Читать интересную книгу Истории простых вещей - Фаина Османова

Но дело разве в стоимости аппаратуры? «Винил» — это стиль жизни, а стиль, как и «понты», — дороже денег.

Жертвы и короли толкучки

В фильме Карена Шахназарова «Исчезнувшая империя», пронизанного модной ностальгией по ушедшим советским временам, есть эпизод на Ленгорах, на знаменитой толкучке. По собственным воспоминаниям автора этих строк, ту толкучку прикрыли не позднее года 73-го, да и функционировала она, как помнится, только в темное время суток, хотя в фильме, в целом очень неплохом, на толкучку герой фильма отправляется днем. В конечном счете время суток не так уж и важно. Главное — там можно было купить очень многое, а если позволяли средства — практически любой «диск». Потом «дисковая» толкучка переместилась к магазину «Мелодия» на Новом Арбате, потом, уже к концу 70-х, на Самотеку, где народ покупал и менялся и днем, но по выходным.

Главными врагами посетителей толкучек были не милиционеры. Да, «менты» устраивали облавы, но особой ретивости они не проявляли. Главными борцами с чужеродным, враждебным влиянием выступали комсомольские оперотряды, ведомые не «ментами» даже, а сотрудниками «конторы», иногда, для пущей маскировки, облачавшимися и в милицейскую форму.

Оперотрядовцы хватали и препровождали в отделение, но с ними можно было договориться, причем брали они натурой — все теми же дисками. Был один такой в оперотряде МАИ, который даже похвалялся своей коллекцией дисочков, конфискованных у обитателей толкучки. Позже «коллекционеру» хорошо набили морду, что может служить утешением, но сам автор этих строк был нещадно поколочен, когда, отказавшись делиться и, более того, идти в отделение, начал защищать свои диски. В потасовке оперотрядовцы сломали диск группы Geordie, солист которой Брайан Джонсон позже перешел в AC/DC, тот самый, в кепке, голосистый. За Geordie можно было получить рублей шестьдесят. Если поторговаться, то и восемьдесят. Или вылететь из института. И даже — сесть на несколько лет. Когда же судьба повернулась так, что собственную коллекцию «винила» пришлось распродать, то средств от распродажи хватило надолго. Оставшиеся по сей день крохи («родные» диски Джоплин, Electric Ladyland Хендрикса, Abbey Road «родной» и еще кое-какие раритеты), конечно, греют душу. Но все это лирика. Проигрыватель для виниловых дисков лежит на антресоли. Победивший лазерный диск удобнее, экономичнее, долговечнее. Но…

Старомодный «винил» — это страсть молодых

Какой будет наша следующая пластинка?

Черной, круглой, с наклейкой и дыркой посередине!

Джимми Пейдж, 1974 год

…Но нет ничего сравнимого с трепетом, которым сопровождалось вскрытие запечатанного конверта виниловой пластинки. Вот из конверта извлекается все то, что было в него вложено. Сам диск, вкладыш, плакатик, буклет с текстами песен. А на какие только ухищрения не шли звукозаписывающие компании для привлечения покупателей! Конверты, превращающиеся при раскладывании в некое подобие сказочного города. Вложенное в конверт пластиковое гибкое зеркало, позволяющее увидеть портрет исполнителя-клавишника из группы YES, занесшего руки над инструментом. И так далее и тому подобное. А запах? О, этот непередаваемый запах! А само священнодействие установки диска на проигрыватель? Вот медленно опускается тонарм, легкий щелчок и…

Теплота звука

Распространено мнение, что звук «винила» обладает теплотой и бархатностью, отсутствующими у современных звуковоспроизводящих цифровых устройств. Якобы только «винил» наиболее адекватно передает звучание, приближая его к звучанию живой музыки. Скорее всего, это не совсем так. Да, правильный «виниловый» звук (снятый хорошей иглой с незапиленной пластинки, пропущенный через фонокорректор и усиленный ламповым (!) усилителем) по сравнению с цифрозвуком отличается некоторой теплотой и естественностью. Специалисты-звуковики могут выстроить и графики с гармоническими искажениями, и тогда, вероятно, преимущества «винила» будут подтверждены и формально. Однако как ни крути, аппаратура для адекватного прослушивания «винила» неподъемно дорога (см. выше) для простого смертного, а удобство цифрового звука (формат mp3, миниатюрные проигрыватели и т. д.) дают ему массу преимуществ. К тому же восприятие звука — что-то очень субъективное. Значение имеют такие факторы, как личный опыт, установки, среда, вкусы. Вплоть до того, по распространенному мнению, что дорогое не может быть плохим. Конечно, стойка с аппаратурой за полтора миллиона способна поразить воображение, но автор этих строк никогда не забудет, какой звук через большие деревянные самостроевские колонки давал ламповый армейский усилитель, ском-мутированный с польским дешевым проигрывателем «Вега».

