев ее, я сразу вспомнила мою милую Женевьеву, с которой нас разлучили время и обстоятельства, и ее брата Николя. Воспоминания о нем до сих пор вызывали у меня бурю эмоций. Я и представить себе не могла, что стало с Женевьевой. Николя, наверное, теперь управляет отцовской кондитерской… Я отправила Генриетту в Париж. Под видом старой школьной подруги Женевьевы она расспросила Николя о сестре.
Когда Генриетта вернулась, мое сердце буквально выскакивало из груди.
– Этот Николя такой респектабельный, такой привлекательный мужчина, – сказала она. – Ему помогают два сына…
Я не выдержала и перебила ее.
– А что Женевьева? Что он рассказывал о сестре?
– У вашей подруги жизнь сложилась не слишком удачно, – ответила Генриетта. – Мужчина, за которого она вышла замуж, обанкротился и покончил с собой. Сейчас она и двое ее детей бедствуют. Брат сказал, что хотел бы ей помочь, но из-за необходимости расширить пекарню он стеснен в средствах.
«Женевьева, должно быть, не знает, кем я стала», – подумала я. Генриетте удалось узнать ее адрес, и я отправила к Женевьеве Лорана с посланием, в котором говорилось, что графиня дю Барри вызывает ее к себе. Женевьева приехала на следующий же день. Она была очень бедно одета. Старая подруга узнала меня сразу же. Мой новый статус поразил ее, но простосердечная Женевьева прекрасно поняла, что я чувствую. Мы бросились друг другу в объятия.
– О Жанна, – сказала она. – Я и представить себе не могла, зачем понадобилась графине дю Барри.
Весь день мы рассказывали друг другу о своих приключениях с тех пор, как последний раз виделись в магазинчике Лабилля. Разговор, разумеется, коснулся ее брата. Я изо всех сил пыталась скрыть от подруги, как тяжело мне слышать о мужчине, который был моей первой любовью, но она видела, что за роскошью и блеском скрывались все те же чувства девочки с разбитым сердцем.
Беседуя с Женевьевой, я с грустью поняла, что жизнь при дворе отучила меня быть искренней. Но подруга любила меня и простой продавщицей, и королевой Франции. Я сказала, что моя дверь всегда открыта для нее.
Чтобы несколько сократить финансовую дистанцию между нами, я дала подруге чек на сто тысяч ливров. Через нее, используя свое влияние и средства, я помогла Николя расширить бизнес. Николя, такой же деликатный, как и его сестра, никогда не искал встречи со мной. Он понимал, что наша встреча вызовет у меня тяжелые и болезненные воспоминания.
Осознавая свою интеллектуальную ограниченность, я всегда восхищалась талантливыми и гениальными людьми, особенно писателями, для которых главным были не деньги, а идеи и независимость. Перед ними спадали маски с чинов и властей.
Руссо вернулся из изгнания. Этот человек, чьи идеи изменили мир, жил в самом убогом районе Парижа. Я слышала, что он жил под именем Жан-Жак, зарабатывал на жизнь копированием нот и женился на своей давней любовнице Терезе Вассер.
В мае 1772 года я придумала, как удовлетворить давно уже мучающее меня любопытство. В простой одежде, которую носят сельские женщины, мы с Генриеттой поехали в Париж. Я взяла с собой сборник нот, намереваясь нанять Руссо, чтобы тот скопировал их. Он, не зная, что перед ним Жанна дю Барри, отнесется ко мне непредвзято, и мне удастся спокойно пообщаться с автором «Новой Элоизы». Я не подам виду, что знаю о его славе, и ему не придется заботиться о репутации и строить из себя знаменитость мирового масштаба.
Я не хотела, чтобы моя красота поблекла из-за более чем скромного наряда, и Генриетта отлично справилась с этой задачей. Под плащи мы надели блузки, эффектно подчеркивающие все наши прелести.
Руссо жил под крышей четырехэтажного здания на Рю Плятриери. После каждого лестничного пролета мне приходилось останавливаться, больше для того, чтобы собраться с мыслями, нежели перевести дух. От волнения кружилась голова, а сердце колотилось так, словно мне предстояло тайное свидание с любовником.
Добравшись до квартиры Руссо, мы расстегнули плащи. Я приказала Генриетте постучаться. Нам открыл человек лет шестидесяти в грязной вязаной шапочке, длинной фланелевой рубашке, домашних брюках и тапочках. У него были широкая, но впалая грудь и сверкающие глаза, густые низкие брови придавали ему мрачный вид. Зато восхитительная улыбка являла собой смесь блаженной радости и человеческой грусти.
Увидев двух полногрудых женщин, он с шутливой галантностью снял свою шапочку.
– Жан-Жак здесь живет? – спросила я.
– Это я. Чем могу служить?
– Насколько я знаю, вы переписываете ноты, – сказала я, протягивая ему пакет.
Он пригласил нас войти. Гостиная гения была размером с половину моего самого маленького чулана. В ней стояло отвратительно амбре, и все, кроме письменного стола, покрывал толстый слой пыли. Над камином висела весьма посредственная гравюра с альпийским пейзажем.
Было грустно видеть, что интеллектуальное светило Европы, человек, обладающий гением более редким, чем способность завоевывать политическую власть или копить деньги, жил среди убогости и запустения.
Он жестом предложил нам пару потрепанных грязных стульев, а сам сел за расшатанный стол, просмотрел принесенные мной ноты и сказал, что с радостью, перепишет их для меня. Завязалась беседа. В основном говорила Генриетта, я же не могла думать ни о чем другом, кроме его унылого ангельского лица. Он бросал на меня оценивающие взгляды, и я понимала, что заинтересовала его как женщина. Мы оба обладали природными дарованиями, которыми активнейшим образом пользовались. По сравнению с ним мой талант казался совершеннейшей мелочью. Но, как я давно убедилась, перед этой мелочью падало ниц все правительство.
Пока мы разговаривали, из спальни вышла неопрятная, грузная женщина лет сорока пяти. Это была Тереза. У этого необыкновенного человека была совершенно обыкновенная жена. Она поприветствовала нас с жеманной учтивостью, откашлялась прямо мне в лицо и села рядом с Руссо. Моя женская интуиция подсказывала, что она ревнует. Было ясно, что она держит мужа на коротком поводке. Стоило Руссо увидеть ее, как его настроение резко изменилось: он стал беспокойным и унылым.
Я спросила, сколько будет стоить его работа. Прежде чем Руссо успел ответить, жадная Тереза достаточно громко прошипела: «Ты должен взять с них сколько положено. Никаких скидок за большие сиськи».