После этого мы с Лоремари прошлись по Ландграфенштрассе, поскольку нам сказали, что разбомбило дом Кикера Штумма. Хотя его единственный брат был убит во Франции, Кикер сейчас в России. На его улице не осталось ни одного целого дома, и когда мы дошли до его здания, мы побоялись самого худшего, так как на этом месте торчали одни наружные стены. Мы спросили каких-то пожарных, живы ли жильцы. Кажется, да, сказали они, но вот их соседей завалило в подвале, и их все никак не удается откопать. "А вон те, показали они на большое шестиэтажное здание на другой стороне улицы, - те все погибли, все триста!" Прямое попадание в подвал. Мы прошли на Курфюрстенштрассе, где у нас друзья почти в каждом доме; большую их часть тоже разбомбило. Огромный гранитный многоквартирный дом Оярсабалей превратился в кучу камня. Угол Неттельбекштрассе (включая наш любимый ресторанчик "Таверна") был буквально стерт в порошок, оставались лишь небольшие кучки мусора. Всюду, куда ни посмотри, пожарные и военнопленные, в основном так называемые "итальянцы Бадольо", занимались накачкой воздуха в развалины, что означало, что в засыпанных подвалах кто-то еще жив.
После капитуляции Италии в сентябре 1943 г. всех итальянских военнослужащих на оккупированных немцами территориях поставили перед выбором: либо служить муссолиниевской "республике Сало", либо быть интернированными и выполнять тяжелые работы. Последние были известны как "итальянцы Бадольо".
Перед одним из разрушенных зданий собралась толпа: все смотрели на девушку лет шестнадцати. Она стояла на куче камня, поднимала кирпичи один за другим, тщательно вытирала с них пыль и снова выбрасывала. Нам сказали, что вся ее семья погибла под развалинами и она сошла с ума... Эта часть города выглядела просто кошмарно. В некоторых местах нельзя было даже сказать, где проходили улицы, и мы перестали понимать, где мы находимся. Но в конце концов мы добрались до Раухштрассе и до своего бюро.
Оно чудом уцелело. Внизу я встретила одного из наших кадровиков. Я сказала ему, что у меня есть пожилой отец и я имею возможность вывезти его из города. Сначала он не хотел давать мне разрешение, но услыхав, что мы Bombengeschadigte [пострадавшие от бомбардировки] - спасительный термин в подобные времена! - согласился. Я заверила его, что вернусь, как только понадоблюсь, и, дав ему адрес и телефон Татьяны, поспешила уйти, пока он не передумал.
Пообедав горячим супом рядом у Герсдорфов, мы с Лоремари продолжили наш обход, обследуя город улица за улицей в поисках пропавших друзей.
В эти последние дни на почерневших стенах разрушенных домов появились бесчисленные надписи мелом: "Liebste Frau B, wo sind Sie? Ich suche Sie uberall! Kommen Sie zu mir. Ich habe Platz fur Sie" ["Дорогая фрау Б., где вы? Я ищу вас повсюду. Переселяйтесь ко мне. У меня есть для вас место"], или: "Alle aus diesem Keller gerettet" ["Из этого подвала всех спасли!"], или: "Mein Engelein, wo bleibst Du? Ich bin in grosser Sorge. Dein Fritz". ["Ангелочек мой, куда ты пропала? Я страшно беспокоюсь. Твой Фриц"], и т. п. Постепенно, по мере того, как люди возвращаются к себе домой и читают эти надписи, появляются под ними ответы - тоже мелом. Таким путем мы узнали о местонахождении нескольких наших друзей. Когда же мы добрались до развалин нашего бюро, то найдя в куче камня мел, мы написали большими печатными буквами на столбе у самого входа: "Missie und Loremarie gesund, befinden sich in Potsdam bei В. " ["Мисси и Лоремари здоровы, находятся в Потсдаме у Б(исмарков)"]. Нашему начальству это, несомненно, не понравилось бы, но мы думали прежде всего о всевозможных наших поклонниках, имеющих привычку звонить нам в любое время дня и которые, быть может, будут нас разыскивать.
Внезапно появился на своей машине Мояно из испанского посольства. Он рассказал мне, что его посол и многие другие испанцы в ту первую ночь обедали в отеле "Эден" и что, к счастью, Мария-Пиляр Оярсабаль и ее муж не успели побежать домой, потому что, когда их дом обрушился, все в подвале дома погибли, включая и их слуг. Федерико Диес (другой испанский дипломат) находился дома, и когда его дом загорелся, как и соседние здания, и люди повалили на улицу, он вытащил свой фамильный коньяк (они известные виноделы) и начал всех угощать.
Около 4 часов пополудни я вернулась к Альбертам ожидать развития событий. Дом Альбертов был как ледник, поскольку стеклянная крыша и окна разлетелись вдребезги и все двери слетели с петель. Мы сидели на кухне в пальто и мерзли, а грузинский друг Альбертов, князь Андронников, собиравшийся ехать с нами в Мариенбад, сидел в гостиной, закутанный в шарфы, в низко надвинутой на глаза шляпе, и весь вечер превосходно играл на рояле. Во время первого налета бедняге удалось спастись из горящего отеля вместе со всеми вещами и найти комнату в "Эдене". Но на следующий день "Эден" разбомбило и князь остался в чем был. Он особенно сокрушался об утрате четырех пар новехоньких ботинок.
Пока мы сидели и ждали, в комнату ворвалась Ага Фюрстенберг, бросилась мне на шею и завопила: "Missie, ich dachte Du bist tot!" ["Мисси, а я думала, ты погибла!"] После первого налета, вернувшись домой, она обнаружила вместо дома, где они с Дики Вреде жили, груду развалин. Целые сутки она думала, что потеряла все, но потом случайно встретила брата Мелани Бисмарк Жана-Жоржа Хойоса, который сообщил ей, что кое-что из ее вещей удалось спасти, и теперь она воспрянула духом.
Не успела уйти Ага, как приехала на машине киноактриса Дженни Джуго. Она обняла меня и сообщила, что Дики Вреде теперь живет у нее в Кладове и что она приехала за ее вещами. Так постепенно начинаешь узнавать, кто из друзей где находится, но прогресс весьма медленный; и часто новости ужасающие.
После первого налета Папa пошел проведать одних русских друзей, Дерфельденов. Их дом рухнул. Мужа вытащили из подвала живым, но ее откопали лишь спустя много часов - без головы. Бедная женщина всегда страшно боялась воздушных налетов и каждый раз непременно тащила с собой в подвал большое Евангелие. Хотя мне делается все страшнее и страшнее, я почему-то думаю, что меня такой финал не ожидает.
После того, как мы прождали, казалось, многие часы, шведы сообщили нам, что наш отъезд откладывается еще на сутки.
Папa вернулся в Потсдам ночевать, а я пошла к Герсдорфам выпить чаю. У них был теннисный чемпион Готфрид фон Крамм. Он только что прибыл из Швеции и при виде города, по его словам, чуть не разрыдался. Потом на военной машине приехал старый барон Икскюль в пальто своего швейцара (он служит в Абвере). Он сражался с огнем на крыше своего дома до рассвета - безуспешно. Его квартира находилась на верхнем этаже; у него было замечательное собрание книг, но ничего спасти не удалось. Куда там: одна женщина в здании сгорела заживо. Я разминулась с Рюдгером Эссеном, и пришлось возвращаться в Потсдам поездом. К счастью, Икскюль подвез меня до станции Шарлоттенбург. По дороге, совершенно невозмутимый, он предложил мне билеты на концерт Караяна в следующее воскресенье. Бисмарки не особенно удивились моему появлению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});