Читать интересную книгу Песнь войны (СИ) - Карпов Илья Витальевич

Лорд Глайд опустился на место и принялся о чём-то перешёптываться с придворным магом Веором. Лорд Эорендил задумчиво изучал стол, а лицо священника Улена искажала гримаса ненависти. Халантирцы вполголоса переговаривались о чём-то по-эльфийски, причём один светловолосый эльф из свиты генерала был явно не согласен с ним, но после того, как генерал повысил голос, ему пришлось покорно замолчать.

— Мы не изменим свой путь, — вдруг произнёс генерал Аргелет с жутким акцентом, делавшим его речь едва понятной. — силы Халантира отступают из Энгаты. Это больше не наша война.

Сказав это, эльф со свитой направился к выходу.

— Разумный выбор, генерал, — одобрительно кивнул архимаг. — Возможно, позже, когда я сделаю Энгату лучшим местом, чем сейчас, вы решите присоединиться ко мне.

Ни один из эльфов даже не обернулся на эти слова, и вскоре занавесь закрылась за последним из них.

— Перед ликом богов и людей, Троих и многих, — вдруг взревел священник, — я, Улен, епископ Биргинхема, клянусь, что ваши ужасные намерения никогда не воплотятся в жизнь! Пока я дышу, я буду отправлять на плаху и костёр тех, чьи безумные планы угрожают самому Мирозданию! Ваши омерзительные практики противны самой сущности мира и противоречат круговороту жизни и смерти!

— Это лишь необходимая жертва, — невозмутимо перебил его архимаг. — Для меня более отвратительно, что вас, по-видимому, куда больше устроило бы, если бы я не оживлял мёртвых, а умерщвлял живых. Если бы моя армия состояла из живых людей, а мои противники, с вашего благословения, превращали их в мертвецов. И кто же из нас более жесток?

— Некромантия задерживает часть души в разлагающемся мёртвом теле, — злобно процедил епископ. — Не даёт ей вознестись в небесные чертоги и обрести покой. Если бы души могли кричать, ваша армия была бы армией тысячи стенаний.

— Двух тысяч, — заметил Вингевельд. — Моё войско сейчас состоит из двух тысяч воинов. Примерно.

— Две тысячи искалеченных душ, запертых в гниющей мёртвой плоти…

— И всё же я нахожу это более милосердным, чем все те мясорубки, устроенные во имя богов, королей и лордов.

— У магов всегда было искажённое понимания мира.

— Вероятно, владение магией позволяет чувствовать себя хозяином своей жизни, не уповая на помощь так называемых высших сил, — улыбнулся архимаг. — Вопрос лишь в том, уверены ли вы в своих силах так же, как я уверен в своих?

— Вы всего лишь человек. Или же вы стремитесь уничтожить мир, чтобы самому стать правителем руин? Богом пепелища? Властелином ничего?

— Не стоит судить меня по своей мерке. Как я уже сказал, мной движет не жажда власти или богатства. Лишь идея и вера в лучшее завтра для этого мира. Я вовсе не собираюсь обращать добровольных союзников в мертвецов, вы же, напротив, готовы пожертвовать ими ради безнадёжной борьбы. Присоединитесь ко мне — и спасёте тысячи жизней. Те же, кто хочет послужить жертвой, лечь в фундамент нового мирового устройства — я с радостью исполню их желание.

— В таком случае, я этого не допущу, — громко проговорил священник.

В плотную ткань стенок шатра упёрлись десятки острых кончиков. Вингевельд прищурился и поднялся с места. Мертвецы встали по обе стороны от архимага, а его руки окутал белый туман. Воздух в шатре стал заметно холоднее.

— Я, разумеется, подозревал, что вы будете защищать свой проклятый мир любой ценой, даже наплевав на неприкосновенность участников переговоров, но до последнего верил в остатки вашей порядочности. Как видно, напрасно. Арбалеты? Очень благородно, господа лорды. Сколько их на меня нацелено? Десять? Пятнадцать? Боюсь, мои старые глаза могут обманывать.

— Двадцать, архимаг, — ответил епископ Улен. — Вы умрете прежде, чем успеете что-то сделать.

— Неужели? Как только я погибну, все присутствующие промёрзнут до костей. — сказал архимаг и чуть громче добавил. — И те, что целятся в меня, тоже. Не говоря уже о том, что в четверти мили отсюда стоит две тысячи мёртвых воинов, которые тут же устроят резню. Вам всё ещё мало смертей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это лишь необходимая жертва, — горько усмехнулся священник. — Возможно, вам повезёт, и стрелки лорда Мейтона подарят вам быструю смерть, угодив прямо в голову.

