— Не знаю пока, — отвечает он.
— А продавец не ваш что ли? Хотите сказать, случайное везение?
— Ты сам-то в везение веришь? Мы же профессионалы. За редким, правда, исключением. Конечно, подвели к ней фармазона высшей пробы. А она старинные русские книги собирает, целая библиотека у человека, между прочим.
— А лилия?
— А лилия, как раз, возникла внезапно. Ты не слишком ли любопытный?
— Я же в деле, вроде? — пожимаю я плечами.
— В деле, в деле. Если дело ещё действует, а то этот Крючков вечно всё портит. Бестолочь.
— Кадры решают всё, Леонид Юрьевич. Вы её вызволять пошли? С невообразимым риском для своей репутации и карьеры? Ну, в смысле делать вид?
— Ну почти, — качает он головой. — Почти угадал.
— А не слишком ли слабый крючок? Сейчас вы её освободите, она вырвется, улетит к себе в Европу и всё, забудет доброту вашу, и то что вы её из лап кровавой гэбни спасли.
— Чего? Ты давай, не выражайся при мне, совсем что ли?
— Это же ирония, я как бы не от своего имени это говорю, а от её.
— Ирония. Ладно. Слушай, у нас свои есть подходы. Прежде, чем вырваться, ей придётся кучу бумаг подписать. Так что и там карьера может рухнуть, и сюда уже не въедет никогда, а ей нравится приезжать. Да и другие есть привязки.
Интимные и сердечные? Я этого не спрашиваю, конечно, но видать, что-то в глазах такое грешное мелькает, и Злобин начинает сердиться:
— Так, Егор, ты не забывайся всё-таки.
— Так я слова не сказал, — смеюсь я, и мотаю головой. — Мы с вами сейчас, как Винни-Пух с Пяточком…
— Ладно, давай только без анекдотов. Я тебе позвоню. Мы же должны ещё вместе с Евой пообедать или поужинать. А то она уедет скоро, завтра буквально, а мы не обсудили варианты сотрудничества.
— Ну, давайте попробуем. У меня сейчас телефона нет, так что звоните мне в ЦК или в отель.
— А что с телефоном? — хмурится он.
— Что с телефоном? Он в машине, а её в ремонт надо везти, она же как с войнушки приехала. Весь салон в кровищи а кузов из автомата прошит.
— Нахера ты с этими блатными трёшься? Тут такие дела намечаются, а ты из-за копеек каких-то всё под угрозу ставишь?
— Серьёзно? — вопросительно смотрю я на него.
— Нет, извини, не в настроении просто. Ладно. Что с машиной делать будешь? В автосервис на такой приезжать не стоит.
— Нашёл вроде спеца немногословного, родственника своего временного водителя. Он таксист бывший.
Перекусить-то надо было, а то как-то меня колбасит немного. Молодость молодостью, но чувствую я себя будто с глубокого похмелья. Не спал, не жрал, да ещё и дела все эти. Нервные.
— Брагин! — рычит Ирина, как только я захожу в её кабинет. — Тебе тут что, частная лавочка? Хочу — прихожу, не хочу — не прихожу? Так что ли? Я весь день тебе телефон обрываю. Ты спал что ли?
— Ириш…
— Какая Ириша! Так не пойдёт, Егор! Это я тебе авторитетно заявляю! У нас дел столько, что надо пахать без сна и питания, а ты что? Нежишься? По девкам бегаешь, вместо работы? Ну-ка… Подойди ближе…
Я подхожу.
— Это что такое? Это что за внешний вид, я тебя спрашиваю? Не знала бы, что ты непьющий, подумала бы что пил всю ночь.
— Ир, да просто устал немножко, — зеваю я, раскрывая рот, как крокодил. — Не спал сегодня.
— Так, отставить браваду! Меня ты подвигами своими не впечатлишь
— Да ты же о подвигах моих и не знаешь, — пожимаю я плечами и сажусь на приставной столик.
— Ну-ка, зад свой убери со стола, пожалуйста. Нам звонили из Краснодарского обкома комсомола. Хотят как можно скорее включиться в движение. Предлагают провести совещание в конце недели или начале следующей.
— Молодец Медунов, не соврал.
— Ты мне зубы товарищем Медуновым не заговаривай, он тут ни при чём. Совещание готовить надо, а ты по девкам шаришься.
— Ир, хорош. Я не по девкам. У меня Пашку подстрелили. Он в реанимации в тяжёлом состоянии. В коме.
