― А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться нельзя, да?!
― Уж так и его, ― обиделась Зина.
― Моя ― да?! Моя ― да?! ― возликовал Роман.
― И не ваша, ― парировала справедливая Зина. Уж она-то четко представляла, чья она.
― А чья? А чья?!! ― продолжал бесноваться Роман.
― А ничья, ― высокомерно обнародовала свою жизненную позицию Зинаида.
― Э-эх!! ― простонал Роман и обхватил голову руками.
― Охолонь чуток, парень, ― сочувствующе посоветовал ему Дудаков.
Роман поднял голову, оглядел всех ошалелым глазом ― и бросился к Москве-реке. Охолонуться.
― Вы простудитесь! ― слабо ахнула вслед ему Зина, но Роман, не раздумывая, с ходу кинулся в москворецкую пучину. Вынырнул и заскользил по воде сверкающей бабочкой. Мощный баттерфляй.
Пер по реке широкобедрый буксирчик, и команда одобрительно взирала на Романа, а он, покачавшись на крутых буксирчиковых волнах, рванул к берегу, на теплый песок, под теплое солнышко. Вода-то действительно холодная была. Зина слезла с одеяльца и закутала им синегубого армянина, а Дудаков уже подносил щедро наполненный стакан:
― Прими. В момент согреешься.
Роман принял и в момент согрелся. Дудаков и Сережа прикончили остатки и обреченно смотрели на пустую бутылку.
― На круг? ― спросил Сережа.
― А что делать? ― согласился Дудаков.
Натянув штаны, они пошли туда, где им станет еще лучше. Дудаков забеспокоился вдруг, обернулся и сурово предупредил свою спутницу:
― Зина, ты здесь не очень чтоб! Я скоро вернусь.
― Иди, иди, раз душа просит! ― ворчливо отозвалась Зина и посмотрела, как Дудаков последовал ее совету.
Жаждущая парочка скрылась за деревьями.
― Вай, какое красивое имя ― Зина! ― восхитился Роман.
― Ты ― армян? ― догадалась Зина.
― Армян, армян! ― чрезвычайно обрадовавшись, подтвердил Роман.
― А почему в Москве?
― Потому что я здесь живу, золотце ты мое.
― Армян должен в Армении жить, ― убежденно сказала Зина.
― Тогда бы я тебя не встретил.
― У вас что, красивых женщин нет?
― Почему же, есть. Но таких красивых, как ты, ― нет, ― сказал Роман и осторожно погладил могучее ее бедро. Зина для порядка отстранилась. ― И это все такому маленькому человеку!
― У вас на юге хорошо. Тепло все время и фрукты, ― не желая говорить про маленького человека, мечтательно произнесла Зина.
― Хочешь поедем? ― предложил Роман, бурно задышал, сбросил с плеч уже ненужное одеяльце и кинул его на песок. ― Ложись!
― Зачем? ― испуганно поинтересовалась Зина.
― Отдыхать будешь! Как на юге!
― Зачем мне это?! Я послезавтра на настоящий юг еду!
― Согласна, значит?! ― завопил Роман.
― И не с тобой вовсе, а сама по себе.
― Зина, любовь моя, я к тебе приеду!
― А я вот и не скажу, где я буду.
― Тогда я тебя здесь буду ждать, можно?
― А я вот возьму и навсегда там останусь.
― Не надо, ― взмолился он и поднял на нее глаза. Слезами наливались эти глаза, слезами!
Зина погладила его по голове и спросила с надеждой, проведя ладонью по жестким его волосам:
― Ты ― страстный?
Уже хорошо принявшие, Дудаков и Сергей стояли у мраморного столика и смотрели на серый асфальт за окном, на синий троллейбус, на зеленые деревья. Картинка была яркой-яркой, как всегда с поддачи.
― А то переходи к нам в институт. Там начальник отдела кадров ― мой кореш, ― предложил после молчания Сергей. Они уже обдумывали возможность не расставаться никогда.
― Ты-то инженер. А я кем там буду? Старший помощник младшего дворника? Нет, я лучше у себя куковать останусь.
― Ну и сколько у вас там зарплата?
― А что зарплата, что зарплата? Мне много не надо.
― Такую бабу имеешь, и денег, говоришь, тебе не надо! Не верю я тебе, Митяй! Такая профурсетка денег много требует!
― Она мне не баба, она мне друг, ― заявил Дудаков и заволновался, вспомнив: ― Твой кавказец там не того? Руками чтоб?..