Специалисты же по большей части убеждены, что пресловутая теплота «винилового» звучания достигается обогащением звука четными гармониками при воспроизведении с помощью все той же ламповой аппаратуры. Однако те же специалисты считают, что адекватное воспроизведение высоких частот страдает как раз на «виниле» из-за того, что возможности механического воспроизведения звука ограничены, в то время как цифровой звук эти ограничения преодолел.

И все же «винил» не сдает своих позиций. Вовсе не потому, что его звучание нравится сильным мира сего. Занимая ныне не более одного-двух процентов рынка, «винил», скорее, усилит свое присутствие в первую очередь потому, что увеличивается число людей, для которых современное, сжатое, перецифрованное звучание, столь популярное у массового потребителя, уже приелось. Да и число исполнителей, по-настоящему относящихся к звуку, вовсе не уменьшается в угоду прибыли, а, наоборот, увеличивается.

С другой стороны, виниловые пластинки являются мечтой любой звукозаписывающей компании. Ведь потребитель тогда лишен возможности какого-либо «скачивания» и вынужден покупать альбом, который в отличие от лазерного CD-диска подвержен износу, а поэтому даже любитель Киркорова будет покупать один альбом несколько раз. Кстати, японские производители так называемого «мини-винила» попытались предложить потребителю некое половинчатое решение. «Мини-винил» на самом деле — все те же CD-диски, только запакованные в уменьшенные копии альбомов знаменитых исполнителей, вплоть до того, что для «минивинила» используют ту же бумагу, что и тридцать лет назад, когда выпускали оригинальные диски на «большом виниле».

Но самое важное — в другом. Эра «цифры» внесла в жизнь слишком много простоты. Простота подразумевает уравнивание, выстраивание в колонны, уничтожение индивидуального, романтического. «Винил» же в сравнении с цифровыми носителями не только и не столько способ записи звука, а — процесс. Если так можно выразиться, число пластов культуры, стоящих за «винилом», значительно больше. Являясь вторым после живого звука шагом, «винил» дает большее ощущение сопричастности потребителя музыке. Красивая обложка, необходимость ответственного хранения — все это делает «винил» престижным. Эх, недаром Дмитрий Медведев как-то говорил, что ««винил» дает полный спектр звука, а «цифра» все же скрадывает нюансы». Спорить смысла нет, вот только на чем Медведев слушает свои виниловые диски? Впрочем, это тоже нюансы…

Искусство грусти

Они просто хотели жить в мире со всем миром. И придумали блюз. Вот в чем суть блюза!

Элвис Костелло

Сегодня это коктейль из грусти и свободы. Без свободы нет блюза. Но и без грусти его нет тоже.

Корни блюза надежны, прочны, глубоки. Вспоминать об этом нынче неполиткорректно, но без двух с половиной веков рабства блюза, скорее всего, не было бы. Ведь как ни крути, а традиционный блюз был и остается музыкой афроамериканцев, потомков рабов. Он как специфическая песенная форма появился в результате трансформации африканских традиций. Их сохранение рабами было нежелательным, но запретить петь не могли даже рабовладельцы, а когда в 1863 году рабство в Америке было отменено, когда миллионы бывших рабов оказались людьми свободными, но совершенно ненужными белому обществу, вековые отчаяние и боль нашли выражение в блюзе.

Это были песни довольно печальные. Ведь I gonna blue означало и означает испытывать тоску и грусть. Причем эти эмоции были понятны в первую очередь своим, таким же сельскохозяйственным рабочим, обреченным на все ту же работу на все тех же плантациях. Хороший парень пел о тяжкой доле, пел один, под свой собственный довольно-таки незамысловатый аккомпанемент на гитаре.

В этом была принципиальная, почти революционная особенность нового жанра. Предшествовавшие блюзу афроамериканские песнопения были всегда коллективными, по большей части песнями, помогавшими в работе. Или же песнями в стиле госпел, жанре духовной христианской музыки, зародившемся в методистских церквях американского Юга. Блюз превратился в музыку очень личную, почти интимную. Он стал неким выражением privacy, личного пространства исполнителя. Той его части, которую можно показать посторонним.