Пьер Безухов с его «открытием» в 1812 году Платона Каратаева, конечно, всего лишь литературный герой, но за ним стоит и сам Лев Николаевич, соприкоснувшийся с народными страданиями, прошедший Крымскую войну. В этом смысле и «Севастопольские рассказы», да и «Война и мир» — это же «лейтенантская проза»!
Высшее руководство — другая форма участия в народной войне: непосредственно физического участия, «хождения в атаку», ранений им выпадало меньше, но интеллектуальное напряжение войны, возможно, и откроет им что-либо из будущего послевоенного политического справедливого устройства.
И как частное проявление этого закона: хлебные спекулянты, подделыватели продовольственных карточек или... подделыватели маршальских мемуаров — это не самые главные участники войны, а потому и не лучшие носители той справедливости, мудрости, о которых шла речь.
И эта «счастливая прослойка» — не ходившая в атаки, но и не отвечавшая за результаты операций (хрущевско-брежневско-зимянинско-черненковская. Мехлис — из этой же породы, один раз попробовал было поначальствовать, поотвечать в Крыму... Ну очень не понравилось), ответственная за подвоз на фронт пачек «Правды» и наградных бланков, она-то естественным (для войны и противоестественным для послевоенной жизни) образом и уцелела. Ее подходящие дружные колонны — членов военных советов и видел боковым зрением Сталин, говоря о потерянных лучших... Но сфокусировать свой известный прищур, переведя из бокового на прицельный взгляд, не успел.
Примечание. Могут поправить, что генсек Черненко в военных советах не политрукствовал, а всю войну успешно «повышал уровень» на различных партийных курсах. Возражу: разница тут не качественная, а сугубо количественная. Должность Черненко военных времен — это и брежневская должность, усиленная, доведенная до максимума всех тенденций. И если бы не та Черненкова астма — еще вопрос: не поехал бы и к нему за советом мемуарный маршал Жуков, в последующих изданиях?
ЧЕЛОВЕК — «ЖИВОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО»
Петр Миронович Машеров. Как сегодня вспоминают: «Рядом с больными, немощными и засыпающими на ответственных заседаниях членами Политбюро ЦК КПСС Машеров выглядел непростительно молодым».
И когда Брежнев в 1978 году с большим опозданием вручал ему Звезду Героя Социалистического Труда, то при всех грубо оборвал Машерова во время его ответной речи.
И через два года на похороны Петра Мироновича Брежнев прислал в Минск именно секретаря ЦК КПСС Зимянина, прекрасно зная, как тот плохо относился к Машерову.
Сегодня историки объясняют, что Леонида Брежнева насторожил следующий факт. Один влиятельный американский журнал накануне выборов в президенты США провел опрос среди конгрессменов. Вопросы были в том числе такие: кто из зарубежных лидеров мог бы стать президентом США, кого видят они на месте Брежнева? И очень у многих в ответах совпадало: Машеров. Только несколько человек в ТАСС знали о результатах этого опроса.
Когда в июле 1980 года машеровская «Чайка» столкнулась с грузовиком, я хорошо помню, как многие в стране тогда повторяли: «Подстроили». Но еще большее число людей вдруг тогда осознало (как же развивалась интуиция при тогдашней скудости информации!), что со смертью Петра Машерова СССР потерял надежду на приход достойного лидера, миновал еще одну развилку, прошел еще одну точку возможного выбора.
Петр Машеров был подлинным героем Великой Отечественной войны, на самом, может, тяжелом и опасном из ее «фронтов» — был партизаном в Белоруссии, но позже он из текстов, которые приносили ему на визирование, вычеркивал большинство страниц, относящихся к его собственным подвигам, приговаривая: «Обо мне не больше, чем о любом другом Герое Труда».
Белоруссия, в отличие от ее сегодняшних учителей из «Объединенной Европы-2», не только жертвовала своей недвижимостью, подрывая все доступные заводы, мосты и дороги, но и потеряла в той войне каждого четвертого своего человека. 9 сентября 1942 года от рук гестаповцев погибла мать Петра Мироновича — Дарья Петровна.
Известное изречение о том, что «страдание просветляет», — это примерно о том же, о чем говорилось чуть выше: народная война привносит в жизнь меру справедливости и мудрости, которой причащаются все, но — по мере их участия в страданиях и борьбе народа.
Человеколюбие, гуманизм Машерова — самые подлинные его качества. В личном дневнике его запись совершенно безыскусна: «Я очень люблю людей. Восхищаюсь людьми. Что самое прекрасное, что самое сильное, что является нашим богатством, нашим достижением — так это наши люди. Души их откликаются на все дела, на все невзгоды».
