Резкий перепад давления выбил все мысли из головы. Свет хоть и не резанул по глазам, но заставил ещё больше зажмуриться, яркой вспышкой ослепляя даже сквозь плотно закрытые веки. Плохо, как же мне плохо…
— Кто на этот раз? — безучастный голос сухо поинтересовался.
Отчего-то была уверенность, что вопрошающий даже не взглянул на наше появление.
— Елизара Де Буанш и Дэрриан Норвинг.
— Норвинг?
Едва приоткрыв глаз, заметила, как сурового вида мужчина, хоть и с сединой в вьющихся волосах, оторвался от ведения записей. Приподняв голову, он окинул взглядом едва дышащее тело ловчего, мешком повисшее на руках конвоира.
— Младший.
— Надо же, кто бы мог подумать. Старший — королевская ищейка, а младший — преступник. Интересная превратность судьбы, — философски изрёк мужчина, делая какие-то отметки в большой книге, лежащей перед ним на высоком столе.
Сдула упавшую чёрную прядь с лица, зрение после вспышки итак было не к черту, волосы ещё и обзор закрывали.
— У вас безумно увлекательный диалог, простите, не знаю вашего имени, — голос казался каким-то чужим, охрипшим, — но можно нас уже определить в камеру? День был тяжелым, знаете ли.
Глухой стук. Перьевая ручка упала из внезапно разбившихся пальцев мужчины и скатилась вниз по наклонной столешнице. В следующий миг она была перехвачена, так и не достигнув пола.
— А вы, я так полагаю, та самая неудавшаяся убийца нашего принца?
Над ухом раздался смешок.
Нет, с этими «одинаковыми с лица» явно что-то не так.
— Поверьте, если бы его убить хотела действительно я — Хэран был бы мёртв уже с первой моей попытки. — Довольно ухмыльнулась, отмечая удивленную реакцию мужчины напротив — густая седая бровь приподнялась вверх. — И об этом точно бы никто не узнал.
— Неужели?
Кивнула.
Зря я что ли была лучшей на своём курсе. Ведь когда ты учишься раскрывать преступления, ты так же лучше учишься лучше понимать мотивы и действия преступников. А сделать выводы не составит труда.
— Что ж, Де Буанш, надеюсь, что мы этого никогда не узнаем. А теперь, — он отодвинулся от стола, раскрыв руку в приглашающем жесте, — будьте так любезны оставить ваши отпечатки на память, после чего вас проводят в камеры.
И стоило ему отодвинуться от стола, как мои глаза широко распахнулись. Стол казался высоким лишь пока мужчина сидел, но стоило ему встать… исполин, богатырь, как назвали бы его в наших былинах. Даром, что прозябает в тюремных катакомбах.
Конвоир, удерживающий Дэра, подтащил его ближе. С помощью второго мужчины, они опустили пальцы в небольшую плошку, а затем отпечатали на листах.
Почувствовав легкое давление на предплечье, дернулась, пытаясь стряхнуть сжавшиеся на плаще пальцы. Их обжигающий холод ощущался даже сквозь плотную ткань.
— Не нужно, я сама, — упрямиться на территории тюрьмы — наиглупейший поступок, который мог прийти в голову.
Подойдя к столу, обратила внимание на журнал, листы в котором были расчерчены на блоки. Они включали в себя записи о заключённых: имя, возраст, преступление, из-за которого оказались за решёткой и, разумеется, два отпечатка.
— Опусти большой и указательный в краску и отпечатай вот здесь, — мужчина внимательно следил за манипуляциями. Стоило следу моих пальцев остался на бумаге, удовлетворительно кивнул. — Вот и чудно. Камера в восточном крыле, триста восьмая.
Голубоглазый молчаливо сдавил предплечье вынуждая двигаться. Снова.
Лишь на выходе из телепортационной залы, едва мы ступили под тёмные своды арки, едва освещённые факелами, мужчина, оставленный в одиночестве, громко произнёс:
— Мое имя Жэран Ладэский, но вряд ли это имя тебе о чём-то скажет.
Жэран Ладэский…
Жэр… Жарон! Неужели…
Ведь одна из книг, которые попросил украс… вернее, вернуть истинному владельцу, как раз и была об истории Ладэского княжества. Могли ли они быть родственниками? Рост и мощь Жэрана, безусловно, вполне могли сойти за принадлежность к медвежьему роду.
