Тут она заметила на подушке сложенный вдвое листок и, развернув его, узнала почерк. «Я украл твой экипаж. Даже если ты не дождешься меня, бесценная моя, я найду тебя. Помни это. Дж.». Она прочла еще раз, как наяву слыша его насмешливый голос и веселый смех: Он, разумеется, забавлялся, сочиняя эту записку.
Она прошлась по комнате. Какое самомнение! Даже в этом косом «Дж.» была небрежность по отношению к ней и намек на секретность. «Бесценная моя» — и все. Ни одного слова о любви, хотя так просто было бы написать: «Люблю. Джерид» вместо «Помни это. Дж.».
Но как ни заводила она себя, рассердиться всерьез ей не удалось. Джерид не обидит ее и не позволит этого другим. Она была уверена в этом.
«Даже если ты не дождешься меня, бесценная моя, я найду тебя», — повторила она уже наизусть, и вдруг ее осенило: если он может найти ее, куда бы она ни уехала, то и она тоже может найти его!
Она плотно позавтракала и приняла горячую ванну, все время размышляя, куда исчез Джерид. И пришла к выводу, что надо спросить об этом судью Харта. Ее отец как будто подпал под влияние Инмэна — стал столь же молчаливым и загадочным.
Но увидеть отца в этот день ей не удалось. На следующее утро она договорилась о транспорте к дневному поезду и пошла попрощаться с озером.
Она стояла на знакомом выступе скалы в платье того же унылого серого оттенка, что и небо, и вода в этот день. Неожиданно кто-то подошел сзади и встал рядом с ней.
— Еще до обеда начнется дождь. — Это был голос отца.
— Доброе утро, папа, — обрадовалась она. — Я тебя уже и не ждала!
— Я решил вернуться в Нью-Йорк сегодня.
— И я тоже.
— Какое совпадение! — рассмеялся он.
— Джерид уехал, Лебрэк удрал, Вильям уезжает сегодня вечером…
— Вильям уезжает? Этого я не знал.
Бесс самодовольно улыбнулась: хоть однажды ей стало известно что-то, чего не знает отец.
— Он объявил за завтраком, что собирается вернуться в Нью-Йорк сегодня вечером. Думаю, Вильям чувствует себя слишком неловко, чтобы оставаться здесь, — пояснила она.
Судья Харт задумчиво покусывал кончик трубки:
— Возможно.
— Итак, наблюдать теперь не за кем: остались только Прэнтисы-старшие и Джинни, — сказала Бесс.
— А как там Хоскинс?
— Джинни отослала его пока что обратно в Балтимор. Да он и в любом случае должен отчитаться перед мистером Гарретом. Она простит его, но хочет помучить. То, что он сделал Вильяму, не пройдет для него даром. Джинни желает увериться, что он не сделает ничего подобного еще когда-нибудь. Я единственная, кому она призналась, что дала ему согласие на брак.
— Значит, у нее нет разрешения отца?
Бесс покачала головой.
— Ну, я думаю, отец согласится без колебаний. Не такой уж он щепетильный. — Судья показал трубкой на окружающую природу. — Ты могла бы остаться здесь — насладиться скачками, ваннами, компанией своей подруги.
— Я бы лучше следила за Джеридом Инмэном. Это интереснее.
Улыбка осветила лицо судьи, и он снова задымил трубкой.
— Я не умею бездельничать, папа. Мне надо знать, что я приношу какую-то пользу.
— А ты уже достаточно бесстрастна, чтобы и в самом деле приносить пользу?
— Почему я должна быть бесстрастна? Бог мой, да меня чуть не убили из-за махинаций вокруг железных дорог!
— Насколько я понимаю, — криво улыбнулся отец, — тебя чуть не убили из-за твоей непроходимой глупости.
Бесс удивленно воззрилась на него. Он старался казаться невозмутимым.
— Ты видел Джерида, — догадалась она.
Судья пыхтел трубкой:
— Конечно. Он вернул мне экипаж.
— Как мило с его стороны!
— Мы вместе отдохнули за чаем. Это умный и порядочный человек.
Бесс засопела насмешливо и пнула куртину травы.
— Тебе нравятся все, кто пьет с тобой чай. И что он сказал?
— Что он уезжает из Саратоги.
— Я и так знаю это.
— Имей терпение, Бесс! — предостерегающе сказал судья Харт. — Он упомянул, что Элидж Добс с семьей вернулся в Сент-Луис сегодня.
— Массовый отъезд! — пробормотала Бесс. — А сам он куда устремился?
— Он отказался сказать, потому что был уверен, что ты вытащишь это из меня.
— Джерид — самодовольный бастард.
— Твой язык, дорогая!
Она пнула еще раз пук травы, и они с отцом пошли к дому.
— Мне кажется, у вас слишком много тайн друг от друга, — сказал отец. — Каждый из вас не доверяет другому, потому что не знает как следует…
— Я не нуждаюсь в наставлениях, папа! Мне нужно выяснить, куда уехал Джерид.
— О, он приедет, — уверенно ответил судья Харт. — А тебя я хотел бы послать с другой небольшой миссией.
Бесс решила не задавать уточняющих вопросов. Как и Джерид, отец говорит ей только то, что сам считает нужным сказать. Ну и пусть! Ее больше интересует намокший от росы подол ее платья, чем загадки, связанные с делами мужчин.
Они уже подходили к коттеджу, когда отец возобновил разговор:
— Я хочу, чтобы ты поехала в Сент-Луис. Я уже договорился за тебя насчет выступления о женских правах перед группой активисток, опекаемых протестантской церковью. Выступить перед ними удобнее всего во время ленча, я думаю. — Он сделал затяжку. — Надеюсь, ты будешь рада вернуться к работе.
Бесс все еще молчала.
— И наконец ты могла бы заглянуть к Добсам, пока будешь там. Ты и Мелисса ведь стали приятельницами?
— Ну, с некоторой натяжкой, можно так сказать.
Судья открыл дверь перед дочерью.
— Хорошо, решено. Ты хочешь денег на проезд, или у тебя осталось достаточно после твоего фиаско в казино?
Бесс покачала головой, улыбаясь.
— Папа, я думаю, Джерид Инмэн прав относительно нас: мы с тобой так и останемся легкомысленными авантюристами.
Отец рассмеялся от всей души:
— Я согласен, дочка.
20
Двумя днями позже поезд железнодорожной компании «Балтимор и Огайо» вез Элизабет в Сент-Луис. Она много путешествовала по восточному побережью, но никогда не была в центральной части страны и теперь наслаждалась своим новым маршрутом. Переезд из Саратоги в Сент-Луис обслуживали четыре филиала компании Джона Гаррета. И как ни настраивала себя Бесс на критику, через пару дней пути ей пришлось признать это путешествие вполне комфортабельным, по крайней мере, в первой его части, до Балтимора.
Ехала она в спальном вагоне для леди. Здесь можно было сидеть днем и спать ночью; по роскоши и удобству вагон соперничал с иными городскими домами. Бесс одобрительно разглядывала деревянную обшивку купе, бархатную обивку салонной мебели, зеркала в деревянных рамках, чистые и яркие льняные занавески. Все устроено так, чтобы богатые пассажиры чувствовали себя в железнодорожном салоне как дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});