как эхо.
— Тяжелым!…желым!…желым!
Быстро лезу на свою вышку и мысленно подтверждаю логику своего же приказа.
«Дальнобойными нет смысла! Атаку все равно не остановят, а вот за те пятнадцать-двадцать секунд, что летящая конница пройдет эти триста метров, перезарядиться мои не успеют».
Забираюсь наверх. Здесь уже стоит Ярослав. Вид у него прямо скажу не очень. Только что на его глазах полегла вся его дружина. Почти всех он хорошо знал, многие были ему, как родные.
«Ну а что ты думал⁈ — Жестко реагирую на потерянный вид пацана. — Это тебе не игрушки! Захотел брату помочь, и вот тебе плата. Как говорится, ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным».
Усмехнувшись последней своей мысли, подбадриваю юного князя.
— Не унывай, княже! Одолеем супостатов, поищем твоих дружинников. Может и не все сгинули!'
В ответ получаю переполненный тревогой взгляд.
— А одолеем⁈
Вижу в глазах юного князя почти погасшую искру надежды и, не задумываясь, раздуваю ее своей показной уверенностью.
— Даже не сомневайся, князь! Утрем нос поганым до самых кровавых соплей!
От моих слов Ярослав аж засиял весь, а я лишь вздохнул про себя.
«Как мало нам надо, чтобы от полной безысходности взлететь к облакам надежды, как легко мы верим чужим, ничего не значащим посулам!»
Все это пролетает в моей голове за долю секунды и отметается, как ненужное сейчас. Развернувшись к полю боя и вцепившись двумя руками в поручень, я впиваюсь взглядом в надвигающуюся лаву.
Конница уже летит во весь опор. До столкновения считанные секунды. Мой наметанный глаз отсчитывает дистанцию.
Сто пятьдесят шагов!
Рука взлетает вверх. Товсь!
Сто!
Девяносто… Семьдесят пять!
Даю отмашку. Огонь!
Все восемнадцать баллист разом отрыгнули пятилитровые заряды с зажигательной смесью. На миг раньше них затренькали арбалеты, и первые сраженные всадники потонули в черном дыму и запылавшей под ними траве.
В местах вспышек строй конницы разорвался, но лава не остановилась. Обтекая горящие лужи и успокаивая беснующихся коней, ордынцы все же дорвались до наших порядков. Потеряв скорость и натолкнувшись на выставленные алебарды, они попытались пойти напролом и прорваться между фургонами.
«Ошибочка, ваше благородие!» — Со злорадством отмечаю, как четко, словно на тренажерном плацу, заработали тяжелые алебарды.
На узком пространстве всадникам тесно. На одного степняка три выставленные алебарды. Один останавливает коня, другой отбивает удар копья, а третий уже валит всадника. Задние прикрывают переднюю шеренгу, и ордынцы не выдерживают этой мясорубки. Они откатываются шагов на двадцать, надеясь выманить на себя пехоту, но не тут-то было! Алебардщики остаются на месте, а первую скрипку вновь начинают играть арбалетчики.
Степные всадники закрутили карусель вокруг фургонов, осыпая их и шеренги пехоты тучами стрел. Ответные болты летят реже, но каждый из них находит свою жертву.
Карусель крутится, стрелы летят в обе стороны, и тут кто первый дрогнет. У кого в этой смертоносной дуэли не выдержат нервы. Конные стрелки постоянно в движении, мои неподвижны, но зато они прикрыты щитами, а враг практически полностью открыт. Особенно лошади! Некоторые из них уже похожи на дикобразов. Одним болтом коня не сразить, и в них специально не стреляют, но все, что не попадает во всадников, достается этим бедолагам.
Ордынцы стреляют, как заведенные, мои четверки стрелков сменяются со скоростью ткацкого челнока. Стрелы летят сплошным потоком! В крутящейся карусели то и дело с криком падают всадники, хрипя зарываются мордой в землю кони. У нас тоже потери, то тут, то там, оставляя строй, отходят в центр раненые бойцы.
Смертельная свистопляска не стихает, но пытаясь уйти от арбалетных болтов, ордынцы невольно все разжимают и разжимают свою смертоносную удавку. Они начинали свою карусель, когда до них было шагов двадцать, теперь уже сорок не меньше.
«Это шанс их еще разочек поджарить!» — Мелькает у меня в голове, и взгляд проходится от расчета первой баллисты до последней.
Везде поднятые флажки о готовности, и я даю отмашку.
— Пли!
Один за другим взлетают тяжелые шары, и наученные горьким опытом ордынцы шарахаются в стороны, но пламя и осколки все-равно накрывают их. Черный дым пеленой застилает небо, земля горит под ногами коней, и степняки не выдерживают. Первыми начинают отходить раненые и обожженные, но вслед за ними потекли и прочие. Сначала малыми ручейками, но с каждой секундой все больше и больше, и вот уже вся орда порысила вниз по склону.
