Читать интересную книгу Жизнь способ употребления - Жорж Перек

Кроме этого мало престижного заработка, Женевьева Фульро ходит на курсы драматического искусства и уже снялась в нескольких фильмах и телесериалах. Возможно, она вскоре сыграет главную женскую роль в телеспектакле по рассказу Пиранделло, который она как раз собирается читать, лежа в ванне, в глубине квартиры: благодаря ангелоподобному лику, большим ясным глазам и длинным черным волосам она была отобрана среди трех десятков кандидаток, чтобы стать той самой Габриэллой Ванци, чей наивный и вместе с тем порочный взгляд низвергает в пропасть безумия Ромео Дадди.

Глава XLIV

Винклер, 2

Лишь на первый взгляд искусство пазла кажется искусством недалеким, искусством неглубоким, целиком умещающимся в узких рамках преподавания гештальт-теории: рассматриваемый предмет — идет ли речь о восприятии, обучении, физиологической системе или, как в занимающем нас случае, о деревянном пазле — есть не сумма отдельных элементов, которые приходится предварительно вычленять и затем анализировать, а настоящая система, то есть некая форма, некая структура: элемент не предшествует системе, не опережает ее ни по своей очевидности, ни по своему старшинству; не элементы определяют систему, а система определяет элементы: познание законов целого не может исходить из познания составляющих его частей; это означает, что можно три дня подряд разглядывать отдельную деталь пазла и полагать, что знаешь все о ее конфигурации и цветовой гамме, но при этом не продвинуться ни на йоту: по-настоящему важной оказывается лишь возможность связывать эту деталь с другими деталями, и в этом смысле есть что-то общее между искусством пазла и искусством го; лишь собранные вместе детали могут явить отчетливое соединение линий, обрести какой-то смысл: отдельно рассматриваемая деталь пазла не значит ничего; она всего лишь невозможный вопрос, непроницаемый вызов; но как только — по прошествии долгих минут, потраченных на пробы и ошибки, или за долю секунды чудесного озарения — деталь удается приставить к одной из ее ближайших соседок, она тут же исчезает, перестает существовать как деталь: изрядная сложность, которая предшествовала этому сближению и которую так удачно передает английское слово puzzle — загадка, теперь уже представляется несущественной и даже кажется совершенно безосновательной, столь быстро она уступила место очевидной простоте: две чудесным образом соединенные детали превратились в единую деталь, которая в свою очередь становится источником предстоящих заблуждений, сомнений, растерянности и ожидания.

Определить роль изготовителя пазла весьма непросто. В большинстве случаев — в первую очередь это относится к головоломкам из картона — пазлы изготавливаются на станке, и их рисунок ничем не обусловлен: режущий пресс, отрегулированный по неизменному шаблону, рассекает картонные листы одинаковым образом; такие пазлы истинный любитель отвергает не просто потому, что они картонные, а не деревянные, и не потому, что на упаковке воспроизведена собираемая картинка, но потому, что такой способ дробления уничтожает специфичность пазла: вопреки глубоко укоренившемуся представлению публики, не так уж и важно, считается ли изначальное изображение простым (жанровая сцена в духе Вермеера, например, или цветная фотография замка в Австрии) или же сложным (композиция Джексона Поллока, пейзаж Писсарро или — наивная попытка поразить воображение — совершенно белый пазл): сложность пазла зависит не от сюжета картины и не от техники художника, а от ухищренности разрезания; непредсказуемая разбивка изображения обязательно вызовет непредсказуемые трудности, которые будут варьироваться от предельной простоты элементов, представляющих края пазла, детали, пятна света, четко очерченные предметы, линии, переходы, до сложности всего остального: безоблачного неба, песка, прерии, пашни, затененных мест и т. д.

В таких пазлах все детали распределяются по большим группам, из которых наиболее известны

человечки

лотарингские кресты

кресты

и после того, как собрана рамка, локализованы некоторые детали — стол и красная ковровая скатерть со светло-желтой, почти белой бахромой, пюпитр с открытой книгой, богатый резной багет зеркала, лютня, красное женское платье, — а большие пространства дальнего плана разделены на участки в зависимости от оттенков серого, коричневого, белого и небесно-голубого, — разгадывание пазла сводится лишь к поочередному перебиранию всех возможных комбинаций.

