Кроп ничего не хотел брать от Хадды. Это она привела тьму в рудник своей песней, и на всем, что ей принадлежало, должно было лежать проклятие.
Старуха конвульсивно сжимала и разжимала руки, борясь со смертью. «Возьми. Ты заслужил. Ты вынес меня наверх».
Тогда Кроп поддел камень тупым концом кирки и вытащил из зуба. Бычехвосты к тому времени спустили собак, и Кроп слышал, как они заливаются. Камень он для верности сунул за щеку и побежал к лесу. Последнее, что он слышал до того, как нырнул в его чащу, была воркотня своры, терзающей добычу.
Теперь камень мерцал у него на ладони, и двое мужчин застыли над ним, как зачарованные. Кропу вдруг захотелось снова зажать его в кулаке и удрать, но Шем протянул руку и взял у него камень.
— Откуда нам знать, настоящий он или нет? — Трактирщик стиснул алмаз двумя пальцами, будто раздавить хотел. — Может, это горный хрусталь или стекло.
Кроп яростно замотал головой. Нечего говорить, будто его камень не настоящий. Он восемь лет добывал алмазы и умеет отличать их от стекляшек. Он набрал воздуху, чтобы возразить трактирщику, но парень положил руку ему на плечо и предложил:
— А ты на зуб попробуй, Шем. Коли зуб сломается, то он настоящий.
Трактирщик поглядел на него с подозрением и уже поднес было камень ко рту, но раздумал. Он отдал его парню и сказал:
— Раз ты у нас такой знаток, Кеннер, попробуй-ка сам.
— Я, знаешь ли, не дурак, — парень отстранил руку с алмазом, — и могу отличить поддельное от подлинного. Положи-ка лучше камешек да принеси нам с приятелем выпить.
Шем побагровел от возмущения, но Кеннер, не глядя на него, стал разговаривать с Кропом. Трактирщик грохнул камнем о стойку и отошел, бормоча проклятия. Вскоре усталая прислужница, в мужском камзоле, подпоясанном веревкой, принесла кувшин с пивом и две деревянные чашки.
— Шем сказал, это будет за твой счет, — сказала она Кеннеру.
Кеннер кивнул и разлил пиво по чашкам.
— Я слыхал, что в этом году снега у Купели выпало мало. Слишком холодно было для снега. Говорят, на льду костры жгли, чтобы озеро не замерзло наглухо.
Кроп кивал. Оставшись вдвоем с Кеннером, он немного успокоился и не удивлялся, что парень знает, откуда он пришел. Пиво, теплое и густое, с яичным желтком, развязало Кропу язык.
— Да, воду качать трудно было из-за мороза. Меня даже наверх подняли и поставили у насоса. — Уши у Кропа порозовели от гордости. — Сказали, что только я один могу с ним управиться.
Кеннер подлил ему пива.
— Еще бы, такой силач. Ты старатель, так ведь?
— Не-ет, — опрометчиво ответил Кроп. — Старатели воду не качают. Только рудокопы. — Не успев еще договорить, он понял, что брякнул лишнее. Горький Боб предупреждал, чтобы Кроп никому не говорил, кем он был и чем занимался. «Работорговцы мигом тебя сцапают, верзила, закуют в цепи и отправят назад. А хозяин рудника так тебе обрадуется, что вырвет себе на память твой язык и приласкает тебя каленым железом. Киркой-то после этого ты махать сможешь, не сомневайся, но днем тебя будет мучить боль, а ночью кошмары».
Кроп бросил быстрый взгляд на Кеннера, но тот сдувал пену с пива, и лицо у него было доброе — совсем не такое, как у человека, связанного с работорговцами. И все-таки Кроггу сделалось страшно. Дурак, обругал его злобный голос. Сказано тебе было, не мели языком. Кроп покосился на дверь — проверить, не загораживает ли ее кто-нибудь. Работорговцы и охотники за рабами рыщут повсюду со своими кнутами и туго набитыми кошельками. Они могут схватить человека даже в людном городе — окружат и начнут хлестать, а потом прикуют к повозке и поведут.
