С тех пор никаких скандальных происшествий на пустыре не замечалось. Словно и не было ничего.
Лишь однажды, для профилактики меряя шагами пустырь в темноте, я услышал некий торг.
— Нет, ты мне 2000 рублей дашь? — сказал девичий голос.
— С ума сошел! — с иностранным акцентом ответил мужской.
— Или 100 долларов!
— Ты глупый!
— Ах, глупая? Я была глупая, да поумнела. Себе цену знаю! А ну, проваливай, халявник!!
Что и требовалось доказать. Лишь тогда можно гордым быть, когда цену себе знаешь. Поэтому и на чай к Любови Петровне я тогда не пошел… От себя добавим, что с 4.XI.91 туристский курс: 1 ам. доллар — 47 рублей. Биржевой же курс — 110 рублей. А дальше?!..
ВЕТЕРИНАРНЫЙ ДЕТЕКТИВ
Есть рэкетиры. А есть ли рэкет против самих рэкетиров? Это перекликается с вопросом, заданным моей дочкой:
— А у микробов микробы есть?
— Ищут, — ответил я. Правильно она вопрос поставила. Недаром народная мудрость говорит: паразит — на паразите. Так и должно быть — закон природы.
И еще она спросила:
— Вот бывают сильные из сильных, львы из львов, а носороги из носорогов бывают?
Еще как! Подрастет, узнает. С кем только ни сталкиваешься. Ослы из ослов, шакалы из шакалов, а уж носорогов из носорогов — вообще навалом. Не надо и в Африку плавать.
Ведь почему появилось определение: человек — царь зверей. Значит, он как бы один, а вокруг него множество зверей. Вокруг каждого человека. А теперь?.. Наоборот. Зверь, а кругом людей невпроворот. Вот и звереют люди. Чуть какая-нибудь заваруха — война иль стихийное бедствие — тут и вылезает его нутро. Правда, двоякое. Одни — сущие черти, а другие — все-таки чистые ангелы. Так что не все потеряно. Надежда имеется.
А бывают и середняки: ни черти, ни ангелы. Вроде меня. Чего только во мне не понамешано. Но я свято храню главную заповедь русского морского флота: никогда, даже самому сильному противнику, не показывать корму!
У меня через стенку сосед живет, Никифор Петрович. Замечательный врач-ветеринар, интеллигентный человек лет пятидесяти пяти. Любую зверушку вылечить может, но в основном специалист по собакам. Они на него не рычат, даже когда он им внутривенные уколы делает. Каково!.. Он и моего спаниеля Тимку лечил — помните Тимку? — пока тот от нас не подался куда-то, но о нем разговор особый. Да и меня самого при любой хвори Никифор Петрович быстро излечивал.
Так что бравый солдат Швейк правильно заявлял врачебной комиссии, что его уже осматривал ветеринар. Не буду даже уточнять, насколько знающий. Они не хуже других врачей, а то и получше. Обычный участковый терапевт, возможно, больного человека и поставит на ноги, а вот сенбернара — слабо. Вдобавок ветеринары — многопрофильные врачи, по всем болезням, а уж про хирургию и говорить нечего. Да и в конце-то концов они тоже институты заканчивали. А самые крупнейшие ученые на ком свои эксперименты ставят, прежде чем людям помочь? На собаках, обезьянах и крысах. Выходит, тоже по-своему ветеринары.
Когда мы с Никифором Петровичем познакомились, он улыбнулся, узнав о моей профессии.
— Водолазов я тоже лечил.
— Правда? — купился я.
— Псов-водолазов! — захохотал он. Остроумнейший человек. Мне такие по душе.
И вот случилась у моего соседа Петровича беда. Там у них при ветстанции создали кооператив. Полезное дело: выезжают на дом, помогают братьям нашим меньшим. Причем за вполне умеренную плату. Раньше-то им больше совали в конверте после визита. Зато теперь все законно, можно спокойно спать. Ан нет! Где уж тут заснуть, если вдруг и к ним самим начались визиты. Другие.
Заявились однажды четверо здоровенных лбов-рэкетиров и потребовали: гони деньгу, по две тысячи рэ в квартал, а не то… Сгорит лечебница, и привет!
Действовали они нахально, но как бы под благовидным предлогом, обещая свое «покровительство». Они-де станут надежной защитой от всяких вымогателей, хулиганья и прочих «люберов», которые любят, мол, доить кооперативы. А не хотите, пеняйте на себя. Подумайте пока, говорят.
Тогда еще и закона никакого против рэкета не было. Петрович им поначалу милицией пригрозил. А рэкетиры в ответ: не такие, мол, дураки, чтоб засыпаться. А если уж схватят, то ваша ветстанция тотчас полыхнет. У нас же, будьте любезны, железное алиби: мы в это время в милиции сидели. Что ль, дружков нет — спичку к вашей развалюхе поднести?.. Ветстанция и правда была старая, бревенчатая, и стояла на отшибе от жилмассива за неказистой оградкой. Даже ребенку по силам ту избу в дым превратить.
