Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что значит беда? У нас есть закон, охраняющий тайну переписки.
- Ежели ты коммунист, у тебя не должно быть секретов от партии.
- Вот они так и рассуждали на бюро. Никаких секретов быть не должно. Раз идет чистка, выкладывай все наружу.
- А зачем прибегать к хитрости?
- Дак кто ж тебе так расскажет, что у него за душой?
Тяпин почесал затылок, поглядел на Марию и усмехнулся:
- Вообще-то, резон, - он сел за стол, плутовато прищурил один глаз и спросил: - А много у вас раскололось?
- В нашей группе один... сельский уполномоченный. А вторую группу и собрать не успели: арестованный сбежал. Они его в поле до утра искали.
Тяпин опять закрутил головой, засмеялся:
- Это ж надо! В одних подштанниках прибежал в Сергачево, к милиционеру Симе и стучит в окно: вставай, говорит, Советская власть кончилась, Колчак пришел! Какой Колчак? - спрашивает Сима. - Тихановский, что ли, Семен-хромой? Нет, говорит, настоящий, который с гражданской войны. Дурак, его ж расстреляли!
- Это ваше счастье, что Возвышаев в округе. Он бы вам показал Колчака с Деникиным, - сказал Тяпин иным тоном. - Поспелов шуметь не любит. Но Косте Герасимову это даром не пройдет. От ячейки его отстранят.
- А ему что. Он учитель.
- Ну, не скажи. Небось закатают строгача в личное дело - и в учителях покрутится. Ладно, перейдем к делу. Что там у вас в Гордееве с Зениным приключилось?
- Он уже успел наябедничать?
- Что значит наябедничать? Он обязан доложить.
- Подлец он и демагог!
- Ну, меня ваши личные отношения не интересуют. Скажи, как дела с излишками? И сколько хозяйств выявили для индивидуального обложения?
- Тут в двух словах не скажешь.
- Скажи в трех.
- Таких хозяйств, чтобы подходили под индивидуальное обложение, в Гордееве нет.
- Так... Скажи проще - кулаков в Гордееве нет. Значит, ты разделяешь мнение тамошнего актива? На каком основании?
- Я говорила с председателем сельсовета Акимовым. На другой день, то есть в воскресенье, собирали актив. Обсуждали каждое хозяйство в отдельности. И потом, я сама знаю эти хозяйства... Лично.
- Я, может быть, не хуже твоего знаю их. Ну и что?
- Как что? Я все-таки отвечаю за свои слова.
- Кому нужен этот ответ? Ты получила задание? От райкома! Я тебя предупредил: бюро вынесло постановление - выявить кулаков в Гордееве. Поручило эту задачу нам, райкому комсомола. Выявить! Понятно? А ты мне об чем толкуешь?
- Ну а если их нет?
Тяпин навалился грудью на стол:
- Разговоры, что у нас не стало кулаков, - это попытка замазать классовую борьбу в деревне. Тебе, инструктору райкома, заворгу, не к лицу такие разговоры.
- Я не отрицаю наличия кулаков вообще в деревне. Я говорю только, что в Гордееве их нет.
- Так что ж прикажешь, за счет Гордеева довыявлять кулаков где-нибудь в Желудевке или в Тиханове? Ты что, маленькая? Есть определенный процент, установленный не нами... На ноябрьском Пленуме сказано - обкладывать налогом в индивидуальном порядке не менее двух и не более трех процентов всех хозяйств. Ясно и понятно. Рассуждать здесь нечего.
- Вот именно, не более трех процентов! - воскликнула Мария. - Это же специально, чтобы меру знали. Не то дай волю какому-нибудь Сенечке или Возвышаеву, так они тебе поголовно всех обложат.
- Ну, в чем дело? Давай выявлять эти два процента.
- Два процента это ж дается на округ, на район в целом. При чем же тут каждая деревня? В иной, может, пять процентов кулаков, а в другой ноль целых пять десятых.
- А ты об этом скажи где-нибудь у нас, на тихановском сходе. На вас, мол, мужики, пять процентов, а на гордеевских ноль целых хрен десятых.
- Митрофан Ефимович!
- Слушай, давай конкретно. У них же там этот самый подрядчик на рысаке...
- Звонцев, что ли? Он в селькове теперь работает. Хозяйство у него середняцкое.
- А мельники?
- И у тех по лошади и по корове, а мельница подоходным налогом обложена.
- Да ты что, не понимаешь? Кулака надо обложить в особом порядке, с учетом дохода от тех источников, которые у середняка не обкладываются.
- Да нет же кулаков у них.
- Ну черт с ними! Пусть назовут их богатой частью зажиточного слоя. Какая разница?
- А тогда зачем было меня посылать? Вызывайте сюда Акимова и прикажите ему - столько-то хозяйств выделить на индивидуальное обложение.
Тяпин покривился:
- Ты чего, смеешься, что ли? Вся налоговая политика так построена, что она представляет широчайшие права местным органам, то есть деревенскому активу, бедноте, сельсовету. А если райком начнет устанавливать налоги, это будет извращением. За такое дело нам по шее надают.
