Читать интересную книгу Удар отложенной смерти - Инна Тронина

По углам комнаты, а также на подоконниках среди зимы цвели азалии, розы и маки. В кадке росла банановая пальма, недавно привезённая из Испании. Кроме того, цветы в дом Уссера поставляла голландская фирма, откуда были привезены и тюльпаны, и орхидеи. Сейчас Семён Ильич с гордостью озирал свои владения, наслаждаясь восхищёнными взглядами гостей. Хозяин дождался, пока Филипп поздоровается со всеми собравшимися, а после угостил его сигаретой из золотого, с бриллиантовым треугольником, портсигара – под Воланда.

Прислуживала сегодня юная подружка Уссера Злата Красикова, до удивления похожая на рафаэлевскую Мадонну. Сейчас она внесла в серебряном, выгнутом в боках сосуде кусочки стерляди с раковыми шейками и икрой. Семён Ильич, буквально помешавшийся на романе Булгакова, предпочитал подавать у себя блюда из меню знаменитого «Грибоедова».

Жареные перепела уже заполняли гостиную потрясающим ароматом. Это было далеко не всё, что наготовили в кухне, но Злата только начала накрывать на стол. Сейчас она снова выскочила в коридор – в атласном платье цвета «электрик», с бриллиантовой «змейкой» на груди. В её маленьких ушках позванивали золотые кольца.

За столом сидел не знакомый Филиппу широкоплечий молодой человек в толстом свитере из шерсти горной козы, с отрастающим «ёжиком» и ледяными светлыми глазами. Впрочем, кое-что Обер уже понял, когда хозяин представил юношу. Это оказался Дмитрий Стеличек, недавно «откинувшийся» с зоны, из Горьковской области, племянник Веталя. Готтхильф пригляделся к нему и увидел, что парень с Холодаевым буквально на одно лицо.

Рядом с ним, закутанная до подбородка в серебристую, с красноватым отливом, шаль мило улыбалась очаровательная молодая женщина. Она выпускала из узких ноздрей ароматный дым «Слим Лине» и щурила глаза, похожие на спелые каштаны. Волосы красавицы были уложены в старомодную, сложную, пышную причёску, и между прядями её волос сверкали чёрные жемчужины. Это была Элеонора Келль, племянница Семёна Ильича.

– Кажется, все в сборе! – Уссер оглядел сначала стол, потом – гостей. – Прошу вас, угощайтесь. Тут у меня много всего. Например, коньяк «Камю», виски из Шотландии, ликёра и вина из Франции и Италии. Для Веталя и его дорогого племянника я специально заказал «Коньяк Викинга»… Филипп, наконец-то наш друг дождался своего дорогого Митеньку! Выросла молодая смена – прошу любить и жаловать! Вот и пролетели эти пять лет! А ведь казалось, что ещё так долго ждать встречи! Мите всего двадцать четыре, но он ужасно серьёзный и трудолюбивый мальчик. Всех остальных вы знаете. А теперь – к делу. Время не терпит.

Готтхильф, несмотря на неприязнь, всё же поцеловал руку Моне, потом – Норе. С Дмитрием они обменялись пожатием. Между делом Филипп отметил, что ладонь у недавнего зэка гладкая и холёная. На работе Митенька явно не надрывался – об этом тоже позаботился любящий дядя.

– Прошу вас! – суетился между тем Уссер. – «Наполеон», «Куантро» – выбирайте по вкусу. И не бойтесь, друзья мои! Если вас развезёт, то вас развезут! По домам, ха-ха-ха! Такой вот каламбур. Не стесняйтесь, угощайтесь, господа! Злата, зачем ты так далеко отодвинула лёд?..

Уссер говорил с характерным блатарским произношением, смягчая согласные после шипящих, и ничуть этого не стеснялся. Что касается Холодаева, то он стремился казаться более культурным, чем был в действительности.

Дездемона заняла своё место за столом, около Веталя, и налила себе ликёр «Амаретто». Нора Келль протянула свою кубическую хрустальную рюмочку и мило поблагодарила, пригубила ликёр. Митя Стеличек смаковал ямайский ром. На столе стояли два бронзовых подсвечника восемнадцатого века, и в каждом горело по шесть свечей.

– Да, Виталий, как делишки-то наши скорбные? – Уссер курил свою любимую «гавану». И гостиную вскоре заволокло дымом. – Горбовский среагировал на твои условия?

Холодаев пожал плечами, дёрнул левым углом рта.

– И не подумал! Оцепили здание аэропорта. На досмотре свирепствуют, как цепные псы. – Веталь переглянулся с Моной, которая спокойно смаковала «Амаретто». – Но мне их, честно говоря, даже жаль. Напрасно ведь тратят время…

– Так ты твёрдо решил идти до конца? – Уссер тоном дал понять, что сам пасует перед столь радикальным шагом.

Веталь покосился на Готтхильфа, который наливал себе виски с содовой. Дождавшись, когда он бросил в высокий бокал кубик льда, Веталь заговорил.

