Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объявился к тому же лжецарь, как это исстари водится. И два царя: лжецарь как настоящий и настоящий как лже; очная ставка (но прежде троекратно облобызались, уколов друг друга торчащими усами и пощекотав шелковыми бородами, сивушный дух), философический спор:
"Ты - это я, и тебя нет!"
"Как же так - вот мои густые брови, мой костлявый кадык, мои мускулы на ногах, я тренируюсь, а вот мое некогда плотное тело, я подтянут, и оловянные мои глаза столь же холодны, как и страстны!"
Не успели даже прибыть те двое издалека; толпа ворвалась в Зимний дворец, а здесь то ли карнавал, то ли маскарад, вырядились кто Амуром, а кто Аполлоном (но версальские духи!).
"Хотим старого царя-батюшку!... Триумвират?! К дьяволу эту фатальность! Со скуки помрешь в этом новом раю! Поди, под туземцами ходить будем, прут отовсюду, караул! Турка всякая расплодилась, а с запада француз, усы пушистые, как хвост куницы, за уши, чтоб держать, загибает, били и бить будем! пусть только сунутся! И воли никакой не надо - хотим царя-батюшку!"
С вилами, топорами, пиками! И даже колья!
"Видали? - мужики в серых армяках, кафтаны и фризовые сапоги, из трактира только вышли. - Знамение небесное: два ангела над нами пролетели!"
"Нет, не видели!"
Шапки в снег упали, ветер в бороде застрял.
"А один-то ангел в нашей военной форме!" - Мужик в красной "пугачевской" рубахе (с черными ластовицами!).
И вот покои пусты: ни Александра, ни Фатали. И торжественно въехал во дворец государь император.
А Шамиль тем временем уже вышел из мечети, где три дня и три ночи размышлял: как наказать предателей? "Сдаться?! Мать имама подкупить вздумали?!" Вышел и созвал народ: "Поступок предателей заслуживает казни! Но поскольку они действовали через мою мать, я предлагаю те удары кнута, которых заслуживают предатели, перенести на меня!"
И когда высоко-высоко летели над аулами - видели, как на площади-пятачке перед мечетью лежал на земле Шамиль и на его обнаженную спину сыпались удары: так приказал под угрозой смертной казни Шамиль, и его воин повиновался. Когда полилась кровь, народ с проклятиями отстранил воина, готовый его растерзать, но Шамиль осадил толпу и, еле волоча ноги, двинулся в мечеть.
И с новой силой разгорелась горская война. По широкой просеке шагали роты. Дымились сакли. "Запеваай!" И грянула песня. Шах отошел к своим границам. Убрались восвояси из Сибири чудные племена. На время затихла Польша, чтоб разразиться новыми волнениями. И Крымская с новой силой разгорелась.
Что же мы, а? - почесал затылок крестьянин, видевший летящих ангелов. А что - так и не уразумеет: то ли к бабе чужой на печь влез, то ли благость на него снизошла. И так радостно на душе, что волком выть хочется.
А что до ангелов (вот тут-то и пригодились Фатали уроки Ахунд-Алескера по разгадке снов!):
Если кто увидит, что над городом пролетели ангелы, непременно в том месте очень скоро умрет большой человек - или своей смертью, или умертвят его насильственным жестоким образом. (В ту ночь царь спал тревожно, часто думал об Александре, старшем сыне, каково ему будет?! Скоро - пора февральских метелей, завьюжит, прогудит в трубе, выдует из тела душу.)
А если кто увидит, что летит с ангелом (кто ж для кого ангел: Фатали для Александра или Александр для Фатали?), то получит в мире почести и славу, а под конец уделом его будет мученическая смерть, и долго-долго будет ждать тело, пока земля его примет.
А если кто увидит, что он, сидя с царем во главе стола, что-либо ест (а они ели? Фатали не припомнит, кажется, нет, не ели!), и скатерть не будет убрана перед ним до тех пор, пока глаза его не освободятся ото сна, тоже смерть; нет, скатерти никакой не было.
А если простой смертный себя самого царем увидит - близка его смерть! Фатали видел царем Александра, но тот ведь отказался!
Если же кто увидит себя вместе с царем, то дух его порабощенный получит свободу, - ах да: русскими буквами тюркские слова! вот оно - дух порабощенный!... Тубу, меня осенило!
Эти премудрости арабской вязи! как пелена на глазах, не дающая разглядеть смысл, суть, глубины, иные подтексты! что пьесы? их посмотрят десятки и сотни людей! надо словом, книгой, чтоб усвоили миллионы! Идея нового алфавита! нового письма! надо немедленно разработать для всего Востока: для нас, для турок, для персов, для татар, для всех, кому слепит глаза эта вязь, как сеть для рыб!
Но это потом.
БУСИНКА ОТ СГЛАЗА
Тубу встала давно, она почти не спит с тех пор, как родился сын, Рашид. "Хорошее имя Рашид!" - вспомнил Фатали, давая имя сыну, Лермонтова, когда тот, записывая легенду об Ашик-Керибе, попросил Фатали еще раз поговорку повторить: "Как тебя зовут?" - "Адын недир?" Рашит, "бирини де", одно говори, другое услышь, "бирини ешит!" Звонкая рифма: Рашит - ешит, шуршащая, как речная галька, записать непременно!
Тубу хотела воспротивиться: "Ну что за имя Рашид! Будут дразнить его: "Адын недир - Рашид!"
