— Спать. Живо.
Сопротивляться та не стала, зевнула во весь рот и заползла на постель, закуталась в мех. И уснула уже через минуту, по-настоящему, приоткрыв розовый ротик и тихо посапывая.
— Докатился, — мрачно пробормотал паладин. Но на душе было спокойно. Он осторожно лег с другой стороны, думая, что вновь не сможет уснуть, но мирное сопение ребенка убаюкивало и как-то умиротворяло. И паладин не заметил, как провалился в сон.
* * *
С утра Шариссар уже был на границе, оставив указания своему оруженосцу по поводу Незабудки.
Так как Айк остался в Остроге, весь день за командующим услужливо бегал низший паладин, ловя каждый вдох господина. И раздражая его. Так что Шариссар шагнул в очередную арку без него, даже не попрощавшись. Вышел в военном лагере в Ущелье Костей, решив здесь и заночевать. Местный пай-ран, командующий гарнизоном, выделил высшему свой шатер, и даже ненавязчиво оставил кожаный бурдюк.
Шариссар понюхал содержимое и хмыкнул. Вино пополам с кровью — убойное сочетание. Пить кровь людей в Оххароне было запрещено. Конечно, запрет не распространялся на высших паладинов и членов Темного Двора.
Шариссар сделал глоток и прикрыл глаза. Недурно. Весьма недурно. Сегодня он останется здесь. Ему были привычны такие условия жизни: холод, продуваемый ветром шатер, тихие разговоры стражей, треск костра и звяканье оружия. Рычание тех, кто возвращался с охоты. Запах слегка обжаренного мяса и свежей крови. Вой пленников.
Все, как ему нравилось.
Он сделал еще глоток и растянулся на шкурах. Потом еще глоток. Он надеялся, что хоть сегодня ему удастся надраться до беспамятства.
* * *
Лиария
Картина в мутном зеркале была тусклой, почти бесцветной. Звука тоже, конечно, не было, стекло пространства могло лишь запечатлеть образы и события, произошедшие где-то на территории Оххарона. И то, если королева сильно пожелает. Захочет.
Она хотела.
Уже в который раз Лиария желала увидеть лишь одного человека. Наверное, Шариссар знал, что она наблюдает за ним, поэтому потребовал полную передачу Колючего Острога и сопредельных земель в собственность. Потребовал давно, а она… позволила. Не могла не позволить. Но теперь это значило, что Острог не являлся частью Оххарона, и увидеть его территории королева не могла, как ни старалась. Шариссар оградил себя от темнейшей, отгородился неприступной стеной, непреодолимым барьером, о который разбивалась ее темная суть.
Королева вновь бросила взгляд в зеркало. Все, что произошло между паладином и Валанттой, она уже знала. И риара успела пожалеть, что подошла к дарей-рану. Но Валантта Лиарию не злила. Почти. Она видела, что Шариссар к той равнодушен. В его глазах не было ни доли интереса к красивой девушке, лишь бездушное плотское желание. И даже оно — не сильное. Паладину было скучно. Его мысли были о другом. И королева хотела бы верить, что помыслы главнокомандующего принадлежат Оххарону, но она знала, что это не так.
В мареве стекла плыло его лицо: опущенные темные ресницы, скрывающие синеву глаз, резкая линия скул и подбородка. Губы, чуть изогнутые в улыбке. О чем думал Шариссар, когда ТАК улыбался?
Вернее, о ком?
И на этот вопрос Лиария точно знала ответ. В его мыслях была та, что отмечена меткой зверя. Дарей — ран сказал, что это ошибка. Но об ошибке не грезят с такой улыбкой — одновременно мучительной и счастливой, не вспоминают так, что прерывается дыхание, не покидают королевский дворец посреди празднества, стремясь уйти подальше от роскошного приема.
И ошибка не заставила бы огненное сердце на башне биться болезненно и сильно, а черную силу — светлеть.
Лиария швырнула в зеркало кусок гранита, но тот лишь утонул в стекле, упав в белое марево. В комнате было пусто, и впервые за долгие годы королева не желала никого видеть. Ни верных советников, ни любовников, ни даже своего раба со снежными глазами.
Она перенеслась на башню и встала на бортике, неотрывно глядя на сердце Оххарона. Как она радовалась, впервые прикоснувшись к его силе. С каким трепетом оплетала сетью кровяных нитей, надеясь удержать и завладеть.
Но ничего не вышло.
Сердце билось, повинуясь ее воле, но не для нее. Ни одного раза, ни одной пульсации, ни одного выброса тьмы не произошло для Лиарии. Все это она вырвала, забрала, украла. Она заставляла это сердце стучать, и оно, словно насмехаясь, билось в паутине чужих жизней, норовя остановиться. Она вновь заставляла, и сердце пульсировало, жило какой-то своей жизнью, отдельной от жизни той, что держала его на ладони.
Она смогла завладеть сердцем Шариссара, но оно обжигало руки и не принадлежало ей.
Босые ноги королевы замерли у края бурлящей черной крови. Тьма бесновалась и… светлела. Словно в непроглядной темной ночи загорались огоньки света. Это значило, что чистая, безупречная и совершенная ненависть Шариссара перестала быть таковой.
Это означало…
Продолжать Лиария не хотела. Даже мысленно.
Она закрыла глаза и постояла, раскачиваясь на краю. И понимая, что ей — самой могущественной женщине Оххарона — в эту минуту не с кем поговорить. Она хотела призвать Арамира, но передумала. И повернула голову в сторону восточной башни.
Подумала.
Там ее не ждали. И визиту не обрадуются.
Лиария вздернула подбородок.
— Я королева. Я не спрашиваю разрешения!
* * *
Да, ей не обрадовались. Сейна посмотрела хмуро, опуская вышивку. На темном полотне блестел золотой дракон.
— Не понимаю твоего пристрастия к этим рисункам, — пренебрежительно бросила королева, окидывая взглядом покои сестры. — Разве ты не знаешь, глупышка, что драконов не существует?
— На земле существует многое из того, о чем ты не имеешь понятия, — бросила Сейна, поднимаясь из глубокого кресла.
— Ах, ты снова о любви, дорогая сестричка, — картинно поморщилась Лиария, отодвигая носком бархатной синей туфельки упавшую вышивку.
— Нет, не о любви, — Сейна подобрала полотно и, осторожно свернув, убрала в шкатулку. — О ней ты и так знаешь. Правда, в твоем понимании любовь — это присвоение и обладание, сестра.
— О чем это ты?
Тон остался насмешливым, хотя глаза почернели.
— Брось. Кажется, порой ты забываешь, что мы сестры. Близнецы, — Сейна обернулась, бросив на королеву спокойный взгляд. — И убери свои иллюзии, роскошными нарядами можешь покорять Темный Двор. Я всегда вижу тебя настоящей, Лиария. Ты ведь поэтому пришла ко мне сегодня? Не так ли?
Две женщины смотрели друг на друга через пространство разделяющей их комнаты, два взгляда схлестнулись и сцепились, не уступая друг другу. И впервые за долгое время Лиария первой отвела взгляд. Как в детстве. Сейна всегда была старшей, несмотря на то, что разница в их рождении составила лишь пятнадцать ударов хронометра.