Читать интересную книгу Жена изменника - Кэтлин Кент

Марта разглядывала выразительный рот Джона с уныло опущенными уголками и слушала, как он, несмотря на уговоры девчушки, мягко отказывается спеть какой-то дурацкий отрывок из песенки. Пелена беспокойства окутала его красноватое лицо горца, и вид у него стал какой-то измотанный и больной. В самом деле, в эти дни он выглядел таким несчастным, каким она его раньше никогда не видела. Марта даже подумала, что, возможно, причина его печали кроется не только в желании Эйзы Роджерса перекупить их участок земли, но и в растущей близости между нею и Томасом.

И тут ей пришло в голову, что она совсем не знает, почему Томас и Джон вообще оказались вместе. Ей было известно, что они не кровные родственники, и, даже не беря в расчет молодость Джона, его поступки, поспешные и временами дурашливые, никак не вязались с рассудительным и обстоятельным характером Томаса. Все чаще она замечала, как Джон озабоченно спрашивает Томаса про мельника, ожидая подтверждения, что Даниэль, если не Пейшенс, сдержит слово и оставит землю им. Джон не мог не слышать споров мужа с женой, начинавшихся после отхода ко сну. Все домашние были свидетелями того, как Пейшенс сначала тихим голосом упрашивала мужа, потом ее тон становился все более раздраженным, и наконец она уже громко требовала продать участок подороже. Даниэль же доказывал ей, что не следует пытаться разбогатеть за счет несчастья ближнего.

По утрам Пейшенс ходила угрюмая и сердитая, пока Даниэль не принимался ей угождать и рассказывать, какие гостинцы привезет из Бостона. Пейшенс любила, чтобы ее баловали, но после несчастья с ребенком стала еще более корыстной. Из-за ее поведения все пребывали в нервозном состоянии, и Марта почувствовала, что сама злится и раздражается, наблюдая корыстолюбие кузины. Если у Томаса и были какие-то обиды или тревоги, то он держал их при себе, хотя и он стал более замкнутым и молчаливым, словно тайно рассказанная Марте повесть о его прошлой солдатской жизни в Англии совсем опустошила его. Часто он провожал взглядом Пейшенс с видом человека, быстро идущего сквозь низкорослый кустарник по следу гадюки.

Посадив Джоанну поудобнее, Марта снова взглянула в рассеянно-нахмуренное лицо Джона.

— А твой отец еще жив? — спросила она.

— Нет, мой отец давно умер. В войну погиб.

— А как вы познакомились с Томасом?

Джон грустно улыбнулся:

— Когда отца убили при Несби, я остался сиротой. Отца я совсем не помню. Но они были большие друзья, мой отец и Томас, это уже после того, как Томас спас ему жизнь при Эджхилле. — Вынув яблоко из сумки у пояса, Джон стал срезать с него кожуру длинным серпантином. — Томас посылал моим родичам часть своего солдатского жалованья, чтоб нам не помереть с голоду. Став совершеннолетним, я отправился к нему в Лондон, а потом перебрался с ним в колонии на корабле. — Он потряс танцующим серпантином перед Джоанной. — Томас для меня и друг, и отец.

Положив на его руку свою, Марта негромко сказала:

— Я знаю про Томаса. Он мне все рассказал.

Она говорила тихо, почти шепотом, но Джон посмотрел на нее настороженно, даже с опаской. Быстро передав очищенное яблоко Джоанне и аккуратно сняв девочку с колен Марты, он показал на выкопанную яму и сказал:

— Там, в соломе, есть еще яблоки, Джоанна. Сколько влезет в твой передник, как думаешь?

Девочка вприпрыжку побежала вперед, к самому краю неглубокой ямы, и стала рыться в соломе, собирая твердые круглые плоды. Тогда Джон повернулся к Марте и сказал:

— Сюда скоро пожалуют гости.

Марта посмотрела на него, ничего не понимая. Кожа под коричневатыми веснушками на лице Джона побледнела, он сжал зубы и, внимательно оглядев дом, прошептал пересохшим ртом:

— Двое англичан были в Салеме — искали Томаса. Несколько недель назад.

Марта почувствовала, как у нее на голове стянуло кожу, точно веревкой затянули горловину мешка.

— Какие такие англичане?

Выдохнув, Джон сжал ее запястье. Она взглянула на его руку и поняла, что он боится, как бы она не убежала от страха.

— Убийцы, — сказал он, — головорезы, которым король заплатил за поимку предателей. Это не колонисты, мы точно знаем. Свои люди рассказали.

