Читать интересную книгу Фатальный Фатали - Чингиз Гусейнов

- Нет, нет, - забеспокоился вдруг Ладожский, - я вовсе не против магометанства! - И стал пояснять: - Владимиру предстоял выбор меж трех соседних религий: магометанства, иудейства и христианства. Нравился ему чувственный рай магометан, но он никак не соглашался допустить обрезание, отказаться от свиного мяса, а главное - от вина. "Руси есть веселье пить, говорил он, - не может быть без этого!" Отверг он и иудейство. Когда Владимир спросил: "Где ваша земля?"

Ну нельзя же, в самом деле, перебивать, ведь видите, что занят! закричал он (впервые видел его Фатали рассерженным) на Кайтмазова. - Так вот, иудеи сказали, что бог в гневе расточил их по чужим странам, а Владимир отвечал: "Как вы учите других, будучи сами расточены?"

- Да, читал, - удивил Фатали Ладожского. - Но вы забыли сказать и о гневе божьем!

Кайтмазов потом объяснил Фатали, отчего забеспокоился Ладожский, когда Фатали Мирзу Казембека вспомнил: ведь тот стал католиком, преуспели шотландские миссионеры: они очаровали Казембека рассказами о папе - про омовение ног в приделе Петра, крещение евреев в Латеране, и папа с высоты балкона святого Петра отпускает народу грехи; переполох был в царском стане, боялись, как бы не переметнулся Казембек к извечным врагам! Тут же секретный циркуляр: "Необходимо иметь за ним некоторый надзор, - это Ермолов предупреждал министра, графа Нессельроде, - и не допускать его до связей с англичанами, в особенности же должно отделить от него всякую возможность отправиться в Англию". Но главное, - Кайтмазов, оказывается, не высказал до конца свои цензорские замечания, пока Фа-тали предавался воспоминаниям, - насчет объединенного истребления турков! А этого у Фатали и в мыслях не было!

- Да-с, помню, поэму запретили, цензурный коми тет нашел, что едва ли может быть дозволено к выпуску в свет сочинение, в котором все народы призываются к уничтожению (??!) существования Турецкой империи, вопреки требованиям политики, чтобы было сохранено равновесие народов. Ты этого добиваешься, Фатали? Хотя поэма и не заключала в себе ничего собственно противного цензурным правилам!

- Но здесь все правда.

- И на это у меня запасено, Фатали. Помню, о кавказских событиях повесть мне показывали, о сновидениях черкеса. Запретили. Военный министр прочел книгу и ужаснулся. Он указал на нее шефу корпуса жандар мов, сказав при этом, я сам слышал: "Книга эта тем вреднее, что в ней что ни строчка, то правда". А ведь вначале допустили. Думали извлечь из продажи, а государь, очень у нас мудрым он был, покойный, распорядился: не отбирать, а откупить партикулярным образом, дабы не возбудить любопытства, и - в архив-с.

- А я у Никитича видел эту книгу.

- Ну да, выпросил из архива Третьего отделения, знают ведь, что коллекция у него... - А сам же Кайтмазов и привез Никитичу.

- Но ведь была амнистия, доколе?

- Кстати, и я спросил о том же лично у самого министра.

- Неужто у самого Тимашева?

- А что? Он, между прочим, большой поклонник Радищева! И даже добился отмены запрета на его книгу! Чего ты улыбаешься?

- Еще один Александр!

Кайтмазов сразу не понял (но ведь знает!) и решил, что тот о царе. Похолодело внутри. Но нет, Фатали не посмел бы - и чтоб мускул на лице не дрогнул?! А о ком - Кайтмазов с мыслями не соберется, смутил его Фатали:

- Ну и как? Привез хоть одну? - А Кайтмазов никак не выйдет из оцепенения. - С дарственной надписью Тимашева?

- Фу, - отлегло. - "Привез"! Ты очень уж больно спешишь! И пойми: начало самодержавной власти, монархические учреждения, окружающие престол, авторитет и право власти, начало военной дисциплины составляют и доныне основные черты нашего государственного строя! - И смотрит на Фатали: мол, радуйся, что у тебя, хоть и чуть моложе, такой опытный наставник. - А вдруг бы на моем месте другой?!

Но Фатали спешит к Шах-Аббасу: неужто неотвратима смерть? А каким удачным был вчерашний день, когда ничто не предвещало об опасном предсказании звезд, - пришли личные поздравления от английской королевы Елизаветы! Четырех персидских шахов пережила и все еще королевствует! Неужели и его, пятого, переживет эта вечная королева?

А потом поздравления от испанского и португальского короля съела-таки Испания португальского гиганта, - вот оно, колесо фортуны! "Может, - думал Шах-Аббас, слушая поздравления, - времена такие наступили, чтоб во главе каждого государства сильный монарх? Елизавета, Филипп и он!" Но, кажется, в далеком-далеком прошлом была эта уверенность, это ликование, а не вчера!

