Во-первых, просчитать дальнейшие ходы, в том числе и возможность отступления. Итак, первым делом следует уяснить, что времени очень мало, Япония — небольшое островное государство, мятежное пламя будет распространяться быстро, а значит, по-хорошему, нужно не только успеть сделать свое дело, но и вернуться вместе с дочерью обратно. Тем более что Фудзико знает, когда начнется восстание, и будет ждать условленное время.
Во-вторых, просчитать варианты провала.
О последнем не хотелось думать, но было необходимо.
Ал давно уже потребовал себе письменные принадлежности и теперь сидел над ними, не в силах выдавить хотя бы несколько слов жене. А ведь Фудзико должна знать, что Марико нашлась. И вот в этом, пожалуй, основная загвоздка. Куда деть только что спасенную Марико? Оставить в деревне, а деревня, по словам старосты, в трехстах кенах от атакованного людьми Амакуса замка. Так что, возможно, уже сегодня либо согнанный со своих земель кровавый даймё со своими приспешниками нагрянут, либо сами восставшие явятся проверять, не спрятался ли здесь кто-нибудь из их бывших обидчиков. И те и другие не лучшая компания для молодой женщины самурайского рода.
Вернуть ее в дом, где она жила все это время, ведь где-то она жила? Но Марико наотрез отказывается обсуждать эту тему, а значит, вариант автоматически отпадает.
Взять дочь с собой? Разведывательный отряд в двадцать человек, без сомнения, подходит для шпионажа и охраны персоны своего даймё, может проникнуть в штаб повстанцев и попытаться выкрасть лидера. Трудновато, но вполне выполнимо.
Но ползти в самый котел войны, таща за собой собственного ребенка, да в случае провала…
Ал повернулся в сторону ширмы, за которой спала Марико. Все сходилось к тому, что либо ему придется рискнуть вновь обретенным чадом, либо забыть об идее покончить с Амакуса, просто забрать Марико и сразу же после завтрака рвануть домой. И пусть Япония пожинает урожай собственной недальновидности и глупости, его дело — как можно скорее зафрахтовать корабль для Фудзико, Марико, Минору и Гендзико с семьями. Он уже потерял одного ребенка, если медлить, потеряет и остальных. Плевать на долг чести, плевать на Японию, плевать на все вокруг. Важно спасти тех, кто доверен тебе самой судьбой, уплыть с ними или, на худой конец, запереться в замке Грюку и держать там осаду.
Наверное, надо было отписать Мико в Эдо, как-никак, свой, можно сказать, человек. Лучший воин ордена «Змеи», так же, как и Ал, так же, как и Ким, переброшенный в древнюю Японию, но… двадцать самураев — это не двести, и даже не сто. Они ему, Алу, самому понадобятся. В разворачивающейся ситуации каждый человек на счету, тем более если ты прямо сейчас сидишь на линии фронта, медитируя и вспоминая давно затверженные исторические факты.
В этот момент фусима сдвинулась, и в образовавшемся перед Алом проеме показалась голова его оруженосца Субаро.
— Не будет ли каких-либо приказаний, Грюку-сама? — Только что сделанная безупречная самурайская прическа, чисто выбритый лоб, форма… особое волнение и понятное нетерпение перед боем. Ведь господин сказал «дело чести и последний шанс», сообщил, что намечается заварушка и потребуется храбрость. И вот же, прямо под носом слышны выстрелы и пахнет гарью, перепуганные крестьяне бегают по деревне, точно встревоженные куропатки, причитая и не зная, с какой стороны на них упадет неминуемая беда.
— Останься, я думаю. — Ал сдвинул брови. По-хорошему, конечно, было бы немедленно отправить Марико к матери, вручив ей письмо с приказом и дав несколько человек охраны, но людей и так ничтожно мало. Ко всему прочему, сумеет ли Ал выполнить свою миссию, оставшись с половиной отряда, из которого каждый знает свое дело и по сути незаменим?
За спиной зашевелилась дочь, должно быть, услышала голоса и пытается проснуться. Ал не боялся говорить с оруженосцем при Марико, пусть слушает, ее же саму не смутит любопытный взгляд молодого мужчины, она скрыта за ширмой, разве что сама пожелает высунуться, но да дело молодое. Ал вдруг вспомнил, что теперь, после того как Марико овдовела, ему следует подумать о ее повторном браке, и невольно улыбнулся. Хорошо, когда у тебя есть дети, приносящие подобные заботы.
— Пригласи наших десятников, и… Марико-сан, если хочешь, можешь одеться и присоединиться к нашему разговору. Или найди Анда-сан, скажи, чтобы покормила тебя. — На самом деле это было в корне неправильно, и служанка должна была явиться к дочери господина, к которой она была приставлена. Помочь одеться, нанести легкую утреннюю косметику, подать завтрак, но… как говорится, на войне как на войне.
— Я уже одеваюсь. — Марико еще немного повозилась и вскоре действительно показалась из-за ширмы, но не в рваной и грязной после вчерашнего юкате, а во вполне чистой, хотя и простоватой, юбке и куртке, должно быть, сама Анда или ее сестра поделилась с дочерью господина своей лучшей одеждой. Непокорные волосы дочери были тщательно причесаны и уложены в подобие прически, закрепленной для верности двумя деревянными шпильками — в общем, до придворной дамы, конечно, далековато, но в походных условиях сойдет. Ал отметил, что, несмотря на то что дочь набелила лицо откуда-то взявшимися белилами, левый глаз припух, отчего казалось, что она лукаво щурится.
Ладно, синяки и ссадины заживут, одежду купим другую, косметику Анда научится накладывать, и не такому приходится в жизни учиться, но, главное, какая умница. Без напоминаний, он-то, Ал, грешным делом, вчера и позабыл обо всех этих дамских штучках, а вот она все учла. Толковая служанка. Клад!
Остолбеневший при появлении Марико оруженосец взял себя в руки, быстро, но вежливо поклонившись дочери господина, моментально юркнул за дверь.
Марико поклонилась отцу, и тот придвинул ей подушку по левую руку от себя. Наверное, правильнее было бы посадить дочь за своей спиной, подальше от мужчин, но тут особый случай, не исключено, что придется прибегать к ее знаниям местности, а это значит, всякий раз оборачиваться, невежливо показывая своим людям спину, к тому же Ал сейчас больше всего на свете хотел просто сидеть рядышком с Марико, нежно обнимая или держа ее нежную ручку в своей. Хотя когда это у Марико была нежная ручка, когда они вот так сидели в обнимочку, как отец с любимой дочерью? Если с ней, с беспутной Марико, он только и делал что скакал на лошади или учил ее сложным приемам боя на мечах. А обнимал, если исключить время далекого и невозвратного младенчества, то обнимал он ее ровно два раза, в первый, когда во время охоты она свалилась с коня и подвернула ногу, и второй, когда сам случайно порезал ее во время тренировочного боя. Вот тогда они действительно сидели бочок к бочку, Ал гладил непокорные волосы дочери, с нетерпением ожидая лекаря. Это с другой дочерью, с дочкой Фудзико, с таинственной и печальной, точно лебедушка, Гендзико, он мог сидеть часами, любуясь на красавицу луну или считая звезды. Пока их ва не разрушала негодяйка Марико.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});