Читать интересную книгу "Призрак - Виктория Блэк"

чувствую…

– Ты ведешь меня на крышу, – догадываюсь я.

– Да, – сухо отвечает он.

Шаг – и под ногами твердая поверхность. Мы на месте.

– Ты хочешь умереть, Алана? – тихо спрашивает мой палач.

Я не понимаю его вопроса. Я знаю буквы, но не могу уловить смысл. Когда эмоции зашкаливают, обостряются до предела, вызывая шок, человеческая психика не выдерживает, впадая в состояние либо аффекта, либо полной апатии к происходящему. В такие моменты кажется, что ты под наркозом. Ты не чувствуешь ничего, в голове звенящая пустота, а происходящее видишь со стороны, будто твоя душа отделилась от тела.

– Ты хочешь умереть, Алана?!

Его эмоции наконец-то выходят наружу. Он зол.

Я молчу. Он встряхивает меня, требуя ответа:

– Ты хочешь умереть, Алана?!

Я пожимаю плечами. Мне безразлично, что произойдет дальше, я просто зритель.

Я грязная. Боль очищает от греха.

– Твою мать! – злится он.

Зверь резко разворачивает меня к себе спиной, подхватывает за талию, приподнимает и ставит на парапет. Мне не нужно видеть, чтобы понимать – я на краю. Шаг – и я упаду. Мне будет больно, зато я стану чистой.

– Мы на крыше семиэтажного дома. Ты превратишься в кровавое месиво. Ты хочешь умереть? Разбиться?

– Не знаю, – произношу я одними губами.

Из уютной и спасительной апатии меня выводит резкий толчок в спину, пробуждающий ото сна. Я теряю равновесие, машу руками, пытаясь ухватиться за воздух, а из груди вырывается истошный крик:

– Нет! Я не хочу умирать! Не хочу!

– Мисс Флетчер. Вы слышите меня? Я сейчас подойду к вам и протяну руку. Вы возьметесь за нее и слезете. Вы хотите жить?

– Да! Я хочу жить!

Фантомная анестезия мигом слетает, возвращая чувствительность. Адреналин взрывает вены, эмоции разом атакуют меня, сотрясая тело рыданиями. Зверь подхватывает меня, снимает с парапета и прижимает к себе.

– Вот и все. Ты сделала выбор. Ты понимаешь, что хочешь жить?

– Да.

– Тогда какого хрена, Алана, ты делала в этом чертовом клубе? Думаешь, я шучу? Я на самом деле могу тебя убить! Я психопат, Алана! Когда я злюсь – перестаю контролировать себя! А сегодня я очень зол. Я в ярости! – гневно выплевывает он каждое слово.

Разве я этого не понимала?

Прислушиваясь к себе, я прокручиваю в памяти последние несколько дней. Мое упадническое состояние… Из-за чего оно? Зверь ли стал поводом? А что, если моя депрессия – искаженная форма самобичевания? Для чего я пришла в клуб?

Я будто скальпелем вскрываю нарыв, избавляюсь от гноя и углубляюсь в потаенные уголки своего разума: неужели я стремилась к подобному наказанию?

– Алана, ты же знала, что любой проступок пачкает тебя в грехе и требует очищения?

– Знала, мама.

– Бери плеть, Алана. Боль сделает твою душу снова светлой.

Мой преследователь прав? Меня на самом деле возбуждают опасность и боль? У меня не стокгольмский синдром, а жажда быть жертвой?

Правда обескураживает, я не готова ее принять. Злость из-за собственной беспомощности выплескивается наружу.

– Иди ты к Дьяволу! Да кто ты вообще такой, чтобы управлять мной?! – вырывается у меня, и я с силой бью его в грудь.

Я тянусь к повязке, чтобы содрать ее, но не успеваю. Зверь заводит мне руки за спину и толкает вперед. Я теряю равновесие и падаю животом на парапет. Я снова на краю, моя голова свисает вниз. Одно неловкое движение – и я сорвусь. Если он не удержит.

– Отпусти! Хватит! Я уже сказала, что хочу жить! – верещу я, брыкаясь.

– Правда? А я все еще злюсь! Я в гневе, – угрожающе заявляет он и освобождает мои руки.

Я рано радуюсь мимолетной свободе – зверь не собирается меня отпускать.

– Что ты делаешь?!

Его пальцы ловко расстегивают пуговицу и молнию на моих джинсах и снимают их до колен. Следом к ним присоединяются трусики, те самые, ажурные, что были приобретены для него. Я стою перед ним на коленях с оголенной задницей, догадываясь, для чего.

Все происходит быстро, зверь даже не говорит ничего. Я пытаюсь подняться, но не могу – его ладонь на моей спине пригвоздила меня к парапету.

– Знаешь, что мне нужно от тебя? – его голос низкий, волнующий, возбужденный…

– Что?!

– Вот это, милая, – он проводит пальцами по моим складочкам, разливая между ног приятную дрожь. – Твое возбуждение, Алана. Твоя киска изнемогает. Она хочет меня так же сильно, как и я ее.

– Отпусти! Не трогай меня.

Я пытаюсь вырваться и получаю обжигающий шлепок по ягодице. Больно…

– Отпусти! Я сейчас закричу!

– Кричи. Первый, кто поднимется сюда, – получит пулю в лоб.

– Ненавижу тебя!

Больше всего страшит неизвестность, но мое тело знает – будет приятно. У него была возможность изнасиловать меня, но он не стал. В глубине души я понимаю, что ничего страшного не произойдет, гнев покинул его, поэтому я смелею в словах и поступках.

Слыша звук молнии на его штанах, я с ужасом осознаю, что заблуждаюсь. Я ни черта не чувствую его настроение.

Я снова пробую подняться, и, кажется, мне удается, пока затылок не пронзает боль. Он тянет меня за волосы, я выгибаюсь, пытаясь ослабить натяжение, но эта боль отходит на второй план, когда во мне вспыхивает другая – дикая и невыносимая, до белых пятен в глазах, словно в меня вонзили раскаленный докрасна прут. Я вся сжимаюсь, боясь даже пошевелиться и сделать вдох, не то что вскрикнуть.

Его рука отпускает мои волосы, но я не дергаюсь, чтобы вырваться. Я цепляюсь пальцами за парапет, как за спасательный круг, и непроизвольно группируюсь, скругляя спину, когда он наклоняется ко мне.

– Прости, Алана. Это единственное, что может усмирить моего зверя.

– Ненавижу тебя! – безнадежно роняю я, шмыгнув носом.

– Твоя девочка говорит обратное, сейчас она привыкнет. Чувствуешь? – спрашивает он, медленно выходя из меня.

– Что я могу чувствовать? Мне больно! Ты насилуешь меня и интересуешься, что я чувствую?!

– Зато я чувствую, как внутри тебя горячо и скользко. Твоя девочка ждала меня. Ты лгунья, Алана. Маленькая лгунья. Ты хотела боли, ведь боль тебя очищает.

Я вскидываюсь и пытаюсь осознать сказанные им слова. Неужели я говорила это вслух? Откуда он знает?

Зверь не дает мне время на раздумья. Резкий толчок и снова боль, но терпимее. Я сжимаю зубы и сильнее вонзаю пальцы в холодный металл ограждения. Каждое новое движение становится все привычнее, мне удается немного расслабиться и даже ощутить извращенную радость от того, что я пережила это. Я смогла. Мне двадцать один и, разумеется, я знала, что рано