— Вижу, самого лорда Мейтона не слишком заботит происходящее, — заметил архимаг. Орен Мейтон и впрямь не сдвинулся с места, всё так же устремив стеклянный взгляд в никуда. — Полагаю, его столь потрясла недавняя битва с моей армией, что он тронулся рассудком. Погибло столько славных воинов… Или же дело только в гибели одного?

Услышав это, лорд Мейтон впервые поднял взгляд. Вид у него был, как у человека, только что очнувшегося ото сна. Он посмотрел на архимага, но не проронил ни слова.

— Да, вы не ослышались. Я знаю, что там погиб ваш старший сын. Не могу сказать ничего дурного, он сражался храбро. А храбрые воины заслуживают достойных похорон.

Губы лорда Мейтона задрожали. Архимаг улыбнулся и продолжил:

— Но среди тел на поле брани его не было, не так ли? Строго говоря, большинство ваших погибших пополнило ряды моей армии, кроме тех, кого я счёл непригодным. И, разумеется, я не мог пройти мимо столь отважного воина. Было бы преступлением оставить его на корм воронам. Поэтому у меня есть предложение для вас, лорд Мейтон.

С сухих дрожащих губ Орена Мейтона сорвалось единственное глухое слово.

— Говори.

— Если я покину этот шатёр живым, то выдам тело вашего сына. Вы сможете предать его земле со всеми почестями, которые полагаются благородному воину.

— Он блефует, милорд! — прорычал Улен. — Одно ваше слово…

— Блеф? Помилуйте! Я не сторонник столь дешёвых приёмов. Знаете ли вы, что оживлённый мертвец сохраняет отпечаток мыслей и эмоций, которые владели им в момент смерти или незадолго от него? Великий Моршад называл это явление «памятью смерти» и особенно сильна эта память у воинов, погибших в бою. Обычно незадолго до гибели их преобладающими эмоциями бывают ярость, злость или страх, но ваш сын был не таким.

— Лорд Мейтон, прикажите…

— К чести Орстена Мейтона, в момент смерти он не молил о пощаде, нет! — Вингевельд не обращал внимания на слова священника. — Ваш сын и вправду был необыкновенным человеком. Когда я вернул его к жизни, то не поверил своим ушам…

Лорд Мейтон приоткрыл рот, и Вингевельд замолчал. Повисла мёртвая тишина. Архимаг, понимал, что стоит лорду отдать команду, как всё закончится, но вдруг в этой напряжённой, словно сжатая пружина, тишине, раздался глухой хриплый голос:

— Прости…

Лорд Мейтон вздрогнул. По его рукам пробежала мелкая дрожь.

— Прости… Отец… — повторил голос, и никто не понимал, откуда он мог доноситься.

Из глаз лорда Мейтона тонкими струйками потекли слёзы. Он судорожно задышал.

— Прости… Отец…

Лорд зашёлся в рыданиях, пряча лицо в трясущиеся руки. Архимаг же невозмутимо повернулся к мертвецу в измятом нагруднике, и мёртвый воин снял шлем, открыв присутствующим бледное, без единой кровинки лицо. Остекленевшие глаза не выражали ни единой эмоции, а слипшиеся от крови волосы спадали на лоб. Из приоткрытого рта вновь вырвались слова.

— Прости… Отец…

— Вряд ли сын пожелал бы увидеть вас в таком виде, лорд Мейтон, — мягко проговорил архимаг. — Не теряйте лицо, прошу вас. Примите верное решение и покончим с этим.

— Ты чудовище, Вингевельд, — произнёс священник Улен осипшим от изумления голосом.

— Не больше, чем требуется, — бросил в ответ архимаг. — Так каково же ваше решение, милорд?

Орен Мейтон прекратил рыдать, с трудом поднялся со своего места и медленно зашагал к мёртвому сыну. Когда он подошёл совсем близко, мертвец повернул к нему голову и повторил те же два слова.

— Прости… Отец…

— Ты ни в чём не виноват, сынок, — лорд обнял бездыханное тело, и его снова сотрясли рыдания. — Ни в чём… Не виноват…

— Милорд? — послышался голос священника.

— Отбой… — донёсся голос Мейтона. — Стрелкам отбой… Я хочу… Лишь даровать… Покой… Он заслужил…