- Ну, вот и договорились. Я, как представитель райкома, утверждаю, что гордеевский актив поступил правильно.
- А то тебя за этим посылали, - проворчал Тяпин. - Что там с излишками? Зенин говорит, что он нашел излишки, но якобы вы с Акимовым отказались составлять акт.
- Я работник райкома, а не агент уголовного розыска, - сказала Мария с вызовом. - Я не стану лазить ни в подполы, ни в подпечники и выгребать оттуда хлеб.
- Это, Маша, называется чистоплюйством. Извини, но тут я тебя не понимаю.
- А ты сам полез бы в подпол?
- Если прикажут...
- Кто прикажет? Зенин?
- При чем тут Зенин?
- При том. Эти оборотистые Сенечки, как шишиги, снуют у нас за спиной и подталкивают нас к обрыву. Сунься туда в подпечник. А если что случится, кто будет отвечать? Зенин? Нет, в ответе будет руководитель райкома, а Сенечка за нашей спиной руки умоет.
Тяпин забарабанил по столу пальцами:
- Н-да... Между прочим, он на тебя докладную подал. Пишет, что работала там на стихию, что прикрывала от критики растратчика колхозного хлеба.
- На клевету этого типа готова ответить в любом месте.
- Придется на бюро разбирать. - Тяпин потер лоб и спросил без видимой связи: - Как там Андрей Иванович поживает?
- В субботу луга собирались делить. Я еще и дома-то не была.
- Кобыла не нашлась?
- Пока нет.
Тяпин состоял в родственной связи с Бородиными; брат Андрея Ивановича, Максим, был женат на тетке Тяпина, на Митревне, по-уличному прозванной Сметаной. Отец Тяпина погиб в мировую войну, а вырастил Митрофана Максим Иванович. Он увез его на Волгу, отдал в школу юнг с механическим уклоном, а потом взял к себе на пароход "Гоголь", где работал боцманом. На этом пароходе начинал свой трудовой путь с кочегара и Митрофан Тяпин. В зимний отпуск двадцать седьмого года Тяпин был избран в Желудевский волостной комитет как представитель рабочего класса, то есть выдвиженец. С той поры и потянулась его руководящая линия. Ему в значительной мере обязана была Мария своим переводом в райком.
- Ну что ж, Маша, ступай домой, отдыхай... - отпустил ее наконец Тяпин. - Прямо скажу, огорчила ты меня на этот раз.
- У меня иного выхода не было.
- Разберемся.
Прежде чем идти домой, Мария решила заглянуть на работу к Зинке и рассказать ей о Сенечке. Зинка работала в коопторге продавцом. Время близилось к обеду. Когда Мария подошла к магазину, зеленая, окованная жестью дверь закрылась перед ее носом. Она заглянула в зарешеченное окно. В магазине еще толпились несколько человек, Зинка стояла за прилавком. Пока Мария заглядывала в окно, дверь отворилась, вышло три женщины, и снова невидимая рука закрыла дверь перед носом Марии.
- В чем дело? - крикнула она в притвор. - Пустите меня. Слышите? Мне нужен продавец.
- Закрыто на обед, - ответил из-за двери голос Сенечки.
- Мерзавец!
- Поосторожней выражайтесь.
Мария решила войти в магазин со двора, в складскую дверь. Но и эта дверь была заперта. Она долго и настойчиво стучала в нее кулаком. Наконец изнутри спросил спокойный и насмешливый голос Сенечки:
- Кого надо?
- Негодяй!
Мария бегом обогнула здание и вновь заглянула в окно. Зинка все еще стояла за прилавком, но народу уже не было. Мария сильно застучала в переплет. Зинка увидела ее, сделала удивленное лицо и побежала к выходной двери. Наконец-то массивная дверь со скрежетом распахнулась перед Марией. Она вошла с бледным от злости лицом и, оттолкнув рукой Зинку, с порога кинулась к Сенечке. Он стоял руки за спину и как ни в чем не бывало поглядывал в окно.
- Жалкий трус и доносчик! Я тебя презираю, как недостойного интригана, - крикнула, почти задыхаясь от ярости.
- Что случилось, Маша? В чем дело? - испуганно спросила Зинка.
- Ты не меня спрашивай. Ты вон кого спроси!.. Жениха своего.
Сенечка по-прежнему поглядывал в окно, кривя в насмешке свои тонкие бесцветные губы.
- Семен, что произошло?
- Старшая сестра гневается, что я не служу ей на задних лапах, а имею собственное мнение.
- Мнение, которое подшивают в дело, не собственное, а подложное.
- Моя комсомольская совесть...
- Велит тебе писать доносы? - перебила его Мария.
- Да что с вами, в конце концов? Может, поясните? - теряя терпение, крикнула Зинка.
- Выставь его за дверь! Мне надо поговорить с тобой, - сказала Мария.
- Ибо не ведают, что творят - Юрий Сергеевич Аракчеев - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Русская классическая проза
- Тонкомер - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Саня - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Домой на побывку - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Бабы - Сергей Семенов - Русская классическая проза