Родные и близкие иногда недоумевали, почему он спрашивал у простых людей, с которыми встречался постоянно: «Чем вам помочь?» — но своим таких вопросов не задавал и относился к ним строже, чем ко всем другим. Родная сестра Машерова, Ольга Мироновна Пронько, признавалась: «Мы боялись у него просить то, что другие просили и получали. Чтобы купить билет на Москву в Минском аэропорту, а я очень хотела проведать Петю после операции, мне первый и единственный раз в жизни пришлось воспользоваться тем, что я родная сестра Петра Мироновича».
Пример из сферы музыки, может, кому-то и покажется несерьезным, но только не молодежи 70—80-х годов. То, что они оказались в «империи лжи», они узнавали не из Солженицына, а из простого сопоставления молодежных песен. «Тут» — ложь и цинизм в совершенно невыносимой концентрации, «там» (на Западе) — да... в общем-то, неизвестно что, но положенное на бодрые аккорды. И языковой барьер был барьером и от лжи. Единственными пластинками, которые слушались в молодежной среде, звучали на танцах, были англоязычные ансамбли и «Песняры». Подшучивали: «ПЕНСняры» — это потому, что вроде любая неанглийская музыка — «пенсионерская». Подшучивали, но слушали (а сейчас, знаю, постаревшие, собирают все «лазерные» переиздания «Песняров», переслушивают под слезы и водку)...
Вся штука была в том, что вот вроде бы «одна шестая при Брежневе—Черненко» — океан абсолютно равномерного вранья и цинизма, но ведь чувствовали, что «в Белоруссии, там что-то по-другому». Приехал уральский парень Мулявин, и невиданное дело для остального СССР — «разрешили». Зато московские «старперы» из Союза композиторов пробили в ЦК постановление: молодежные ансамбли на своих концертах должны перемежать свои песни ИХ песнями. Прилагались и квоты, отчисление авторских, само собой. Неисполнение ИХ песен влекло запрет на дальнейшие концерты, разгоны... милиция. Уверяю вас, это «постановление ЦК» было самым известным из всех цэковских постановлений для очень значительной части нашего молодого населения...
Вот и ответьте: где члены Союза композиторов могли пробить такое постановление об обязательном исполнении их песен, в Москве, у генсека, недавно тоже пробившего пункт об обязательном участии полковника Брежнева в мемуарах маршала Жукова, или в Минске, у Машерова?
Мне, как-то проводившему журналистское расследование по теме «Сухой закон 1985 года», довелось узнать, что, оказывается, «Горбачев был против». А потом и что «Рыжков был против». Далее, что характерно, «и Лигачев был против». И работать тогда мне мешала, все отвлекала какая-то полумысль-полуощущение: «Где же я об этом читал?..» И не сразу, но вспомнил, откуда это ощущение «дежа вю»... Это ведь я читал о другом расследовании — по афганскому решению. Там точно так же выяснялось, что «КГБ был против», «Минобороны был против», «МИД был очень против», «Леонид Ильич был против», «Генштаб был совсем против», «наш отдел ЦК был...», «ГРУ было против решительно». И все ветераны соответствующих ведомств приводили вполне конкретные подтверждения, аналитические записки, доклады. («Тучи подозрений» сгущались, похоже, над ДОСААФом и над Всесоюзным обществом «Знание» — по ним «телерасследований» что «и они были против» вроде бы не было. Вот и готовые «виновники»). Хотя скорее это была не одна телепередача или статья-расследование, а несколько разных, выполненных в разные годы различными телеведущими, писателями. И это одни выясняли, что «КГБ и Минобороны были против». А другие — что «МИД и Генштаб»... Но по законам фонового восприятия эти частные телерасследования как-то слились в одно. Одно и впечатление от всех тех лет сползания страны в маразм и небытие. Возможно, один и шанс был у страны: что люди, спасшие страну от самой страшной в мировой истории угрозы, люди, продолжавшие «чувствовать» страну, — попробуют вернуть в нее здравый смысл. А эти, прохалявившие, проскользнувшие без соприкосновения даже и в народную войну, — они ведь точно даже и пробовать не будут... И не стали...
Возможно, и прав Сталин, что мы потеряли какое-то, может, критическое число «лучших», и «это сказалось» еще и в том, что освободившиеся места занимались другой категорией. Да, Зимянин не терпел Машерова, и для него, как и для Черненко, Брежнев-то был свой.