Слышу за спиной голос Калиды.
— Может сейчас⁈
Я знаю, что он имеет в виду. Где-то там, скрываясь в одной из рощиц у реки, стоит и ждет команды сотня конных стрелков Куранбасы, и Калида спрашивает. Не пришло ли время ударить в спину отступающему врагу.
Качаю в ответ головой.
— Нет, рано!
«Еще по-настоящему не вступили в дело монгольские сотни, еще слишком организованный отход. — Мысленно аргументирую свое решение. — Гора еще не готова, чтобы маленький камушек обрушил целую лавину».
Смотрю вниз и вижу, что наш противник перестраивается, решая, что делать дальше. Сотники потянулись к двухвостому бунчуку.
«Сейчас они получат накачку от своего нойона, и все начнется по новой!» — Решив, что у меня есть время, спускаюсь с вышки.
Пройдя мимо баллист, подхожу к шатру лазарета. Раненых много, они сидят и лежат вокруг, дожидаясь свой очереди. Из палатки доносятся приглушенные крики и стоны. Там делают, что могут, два ученика Иргиль. Сама она со мной не пошла, у нее осенний сбор трав. Как ни смешно и неважно это ни звучит, ничего поделать с этим я не могу. Ни приказать, ни заставить! Она птица вольная, тем более что… В общем, понятно!
Ученики, конечно, не Иргиль, но раз она их выбрала, значит, какой-то дар у них есть, и все, что возможно в этой ситуации, они сделают. Зашьют рваную рану, продезинфицируют, забинтуют, а там уж как бог даст. В этом времени рассчитывать на большее не приходится.
Многих из бойцов я знаю в лицо, но обходить каждого у меня нет времени. Останавливаюсь на миг в центре и обращаюсь ко всем.
— Держитесь, парни! Всем помогут. Сегодня вы сражались геройски, и я этого не забуду!
От лазарета иду к баллистам. Там, пользуясь моментом, расчеты копошатся вокруг своих орудий, устраняя возникшие поломки. Завидев меня, старшина отрывается от дела и, выпрямившись, утирает пот.
— Что у вас? — Спрашиваю, хотя и так вижу, что мужики расхаживают блок натяжного каната.
— Да вот, прикипел, — Он бросает на меня опасливый взгляд. — боюсь, канат перетрется.
Одобрительно киваю, но не могу скрыть тревогу.
— Татарва скоро вновь полезет… Успеешь?
Слышу в ответ «успею» и, хлопнув старшину, мол давай, не теряй время, иду дальше.
Плотные шеренги алебардщиков встречают меня приветственными криками. Я иду от одного взвода к другому, отвечая на приветствия.
— Отлично угостили супостатов! Молодцы, парни!
— Да это мы завсегда! — Весело ржут мне в ответ. — Пущай еще подходят!
Среди бойцов вижу довольное лицо датчанина Хансена и чуть сбавляю шаг.
— Ну что, Эрик из Борншольда, не тяжела тебе капитанская лямка на тверской службе⁈
Не отводя глаз, тот задорно щерится.
— Гуд! Хо-ро-шо!
«Вот и отлично, коли так, — внутренне радуюсь бодрому настрою своих бойцов, — самое тяжелое у нас еще впереди!»
За ротой датчанина рота Ваньки Соболя, и его сияющая, никогда не унывающая физиономия греет мне душу.
— Ну как у вас тут, справляетесь⁈ — Вкладываю в голос максимальную строгость, но на Ваньку это не действует. Он продолжает зубоскалить.
— Нам-то шо! Это ж не татары, а так, забава одна!
Чуть улыбнувшись, все ж пресекаю это шапкозакидательское настроение.
— Смотри, как бы эта забава задницу тебе не поджарила!
— Пусть попробуют!
Под смех бойцов Ванька продолжает хорохориться, а я уже иду дальше.
Следующая рота Ратиши, и он встречает меня всегдашним сурово-мрачным выражением лица.
Оцениваю взглядом состояние бойцов. Здесь нет улыбок и шуточек, на жестких лицах написана суровая решимость стоять до конца.
«У этого парня по-другому и быть не могло!» — С этой мыслью останавливаюсь напротив совсем еще юного капитана и всматриваюсь в глубину его темных глаз.
— Ну, что скажешь, Ерш, сдюжите, ежели на вас всей силой попрут?
В моем вопросе больше подначки, но секундное молчание Ратиши говорит о том, что он воспринимает его более, чем серьезно. Этот парень действительно в это миг оценивает свои силы, и его ответ звучит просто, но убедительно.
— Сдюжим!