– Сеня, у меня выхода другого нет! Если я сейчас проиграю и утрусь, то, считай, я слился. Надо показать характер, а то на голову сядут. Если Горбовский думает, что я просто так его пугаю, то сильно ошибается. И судьба его мусорка – тому подтверждение. Не знаю только, нашли его уже или нет. Но найдут обязательно – туда люди часто ходят. – Веталь помолчал немного, но никто пока не возражал ему. Правда, и не поддерживал. – Нынче гуманизм в моде, и мы это в работе учитываем. Правда, милая? – Он обнял Мону за плечи.

– Один раз мне нужно было провезти партию икон, – начала Кикина, заедая ликёр долькой мандарина. – Я знала, что через «тамгу» будет ну никак не пройти. Поэтому наняла бомжа, купила ему билет, муляжи гранаты и пластиковой мины. Настоящие дать не могла – ещё взорвёт самолёт, а ведь на борту был товар. В пути он передал экипажу записку и приказал лететь в Стокгольм. Прошлым летом это было модно. Ну, а там меня уже ждали. В наземной службе были наши люди. Операция удалась на все сто – я считаю её своим звёздным часом. Ради спасения людей экипаж повернул на Стокгольм. Потом этого бомжа арестовали. Он до сих пор сидит в шведской тюрьме, которая лучше русского санатория.

– Вот-вот! – кивнул Веталь, отпив свой любимый «Коньяк Викинга». – Все кругом орут о ценности человеческой жизни, а менты поступают в худших сталинских традициях. Ни пассажиров не жалеют, ни собственных сотрудников. Я ведь взял в заложники Каракурта. Сообщил Горбовскому, что хочу его видеть, так как жизнь Александра Львовича под угрозой. Честно приехал к магазину, пятнадцать минут ждал в машине. Майор так и не явился, и со мной не пожелал связаться. Побоялся ехать, что ли? Думал, его тоже захватят? Короче, решил пожертвовать своим любимчиком…

– Это мы уже знаем! – мелодичным голоском перебила Элеонора. – Веталь, ты его заделал, что ли? Такого молодого и симпатичного?

– Я?! – Холодаев отрицательно покачал головой. – Я к нему и пальцем не прикоснулся! Приказал ребятам его вздёрнуть. А что ты хотела бы с ним сделать, Эля? В качестве «бревна» забрать?

– Пфуй! – Элеонора скорчила гримасу отвращения. – Не надо об этом за столом, умоляю!

– Приказал повесить? – Семён Ильич вытаращил глаза. – И что? Саша уже мёртв?

Голос Уссера дрогнул, и Филипп понял, что судьба оперативника ему не безразлична.

– Да уж, надеюсь! – Холодаев смотрел на Митю. Тот улыбнулся хищно и торжествующе. – Мне Бабьяк по радиотелефону доложил, что Каракурта голого, при нынешнем-то морозе, выбросили на свалку. Закидали ёлками – там много их после Нового года. Не знаю, когда тело найдут. Может, завтра, а, может, через неделю. Не стухнет, поди…

– Выкинули после того, как сняли с перекладины? – Губы Семёна дрожали, и Филипп отлично это видел.

– Бабьяк вешал его трижды, а потом стрелял по верёвке. Он у меня с тридцати метров в копейку попадает. Каракурта грохался на пол, а потом вставал… Живучий, сволочь, и упрямый! И как только его папа такого родил, ума не приложу! – Веталь скрипнул зубами. – Наверное, псих, которые боли не чувствуют. Ну, позвали твоего Хафизова. Он проделал свою «коронку» с проволокой. Ты знаешь, какую…

– О, Боже! – Нора игриво прижала подушечки пальцев к персиковым щекам.

Филипп между делом отметил, что верно предположил насчёт «секретного тавро». От волнения и выпитого виски ему стало жарко.

– Так вот, Сеня, мусорок, наконец, потерял сознание, и крепко. Вряд он что-то успел понять. Вышвырнули его в шесть часов, так что сейчас на свалке лежит мёрзлый дубарь. – Веталь снова вставил в мундштук сигарету. – Горбовский за всё это, думаю, здорово поплатится. И грех ему нести в душе до самой смерти! Я-то, каюсь, думал, что Минц Горбовскому дороже двадцати килограммов рыжья. Но ошибся…

– Веталь, зачем же так жестоко? – Нора прикрыла глаза, продемонстрировав всем свои бесподобные ресницы и тени фирмы «Палимо Интернасьональ».

Холодаев стряхнул пепел:

– Я свою дочку передёргал из-за рыжья. А его задержали! В зад мне их, что ли, целовать? Кроме того, у Каракурта с Митькой давние счёты. Я ведь тогда, пять лет назад, пытался с ним столковаться. И этот прыщ мог потребовать меньший срок. Уж я бы в долгу не остался!..

– Дядюшка, там что, русских не нашлось? – низким, глубоким голосом профессионального певца спросил Дмитрий и опрокинул в себя четвёртый бокал джина с тоником. – С-сука!..