Пока я обдумывала гипотетическое родство двух мужчин, ноги сами несли по каменному лабиринту. Редкие факелы обрывками показывали металлические прутья камер, за которыми с трудом угадывались очертания людей. Некоторые из них были пусты, пожалуй, даже большинство. Но вот те, в которых все же были заключённые…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вонь, резкая, почти удушающая. Запах полуразложившейся плоти, старья, гнилья. Все это витало в воздухе тюрьмы в перемешку с затхлостью и сыростью.
На следующем повороте дышать стало чуть легче. Коридор, кажется, стал более просторным. Казалось, он почти не отличался от предыдущих — такой же длинный и бесконечный, с множеством ответвлений. За одним исключением — решётчатые окна. В каждой камере было по окну, пропускающему лунный свет.
Около одной из дверей мы остановились, конвоир прикоснулся к выпирающей каменной панели. Введя несколько символов, проследил как широкие прутья отодвигаются в сторону.
— Твои апартаменты до суда.
— И когда же суд? — сухо поинтересовалась, заходя в камеру и осматриваясь.
Железная койка с обветшавшим матрасом, два ведра: одно с чистой водой, второе пустое. Н-да, все удобства, почти пятизвёздочный отель.
— Завтра.
На этом диалог закончился. Прутья со скрипом вернулись на место, оставляя меня один на один с мыслями, которые не спешили вернуться в голову.
Глава 19
Резкий звук заставил меня пробудиться от беспорядочного сна, граничащего с кошмарами. Чёрная клубящаяся тьма, из которой тянулись искореженные руки с длинными до ужаса ногтями. Они то появлялись, то пропадали, растворяясь во мгле, заставляя быть постоянно начеку.
Надо же, совсем не помню как уснула, видимо, стоило головы коснуться края матраса, как мозг отключился от усталости.
Потёрла глаза, сгоняя мутные остатки сна. Лучше б и вовсе не спала, была бы бодрее. Потянувшими до хруста костей, выдохнула легкое паровое облачко. Похолодало. Озябше закуталась в плащ.
За окном занимался возможно последний в моей жизни рассвет. Робкие лучи поднимались над горизонтом, медленно окрашивая безжизненную степь перед тюрьмой.
— Очнулась?
Голос за решёткой заставил вздрогнуть. Какая-то нервная становлюсь в последнее время, хотя тут недолго осталось. Потерпим.
— Очнулась, — пытаясь разглядеть сквозь тьму, уселась на кушетке, вглядываясь сквозь железные прутья.
Черт глаза выколет.
— Отлично, тогда умывайся и пошли, представление не терпит отлагательств, — приглушенное чиркание сменилось чуть слышным потрескиванием огня.
Пламя разгоралось медленно, нехотя, будто тряпка на факеле была сухой и толком не пропитанной.
— А магическое пламя более не в ходу?
Чувство голода само собой заставляло язвить. Почти сутки без еды.
«О, скоро будем кидаться на людей» — иронично заметили в голове, — «если мы покусаем чертового деда, будет ли это считаться нападением на монаршую особу?»
— В ходу, только конвоирам она недоступна. Адептка де Буанш, чему вас учат в вашей академии? — едва заметная усмешка коснулась губ того самого голубоглазого сопровождающего.
В едва разгорающемся пламени она выглядела пугающей, впрочем, ничуть не отталкивающей. За последние два дня конвоир произнёс больше слов, чем в момент первой встречи.
В животе заурчало, отвлекая, но я упрямо пыталась сосредоточиться.
Голос! Голос у него был совершенно другой: безжизненный, холодный, монотонный, чём-то напоминал робота, только более резкий. Сейчас же казался мягким, приятным.
— С голоду думается отвратительно, знаете ли, кормить перед смертным приговором не будут? Не хотелось бы смущать присутствующих урчанием желудка, — надежды было мало, но она была.
«Надя вообще такая женщина — умирает последней» — мерзкое хрумкание раздалось где-то на задворках подсознания.
— Не предполагалось. — Смерил меня странным взглядом, будто сканируя с головы до пят. — Не знаю, что в тебе такого, но даже здесь — в забытом богами месте, у тебя есть друзья.