"А вот и хорошо: пусть дразнят ("Лишь бы жил", - услышала будто Тубу и согласилась)".
Растет у них и дочь, четыре года уже ей, тьфу-тьфу! На шее и на руке дочери повесили бусинку от сглаза, хотела и Рашиду на руку, но Фатали не позволил, и она под подушку ему бусинку, в колыбель, - круглая черная бусинка с белыми точечками: если глаз дурной взглянет на ребенка, еще одна точечка белая появится на бусинке, и чем больше их - тем лучше. И растут, как звезды в небе, эти белые светлые точечки.
А эти двенадцать лет, что они вместе, - уже пять могил!
- Фатали, ты столько работаешь, отдохни! - Уже не говорит: "А мы все равно бедны!", хотя это так. Не помогает и надбавка к зарплате, еще наместник Воронцов распорядился: за длительный стаж службы и много семейность; а каждый раз в начале года надо напоминать начальству: "с разрешения бывшего наместника", чтоб не забыли. Но Фатали слышит в ее призыве "Отдохни!" и слова: "Ты много работаешь, Фатали, но что толку? Мы все равно бедны!"
Заплакал сын, и она ушла, но вскоре вернулась, и от взора Фатали не укрылось, что Тубу принарядилась (мол, и мы не бедны): на ней было ее любимое темно-фиолетовое канаусное платье и три нити крупного жемчуга, подарок Ахунд-Алескера, а также золотой браслет, вперемежку звенья зеленого и червонного золота.
- У тебя очень душно!
- Тубу, а кто положил эту книгу мне на стол?
- Ты сам, наверно. А что за книга?
- Древняя история. Но я точно помню, купил и спрятал ее в шкаф, чтоб никто не брал.
- Ты знаешь, сюда никто не заходит, - недоумевает Тубу.
- Может, колдун какой? - улыбнулся Фатали, а жена привычна к шуткам мужа.
- Как же, - говорит она, - твой Колдун из пьесы как член нашей семьи. - А потом: - Сегодня жаркий день, пойду окно открою.
И вдруг порыв ветра с такой силой ворвался в комнату, что книга раскрылась и зашелестели ее ветхие страницы.
- Закрой, все сдует! - крикнул Фатали и ладонью прикрыл открытую книгу, а меж пальцев - строки, зацепился взгляд за фразу, читает, уже прочел, и вспыхнуло, загорелось: "Вот оно! вот о чем!"
Нет, не вдруг, не озаренье, не случайный порыв ветра, боль копилась и ждала выхода. Написать о своем времени! заклеймить деспотическую власть царя, который не в силах править государством, оно разваливается, трещит по швам. Он ее искал, эту книгу о жестоком из деспотов - Шах-Аббасе, и так обрадовался, когда купил!
Уже новый царь, сгинул тиран, но изменится ли что? Как часто Фатали и Александр мечтали (Хасай уже не заговаривает на эти темы: постоянно в свите наместника), надеясь на чудо: вот она, власть, берите и правьте! Читает, глазам своим не верит, а ведь он это читал, и не раз: шах добровольно уступил трон простолюдину! Фатали использует исторический сюжет, чтоб сказать правду о своем времени! Он напишет о далеких временах - о шахе-деспоте, и царь-тиран (только ли он?) увидит в нем себя! И их с Александром мечта и долгие разговоры (во сне и наяву): как мудро и справедливо править государством.
Давно не подходил к конторке - вот они, белые листы в папке, открыл ее... вот и перо, его бессменный товарищ.
Неужто впереди зажегся факел надежды и в долгожданную гавань - ведь случится же когда-нибудь! - вошел фрегат фортуны, миновав рифы фарисейства я фальши, - о эти нескончаемые эФ, которыми усеяно необъятное поле из края в край!...
Весна пятьдесят шестого года, жаркое тифлисское солнце пьянит, в ушах шум - кричат дети, щебечут птицы, журчат, слепя глаза, воды Куры.
Часть вторая,
ИЛИ ВСПЫШКА НАДЕЖДЫ
Аи да молодец этот Искандер, еще один Александр, надо б вспомнить о всех, если позволят! - и о затравленном светом и убитом на дуэли, зарезанном фанатиками, сраженном пулей горской, измученном лихорадкой, которая нещадно косит, холерой, от которой нет спасения, изгнанном и объявленном сумасшедшим, а то и исчезнувшем при загадочных обстоятельствах, и начать ряд с царственных особ, и прежде всего Александра Македонского, чьи орды проходили через родное село Фатали - Хамнэ, и государя императора, с чьим именем столько надежд, а потом и лирики, и генералы, и перебежчики в чужой стан, и новые католики, изменившие мусульманству, и христиане, ставшие магометанами, но некогда Фатали, как-нибудь в другой раз составит схему (еще чего!), тем более что новые и новые возникают на пути, и даже грек, почему-то болеющий за интересы халифата, но такого Александра еще не было, - древний шахский писарь Искандер-бек Мунши, создавший "Историю украшателя мира Шах-Аббаса" и протянувший Фатали из дали веков, сам того, может, и не желая, свою щедрую руку, а в ней - луч, озаряющий тьму (и быстро гаснущий).
- Магомед, Мамед, Мамиш - Чингиз Гусейнов - Русская классическая проза
- Директория IGRA - Чингиз Гусейнов - Русская классическая проза
- Трус в погонах - Вася Бёрнер - О войне / Периодические издания / Русская классическая проза