― Руками ― не страшно, ― заверил его Сергей.
― И руками ― запрещено!
― У тебя, у завскладом, все запрещено, все под замком. А она женщина молодая, ей удовольствия подавай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Я ей дам удовольствия! Пошли-ка на пляж!
― С собой возьмем? ― советуясь, спросил Сергей.
― В палатке, ― решил Дудаков.
И они, отоварившись в палатке, двинулись на пляж.
Зинаида и Роман бегали по песку и, повизгивая, ловили друг друга.
― Рысаки, к столу! ― позвал их Сергей.
Дудаков лишь сопел осуждающе. Уселись. Зинаида приготовила закусь, Дудаков разлил по стаканам.
― За знакомство! ― возгласил Сергей и поднял свой стакан.
В понедельник в 15.00 они докладывали Смирнову:
― Пальчики, которые оставил Дмитрий Спиридонович Дудаков на бутылке, принадлежат Хохлачеву Борису Флегонтовичу, находящемуся в розыске в связи с растратой, которую он совершил, будучи кассиром механического завода в Туле.
На фотографиях, присланных из Ростова, Сырцов Всеволод Сергеевич, по кличке Почтарь, домушник, осужденный в пятьдесят первом году и выпущенный в январе этого года по амнистии.
― Ну и что это нам дает? ― перебил его Смирнов. ― То, что Берников связан с уголовниками, только и всего. Но это, как известно, законом не запрещено.
― Ты, как всегда, прав, ― обиделся Ларионов. ― Но это дает нам главное: уверенность, что мы на правильном пути.
― Все в пути, в пути! Когда дойдем?! ― выразил свое неудовольствие Смирнов. ― Какие мероприятия предполагаете?
― Где легче спрятать лист? В лесу, ― вставил Роман. ― Так сказал патер Браун.
― Не морочь мне голову. Давай по делу.
― Где легче спрятать лист? В лесу, ― повторил Роман. ― Мы с Сережей предлагаем произвести обыск на складе, коим заведует наш многофамильный друг. Вселенский, так сказать, шмон у Митяя. Я уверен, что похищенное хранится там. Надежно, выгодно, удобно. И всегда отказаться можно: я не я, и лошадь не моя.
― Вполне, ― согласился Смирнов. ― Нашли мы, скажем, похищенное. И, как правильно ты говоришь, нам сообщается, что я не я и лошадь не моя.
― Ты не знаешь главного, Саня. Вернее, той маленькой детальки, которая может стать главным. Тебе неизвестно об отъезде на юг любви последней, зари вечерней Леонида Михайловича Берникова Зинки. Об отъезде, как она сообщила мне, надолго, а может быть, и навсегда. Она юг любит. Там тепло и фрукты.
― Думаете, она повезет? ― спросил Смирнов.
― Уверены, ― твердо ответил Казарян.
― А если Берников отправит почтой?
― Не решится. Мало ли что может случиться, Зинка ― ход вернее.
― Не лишено. А если всем этим будет заниматься один Дудаков?
― Саня, ты нам сильно надоел своими "если". Еще Остап Бендер утверждал, что полную гарантию может дать только страховой полис, ― грубо заметил Роман. ― Но мы думаем, что Берников провожать любимую женщину придет обязательно. С чемоданом.
― Даешь разрешение на обыск склада или нет? ― раздраженно спросил Сергей.
― А что с вами делать? Шмонайте!
Прокол! Какой прокол! Вконец измотанный Казарян прилег на тюки с ватой и от стыда закрыл глаза. Три часа с двадцати четырех ноль-ноль они шерстили склад. Шесть человек ― Казарян с Ларионовым и четыре приданных им паренька. Рулоны разнообразной материи: шерсти, шелка, ситца, полотна, бархата; ящики с фольгой, листы с пуговицами, бидоны с краской, тюки с ватой, мешки с волосом, пакеты с мелом, брикеты сухого клея, оплетенные бутыли с денатуратом и кислотой, даже две фляги по двадцать литров с притертыми пробками ― спирт. Богатое было хозяйство у Дудакова Хохлачева. За три часа все осмотрено, прощупано, истыкано, распотрошено.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Прокол. Казарян, лежа на тюках, отдыхал.
― Что ж, будем наводить порядок, ― сдаваясь, решил Ларионов. Придется.
Казарян открыл глаза. Он лежал на спине и поэтому посмотрел вверх. Не прикрытые потолком переплетения кровельного крепежа увидел он.