И ночь у Сальми-хатуи!... она, правда, капризничала: когда же привезут ей меха соболя и - горностая?! Но и в капризах своих Сальми-хатун была хороша.

Да, послы от белого падишаха привозили меха. Еще при Узун-Гасане были привезены соболья шуба и три шубы лисьи, шуба горностаева.

"Где же водятся такие звери, в каком государстве?" - спросил шах у послов, а те отвечали, что звери эти водятся в государевом государстве, в Конде и Печоре, в Угре и Сибирском царстве близ Оби, реки великой, от Москвы больше пяти тысяч верст, что земель у их царя много, в длину ходу двенадцать месяцев, поперек девять, "зачав, родит", - так же измерялось и Батыево войско: занимает пространство на двадцать дней пути в длину и пятнадцать в ширину (а шах послал для царицы тридцать миткалей без трех жемчуга, и в миткале - по тридцать зерен без двух).

"Когда же?!" - не терпелось Сальми-хатун.

А ведь впервые за семь лет правления пришли поздравления. А в первое время, когда разнеслись по миру вести о казнях Шах-Аббаса, именно они, англичане и испанцы, стали проявлять беспокойство, выразили опасение, не отразится ли, мол (??), на их отношениях (!). А их Филипп? Отравил родного брата! Убил - и все ради короны на голове! - родного сына! жену! "У вас бы мне поучиться, а еще с советами!" Ну да, жесток! Не первый и не последний! И поголовное истребление непокорных племен, - где бы кто ни находился из кочевого племени текелю (за то, что восстали!), - правитель обязан схватить и казнить, чтоб ни одного на земле не осталось! И что же?! Или монархи забыли: монголы громоздили поле сражения пирамидами из голов убитых, а строя башни, устраивали столбы из человеческих тел и обмазывали их глиной и известью.

А когда султан Мехмет II, завоеватель Константинополя, а ведь недавно это было! приблизился к Бухаресту, он встретил на равнине перед городом двадцать тысяч турок, болгар, женщин и детей, посаженных на кол государем Валахии Владом-Дьяволом. И это возбудило в Мехмете II, вот что такое истинный монарх! не ужас, а восторг. "Как лишить такого человека его владений?" - воскликнул он. Тот же Влад-Дьявол любил пировать, окруженный трупами посаженных на кол людей.

Или мы забыли, как Кинис, бан Темесварский, сподвижник Стефана Батория, после победы при Кенчер-Безе над нашими воинами, плясал с куском убитого турка в зубах?

Истории известны полководцы, - к примеру, полководец арабского правителя Абдальмамка Гаджаджи, - которые с младенчества питались горячей кровью вместо теплого молока матери.

А крестоносцы, эти образцы, так сказать, рыцарского духа, занимались людоедством, лакомились мясом молодых арабов и жарили детей на вертеле, и один из ваших архиепископов (ну да, ведь Шах-Аббас мысленно говорит с европейцами, возмущенными его жестокостями!) уверял, что не следует им ставить в вину людоедство: ведь ели они мясо еретиков!...

А однажды, чтоб поразить послов (после победы над султаном), Шах-Аббас велел принести корзины, мешки из грубой кожи, - развязали и стали вытряхивать их, и на ковер посыпались отрезанные человеческие уши и носы, кровь на них почернела, и сразу запахло затхлой кровью.

Северные соседи, слава всевышнему, молчали, ибо им своих жестокостей не счесть; английский купец проездом был, из Шемахи, для вывоза отсюда шелка сырца, а то ли чтоб шаху угодить, то ли правда: дескать, только и делают там, чтоб длиннющий титул царя вызубрить, повторив его вполне от начала до конца, тщеславясь тем, что титул царский длиннее титула королевы английской; такое требование производит иногда большие неприятности и даже ссоры с татарскими и польскими послами, которые не хотят употреблять название царя, то есть императора, и повторять в подробности весь его длинный титул, - рассказывал английский посланник, и записи свои он вручит вечной королеве, дабы она ужаснулась, прочтя о тиранической форме государства, далеко не сходной (!) с образом ее правления; "поступки их, напишет посланник, - в какой степени они тягостны и бедственны для несчастного угнетенного народа, населяющего эту страну, в такой же мере могут подать мне повод признать себя счастливым за истинно королевское правление Вашего Величества, ибо Вы повелеваете не рабами, а подданными, которые исполняют свои обязанности из любви, а не из страха" (?!).

И об отце нынешнего царя, прозванного Грозным, говорил шаху посланник: во время прогулок или поездок царь приказывал рубить головы тем, которые попадались ему навстречу, если их лица ему не нравились, или если кто-нибудь неосторожно на него смотрел; приказ исполнялся немедленно, и головы падали к ногам его; и о массовых казнях - истреблении неугодных от чрезмерной мнительности и страха, впал в сильное подозрение, родившееся в нем вследствие худого положения дел, что изменники состоят в заговоре с поляками и крымцами.