Труднейшее положение. Или платить, или кооператив закрывать — третьего не дано, как сказали мне однажды в столовке. В милицию, конечно, пожаловались. Те на первых порах под наблюдение ветстанцию взяли, а потом плюнули и пост сняли. Не райком партии, чтоб круглый год день и ночь охранять.
А рэкетиры опять тут как тут.
— Ну что, сынку, — смеются они над Петровичем, — помогли тебе твои ляхи?
Образованные, в школе учились. Кажется, с такими словами обратился Тарас Бульба к старшему сыну-изменнику перед тем, как его пристрелить. Намек понятен?..
Вот Петрович и пришел ко мне посоветоваться. Знает, что я человек бывалый. По адресу обратился — я именно тот, кто бы охотно им взялся помочь. Причем за так, бесплатно. Ненавижу несправедливость.
— Какой срок дали? — спрашиваю.
— Их еще не задержали, — растерялся он.
— Вам какой срок они дали?
— А, платить?..
— Когда первый взнос?
— Через месяц. Нет, уже два дня прошло.
— Не волнуйся, Петрович. Четыре недели за глаза хватит!!
А у самого пока ни одной светлой идеи.
Не знаю, поверил ли он мне, но ушел с обнадеженным блеском в глазах, хоть и недоверчиво покачивая умной головой.
Зря он все-таки сомневался. Если я за что-то берусь, то с того конца, с какого надо. У меня еще ни разу ведро в колодце не пропадало. Как в той байке: брось, говорят, ведро в колодец, тот и бросил; а привязал? — спрашивают; а мне говорили? — отвечает. У меня промашки не будет, не на того нарвались.
Первым делом я одному другу, тоже водолазу, позвонил, мы с ним тогда вместе в Южном порту работали. Витюне по прозвищу Кирпич. Лицо у него всегда красное от загара, да еще носит в тон ему пожарный свитер. Я попросил его быть с машиной наготове через двадцать восемь дней, у него своя старая «Нива». Как понимаете, нужная идея у меня уже возникла.
А затем, не откладывая, зашел к старому приятелю — Гене. Он жил один в силу своих опасных деликатных занятий, о которых пока умолчу. Да и кто ж с ним, обормотом, уживется. Больно рисковый: сегодня жив, завтра нет. Он и в мой приход сидел на кухне и смешивал деревянной расписной ложкой в суповой миске дымный и бездымный порох.
— Не кури, — предупредил он, вернувшись к прерванному занятию. — Может, туда еще и динамитику чуток накрошить? — вслух размышлял он, морща низкий упрямый лоб. Головастый мужик!
Я с ходу перешел к делу:
— Нужны трое крепких ребят.
— Когда? — Гена надежный парень. Понимает, что на темное дело я не пойду.
— Через двадцать восемь дней. Возможно, через двадцать девять.
Продолжая подсыпать и помешивать, он взглянул на старый, еще с портретом Черненко, настенный календарь. Известно, что через какое-то время все календари, как говорится, повторяются. (Я имею в виду дни недели.) Гена был бережливым человеком.
— Будут. Хорошо, что заранее предупредил. Не люблю экспромты. В городе или за городом? — спросил он.
— Не знаю. Фифти фифти. — Пополам напополам.
— Транспорт твой.
— Тогда двух ребят. — Подумал, что хватит.
— Еще легче.
— А оружие?
— Какое?.. Базуки, «стингеры»? — усмехнулся он.
— Достаточно и четырех «Калашниковых». Хорошо бы и ручной пулемет…
— Ну! — запротестовал он. — Где я тебе столько патронов наберу?
— Хорошо. Остановимся на четырех автоматах, — говорю, — и еще: четыре каски и четыре комплекта обмундирования для десантников, — вошел я в раж.
— Это труднее.
— Черт с ней, с формой! — Я покладистый. — А каски?
— Обеспечу.
— Ну, пока. Позвоню.
И мы расстались. Я постарался не задерживаться, уж очень лихо перемешивал он порох.
Теперь я был застрахован от всяких случайностей. Если вдруг не понадобится столь внушительный арсенал, тем лучше. Справимся голыми руками. Рэкетиры тоже бывают разными: одни вооружены до зубов, другие обходятся ножами, третьи — дубинками и кулаками. Но лучше не рисковать и все предусмотреть заблаговременно.
Четыре недели прошли в трудах праведных в Южном порту столицы. С Кирпичом мы встречались на службе каждый день, я ему все рассказал. Он одобрил. С ним хоть в огонь, хоть под воду!
Заскочил и второй раз к Гене — на всякий случай сообщил о своем замысле, хотя он и не спрашивал, относясь ко мне с полнейшим доверием. Но в конце концов он рисковал больше всех, поэтому я посчитал, что ему все-таки необходимо знать.