class="v">Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле –
И делишь наконец мой пламень поневоле!
«Ты просвещением свой разум осветил…»*
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый свет увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась,
И Польша буйством опьянела,
И смертная борьба . . . . . началась,
При клике «Польска не згинела!» –
Когда же Дибич . . . . .
Пестро парижский пустомеля
Ревел на кафедре . . . . .
Ты пил здоровье Лелевеля.
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда . . . . . бежали вскачь
И гибло знамя нашей чести.
. . . . . Варшавы бунт . . . . .
. . . . . . в дыме.
Поникнул ты главой и горько возрыдал
Как жид о Иерусалиме.
«О нет, мне жизнь не надоела…»*
О нет, мне жизнь не надоела,
Я жить люблю, я жить хочу,
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.
Еще хранятся наслажденья
Для любопытства моего,
Для милых снов воображенья,
Для чувств . . . . . всего.
Отрывки*
Друг сердечный мне намедни говорил:
По тебе я, красна девица, изныл,
На жену свою взглянуть я не хочу –
А я всё-таки . . . . . .
Конечно, презирать не трудно
Отдельно каждого глупца,
Сердиться так же безрассудно
И на отдельного страмца.
———
Но что . . . . . . чудно –
Всех вместе презирать и трудно –
———
Их эпиграммы площадные,
Из Бьеврианы занятые
Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.
Ночь тиха, в небесном поле
Светит Веспер золотой.
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой.
Воздух полн дыханьем лавра.
Дремлют флаги бучентавра.
Море темное молчит.
. . . . . . . . . .
Сей белокаменный фонтан,
Стихов узором испещренный,
Сооружен и изваян
. . . . . . . . . .
Железный ковшик . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . цепью прицепленный
Кто б ни был ты: пастух, . . .
Рыбак иль странник утомленный,
Приди и пей.
Еще в ребячестве бессмысленно лукавом
. . . . . . . . . .
Я встретил старика с плешивой головой,
С очами быстрыми, зерцалом мысли зыбкой,
С устами, сжатыми наморщенной улыбкой.
Когда так нежно, так сердечно,
Так радостно я встретил вас,
Вы удивилися, конечно,
Досадой хладно воружась.
Вечор в счастливом усыпленье
. . . . . . . . . .
Мое живое сновиденье
Ваш милый образ озарил.
С тех пор я . . . . . слезами
Мечту прелестную зову.
Во сне я осчастливлен вами
И благодарен наяву.
Prologue*
Я посетил твою могилу – но там тесно; les morts m'en distraient[23] – теперь иду на поклонение в Царское Село и в Баболово.
Царское Село! (Gray1) les jeux du Lycée, nos leçons… Delvig et Kuchelbecker, la poésie[24] –
Баболово.
Коллективное
В. Л. Пушкину («Любезнейший наш друг, о ты, Василий Львович…»)*
Любезнейший наш друг, о ты, Василий Львович!
Буянов в старину, а нынешний Храбров,
Меж проповедников Парнаса – Прокопович!
Пленительный толмач и граций и скотов,
Что делаешь в Москве, первопрестольном граде?
А мы печемся здесь о вечном винограде
И соком лоз его пьем здравие твое.
«Надо помянуть, непременно помянуть надо…»*
Надо помянуть, непременно помянуть надо:
Трех Матрен
Да Луку с Петром;
Помянуть надо и тех, которые, например:
Бывшего поэта Панцербитера,
Нашего прихода честного пресвитера,
Купца Риттера,
Резанова, славного русского кондитера,
Всех православных христиан города Санкт-Питера,
Да покойника Юпитера.
Надо помянуть, непременно надо:
Московского поэта Вельяшева,
Его превосходительство генерала Ивашева,
И двоюродного братца нашего и вашего.
Нашего Вальтера Скотта Масальского,
Дона Мигуэля, короля португальского,
И господина городничего города Мосальского.
Надо помянуть, помянуть надо, непременно надо:
Покойной Беседы члена Кикина,
Российского дворянина Боборыкина
И известного в Банке члена Аникина,
Надобно помянуть и тех, которые, например, между прочими:
Раба божия Петрищева.
Известного автора Радищева,
Русского лексикографа Татищева,
Сенатора с жилою на лбу Ртищева,
Какого-то барина Станищева,
Пушкина, не Мусина, не Онегинского, а Бобрищева,
Ярославского актера Канищева,
Нашего славного поэта шурина Павлищева,
Сенатора Павла Ивановича Кутузова-Голенищева
И, ради Христа, всякого доброго нищего.
Надо еще помянуть, непременно надо:
Бывшего французского короля Дисвитского,
Бывшего варшавского коменданта Левицкого
И полковника Хвитского,
Американца Монрое,
Виконта Дарленкура и его Ипсибое
И всех спасшихся от потопа при Ное,
Музыкального Бетговена,
И таможенного Овена,
Александра Михайловича Гедеонова,