Истинное искусство пазла начинается с деревянных головоломок, изготовляемых вручную; и тот, кто их вырезает, придумывает задачи, разрешить которые предстоит тому, кто будет собирать эти головоломки; когда, запутывая следы, мастер уже не полагается на случай, но сознательно идет на хитрость, уловку, обман; так, каждый представленный на собираемой картинке элемент — кресло с золотой парчовой обивкой, черная треуголка, украшенная слегка потрепанным черным пером, светло-желтая ливрея, расшитая серебряными галунами, — изначально задуман так, чтобы произвести ложное впечатление: организованное, связное, структурированное, осмысленное пространство картины разбивается на элементы не просто слабые, аморфные, информационно и содержательно скудные, но еще и заведомо неверные, дезинформирующие: два фрагмента карниза, прекрасно подходящие друг к другу, а на самом деле относящиеся к двум весьма отдаленным участкам потолка, пряжка на ремне поверх униформы, отгаданная in extremis как металлическая шайба, поддерживающая торшер, почти идентичные детали, врастающие — одни — в карликовое апельсиновое деревце, установленное на камине, другие — в его тусклое отражение в каминном зеркале, — оказываются классическими уловками, уготованными для любителей пазлов.

Из всего этого можно вывести то, что, вне всякого сомнения, является высшим, истинным смыслом пазла: вопреки кажущейся очевидности в эту игру не играют в одиночку: каждое движение, которое делает собиратель, ранее уже было сделано изготовителем; все детали, которые он прикладывает и откладывает, рассматривает и ощупывает, все комбинации, которые он пробует составить, все его попытки, предположения, чаяния и отчаяния уже были изучены, просчитаны и предрешены другим.

В поисках мастера Бартлбут дал объявление в журналы «Французские игрушки» и «Toy Trader» и предложил кандидатам представить ему по одному пробному пазлу размером четырнадцать на девять сантиметров из двухсот деталей: он получил двенадцать образцов, но они оказались большей частью обыкновенными и безыскусными, в духе классических образцов «Встреча в Лагере Золотого Покрова» или «Вечер в английском коттедже» со всеми деталями национального колорита: пожилая леди в черном шелковом платье с восьмиугольной брошью из кварца, дворецкий, вносящий поднос с кофе, мебель в стиле режанс, портрет предка, джентльмена с маленькими бакенбардами в красном сюртуке эпохи последних дилижансов, белых панталонах, сапогах с отворотами, цилиндре с тросточкой в руке, столик на одной ножке, покрытый маленькой лоскутной скатертью, стол у стены с разложенными газетами «Times», большой китайский ковер с небесно-голубым фоном, генерал в отставке — узнаваемый по волосам с проседью, постриженным ёжиком, коротким седым усам, красноватому цвету лица и орденским планкам — стоящий возле окна и высокомерно взирающий на барометр, молодой человек, перед камином, погруженный в чтение газеты «Punch» и т. д.

Несколько иной пазл, на котором был изображен лишь великолепный павлин, распустивший хвост, понравился Бартлбуту больше, и он даже пригласил к себе автора, но тот — бедствующий в Лё-Ренси русский князь-эмигрант — показался ему слишком старым для предстоящего проекта.

Полностью ожидания Бартлбута оправдал пазл Гаспара Винклера. Винклер вырезал его из некоей нравоучительной картинки, подписанной инициалами М. В. и озаглавленной «Последняя экспедиция на поиски Франклина». В первые часы разгадывания Бартлбут думал, что пазл представлял собой всего лишь различные вариации белого цвета, но на самом деле основная часть композиции изображала скованный льдами корабль «Fox»: закутанные в светло-серые меховые тулупы с поднятыми воротниками, почти скрывающими их лица землистого цвета, двое мужчин — начальник экспедиции, капитан Мак-Клинток, и его переводчик с языка инупик Карл Петерсен — стоят около обледенелого штурвала, протягивая руки к группе эскимосов, которые выезжают на собачьих упряжках из плотного, скрывшего горизонт тумана и направляются к ним; по углам пазла, в каждом из четырех картушей, трактовался отдельный сюжет: одиннадцатого июня 1847 года сэр Джон Франклин умирает от изнеможения на руках двух хирургов, Пэдди и Стэнли; два экспедиционных судна — «Erebus» под командованием Фитц-Джемса и «Terror» под командованием Крозье — ведут поиски; шестого мая 1859 года на Земле короля Вильгельма лейтенант Хобсон, второй помощник с судна «Fox», находит гурий с последним сообщением, которое пятьсот уцелевших моряков оставили двадцать пятого апреля 1848 года, перед тем, как бросить раздавленные льдами корабли и попробовать добраться на санях или пешком до Гудзонова пролива.