Она осекается и долго смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Как ты умудряешься, — наконец оживает она. — Постоянно куда-то вляпываешься. Егор, у нас же дело ответственное, надо уже посерьёзнее. Кто подстрелил? Ты с ним был? Это в тебя стреляли?
— Бандосы, Ир. Ты знаешь, что я тайный борец с бандосами? Судья Дредд и Бэтмен.
Она только рукой на меня машет.
— Слезь со стола, — кивает она. — И иди работай. Или иди спать. Я не знаю, что мне с тобой делать.
— Понять и простить, — картавлю я.
Она смотрит на меня, как на дурачка.
— Ириш! — я соскакиваю с приставного столика, перегибаюсь через её стол и чмокаю в щёку.
— Иди давай, — легко отталкивает она меня. — Правда, иди. Тебе ещё надо лететь увольняться, между прочим. Когда ты это делать собираешься?
Лететь, лететь, лететь… Итак, вся жизнь сплошной полёт. Чем дальше, тем выше и быстрее.
— Скоро, милая. Скоро.
Я иду к себе в кабинет. Правда, назвать его «моим» можно весьма условно, в том смысле, что там у меня есть рабочее место. Но, кроме меня, там трудятся ещё трое молодых амбициозных и уверенно двигающихся наверх комсомольцев. Яна Авдеева по кличке Авгиева, из-за некоторого сходства с лошадью.
Впрочем, это злые языки говорят, по мне так вполне симпатичная девчонка. У неё, конечно, довольно дурацкая чёлка и длинная грива, подчёркивающая это мнимое сходство, зато она может похвастать тёмными томными глазами, многообещающим взглядом, крупным чувственным ртом и сильным стройным телом.
Второй член команды Стёпа Красавин, занудный тощий очкарик с кудряшками и огромным запасом прочности и усидчивости. И, наконец, Толик Георгиев, обаятельный, дружелюбный и целеустремлённый молодой человек, знающий, помимо того, как нужно работать, ещё и как нужно отдыхать.
Он подтянут, одет всегда с иголочки, костюмы импортные, сидят отлично. Короткая стрижка, открытая улыбка и серые смеющиеся глаза.
— О, Егор, — улыбается он. — Привет. Смотрите, кто говорил, что он не придёт? Давайте по полтиннику.
— Я не спорила, — мотает головой Яна. — Я просто выражала сомнение.
Красавин вообще не реагирует, выписывая что-то на лист бумаги. Толик встаёт и подходит ко мне, мы жмём друг другу руки.
— Привет, Анатоль, привет бойцы! — говорю я и прохожу к своему столу.
На нём стоит телефон, моё главное орудие производства, а на стене, над моим стулом красуется плакат с Павкой Корчагиным и цитатой про жизнь и про то, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые и не жёг позор за подленькое и мелочное. Ещё у нас есть книжный шкаф и экономическая карта СССР.
Я сажусь и осматриваю своих соратников:
— Кто хочет поехать в Краснодар?
Они молчат.
— А в Улан-Удэ?
— Я хочу в Краснодар, — говорит Толик.
— Я тоже лучше в Краснодар, — подключается Яна. — А в Улан-Удэ товарищ Красавин хочет.
— Степан, — окликаю его я. — Собирайся в Улан-Удэ. Готовься в командировку. Созвонись с ДОСААФ, узнай, кто едет от них и начинайте связываться с местными органами.
Он молча кивает и возвращается к своим записям.
— Толик, то же самое, готовь поездку в Хабаровск, а мы с Яной поедем в Краснодар. Вернее, не так. Поедем мы туда все вместе, чтобы вы набрались опыта а потом отправились по своим направлениям. Но Яночка берёт подготовку на себя, поскольку я забираю её себе, то есть приватизирую.
— Это как? — спрашивает она и, выпятив нижнюю губу, дует на свою чёлку.
— Это значит, перевожу в частную собственность, — поясняю я.
— При социализме частной собственности нет, — мотает она головой. — Только личная.
— Значит, пока в личную. Давай, Яна. Связывайся с обкомом и горкомами. Кубань для нас очень важный регион, так что мы сразу должны будем охватить Краснодар, Сочи и Геленджик. В обязательном порядке. Поедем вместе с Новицкой и Скачковым. Не подведи меня. Ребята, Яночке надо помочь. Она у нас единственная девушка, нежное и хрупкое создание, так что давайте.