— Сиди, большой. — Голос парня донесся как будто издали, и только когда он тронул Кропа за руку, Кроп осознал, что сделал шаг в сторону двери. — Куда тебе торопиться? Мы еще не закончили свое дельце. — Голос Кеннера стал резким. — И не забудь, что ты задолжал этой таверне за еду и пиво.
Кроп позволил вернуть себя к стойке. Сердце у него сильно стучало, и думать стало трудно. Кеннер сказал, что он задолжал, а долги — это магистрат и тюрьма. Запрут и больше уже не выпустят. Ему захотелось убежать поскорее, но все в таверне смотрели на него. Какие злые глаза у этих пастухов, и кнуты у них ременные. Попался, дурак, дубина безмозглая. Кроп так шумно дышал, что почти не слышал Кеннера.
— Я понимаю, в чем дело, большой. Камешек у тебя ворованный, а от ворованного надо поскорее избавиться, иначе хлопот не оберешься.
Кроп расслышал как следует только последние слова — что от камня надо избавиться поскорее — и усердно закивал.
Мимолетное удовлетворение в серых глазах Кеннера тут же сменилось глубоким раздумьем. Подавшись поближе, он шепотом произнес:
— Этот камень — одна морока. И для тебя, и для меня. Вот, скажем, возьму я его у тебя, и те же самые люди, которые тебя ищут, примутся искать меня. Нет-нет. Не будем говорить, кто они такие. Лучше всего нам провернуть это дело поскорее, да и пойти каждому своей дорогой. Я никому про тебя не скажу, но такое молчание стоит дорого, и при сделке это надо будет учесть.
Кроп изо всех сил старался понять, что говорит Кеннер, но тот употреблял много хитрых слов, и Кроп сосредоточился на самых простых и понятных, как морока или молчание. Алмаз Хадды, сверкая на стойке, привлек одинокую мошку, принявшую его за свечу. Кропу вдруг очень захотелось избавиться от него, и он подтолкнул камень к Кеннеру. Кеннер посмотрел ему в глаза и вопросительно поднял брови: ты, мол, уверен? Не успел Кроп кивнуть, алмаз исчез в одном из кармашков у парня на поясе. У Кропа гора с плеч свалилась. Он забыл даже, что надо пригибаться, и стукнулся головой о стропила. Он ухмыльнулся собственной неловкости, Кеннер ухмыльнулся в ответ, и говорить вдруг стало легко.
— А мне что дашь? — Кроп показал на пояс Кеннера и, видя его недоумение, добавил: — За камень. Ты сам сказал.
Кеннер сделал какой-то знак трактирщику, который наблюдал за ними, стоя у плиты. Пастухи зашевелились, и кто-то опустил кнут на пол. Парень отодвинулся от стойки.
— Слушай, незнакомец, нам тут неприятности не нужны. Ступай-ка отсюда подобру-поздорову. Дверь вон там.
Кроп растерялся. Голос у Кеннера изменился, и он вел себя так, как будто они больше не друзья.
— Дай мне что-нибудь, — неуверенно повторил он. — За камень.
— А ну убирайся! — крикнул Шем, схватив кочергу. — Мне тут уродов не надо!
Кроп взглянул на Кеннера, но тот уже отошел. Трактирщик, воспользовавшись замешательством гиганта, ринулся вперед и ткнул Кропа в плечо горячей кочергой. Кроп взвыл, обернулся и ухватился за оружие Шема. От его рывка, даже не очень сильного, кочерга вылетела из руки трактирщика и попала в пастухов, сидящих около печки. Шем, в свою очередь, завопил, потирая вывихнутое запястье. Один пастух, тощий, в козьей шапке, вскочил с места, зажав в кулаке кнут. Другие последовали его примеру, стараясь не попасть Кропу под руку, размах которой достигал добрых семи футов. Кеннер наблюдал за событиями из безопасного укрытия за стойкой, не вынимая ножа. Кроп смотрел на него, но Кеннер на Кропа смотреть не хотел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});