За те дни и недели, что Томас шепотом, втайне от других рассказывал ей свою историю, постепенно разматывая перед ней свиток времени, Марта никогда не произносила слово «предатель», но оно, точно язва, постоянно присутствовало в ее мыслях. Это из-за него она, дрожа, лежала ночью в постели и не могла заснуть, представляя себе картины убийств и кровавой бойни, и, лишь когда наступал рассвет, могла записать рассказанное в дневник — перо, скрипевшее по бумаге, помогало избавить сознание от ужасных мыслей. Но потом снова наступала ночь, и стук веток по крыше превращался в стук ожившей под ее рукой дощечки из большого дубового сундука у кровати Томаса.

— Дело в том, хозяйка, что эти люди как сквозь землю провалились.

— Как сквозь землю... — повторила Марта.

Волнуясь, она стала всматриваться в окружающий лес, понимая, что Томас и Джон уже несколько недель знали об этих наемных убийцах.

— Может, они заблудились или вернулись в Англию.

— Или выжидают, — предположил Джон.

Он все сжимал ее запястье и отпустил, только когда Марта с тревогой посмотрела на его пальцы, которые больно впились ей в кожу.

— И они придут сюда? — спросила она, почувствовав, что от ужаса слова комом застряли у нее в горле.

— Если они еще живы, то придут незаметно. Чтобы застать нас врасплох.

На мгновение они оба повернулись посмотреть на Джоанну, к которой успел присоединиться Уилл. Мальчик равнодушно стоял рядом и смотрел, как сестренка набирает полный передник яблок. А сзади них из хлева глотнуть свежего воздуха вышел Томас. Поскольку солнце светило ему в спину, черт его лица было не разобрать, и они видели лишь темный силуэт и обманчиво спокойную позу. Привычным движением Томас повернул голову слева направо, бегло осмотрев окружающие леса и поля, но Марта знала, что его подчеркнутое спокойствие вовсе не означает пассивность. Это была концентрация силы перед грозящей опасностью.

К Марте подошел Уилл, закрыв ладошками уши, и ткнулся головой ей в колени.

— У меня голова болит, — сказал он капризным голосом.

— Это твои проказы там засели, Уилл.

Волосы мальчика торчали взмокшими прядками, и Марта, шутя, потянула за одну из них, а потом машинально провела рукой по упругим округлостям детского лица. И вдруг почувствовала, что у ребенка горят щеки. Марта быстро притянула мальчика к себе и посмотрела ему в лицо. Он был весь красный, под нижними веками стояли слезы, как бывает при лихорадке. И даже сквозь рубашку Марта почувствовала, что мальчика бьет озноб. Она услышала, как за спиной у нее, пробормотав проклятие, ахнул Джон, тоже увидевший, что ребенок заболел. Схватив мальчика, Марта побежала в дом, на время забыв и наемных убийц, и все свои страхи, кроме одного — страха смерти от оспы.

Через три дня у Уилла появилась сыпь, сначала на языке в виде белых гнойных пустул. Жар усиливался, и мальчик то потел, то дрожал от озноба, запутавшись в одеялах, которые постоянно сбивал ногами. Мужчин отправили жить в хлев и туда им приносили еду, а также новости о самочувствии мальчика. Джоанну Джон отвез к Тутейкерам, чтобы она переждала там заразный период болезни.

Каждый час женщины протирали лицо ребенка прохладной тканью, заставляя его проглотить хоть ложечку воды или бульона, даже если его рвало в стоящее у кровати ведро. На четвертый день Уилл лежал без движения, с запавшими глазами, так что Марта снова и снова наклонялась к нему, чтобы пальцем ощутить его легкое дыхание.

В начале кризиса болезни Пейшенс вела себя спокойно, и Марта была рада, что кузина все свое внимание уделяет сыну, с любовью обнимая его, когда они меняли мальчику рубашку или переодевали его во все чистое. Но по мере того как Уилл меньше и меньше реагировал на их уговоры попить, поесть или повернуться, в голосе Пейшенс появились истерические нотки. Вечером четвертого дня Пейшенс расплакалась и, схватив Уилла, принялась с силой раскачивать его, умоляя:

— Уилл, будь же умницей! Уилл, ты меня слышишь? Ты должен встать! Ну, вставай же!

Очень нежно Марта отняла ее руки и уложила мальчика назад в кровать. Кровать эту Даниэль привез Пейшенс после свадьбы, но теперь — Марта точно знала — ни Пейшенс, ни ее муж никогда больше не лягут в нее. Если они сами выживут, то кровать будет сожжена вместе со стеганым одеялом, пропитанным потом больного ребенка.

Утром пятого дня Уилл почувствовал себя лучше, лихорадка спала, и озноб бил его меньше. Очнувшись, мальчик попросил хлеба и горько заплакал, когда услышал, что можно только бульон. Блестящими глазами он смотрел, как женщины перемещаются по комнате, но был слишком слаб, чтобы двигаться самому, и лишь глотал жидкость, которую ему по ложечке вливали в рот. К полудню у него опять начался жар, дыхание стало более тяжелым, а когда мать, сидевшая на краю постели, наклонилась, чтобы его погладить, прошептал: