выдали еле слышный шепот. Тем не менее все тут же затихло, замерло, так что, кроме всплесков волн, не было слышно ни звука.
– Где мое наследство?
– Я все скажу. Воды только дай, говорить не могу, пересохло все, – попросил сыщик.
Через секунду ему в лицо резко ударила вода, освежила, смыла кровь, смочила губы, так что Гуров наконец смог видеть. Прокурор застыл напротив с ведром в руках, из которого только что окатил опера. Аня с торчащими во все стороны куце обрезанными вихрами замерла в шоке на рыбной куче.
Лев расхохотался от внезапного озарения и облегчения. Надежды больше не осталось. Уже не важно, знает он или нет, где спрятано наследство, прокурор не оставит в живых ни его, ни девочку. Можно не быть вежливым, не подбирать слова, можно врать и блефовать, не стараясь быть правильным в поисках выхода со смертоносного судна. Как тошнота, из него выплеснулись ярость и боль за испорченный отпуск и перепуганную насмерть Машу, а еще раздражение на виновника бед, которые загнали его, опытного опера, в смертельную ловушку.
– Наследство по праву принадлежит тебе, Андрей Григорьевич, да? Это ты так думаешь. На деле ты остался не у дел. Обдурил тебя папашка, отдал все любовнице, а родному сыну – пшик один. Да так хитро провернул, что мозгов тебе не хватило догадаться, что все лежит у тебя под носом!
Гуров увидел, как заходили желваки у прокурора от ярости. Он точно уж не привык выслушивать нелестную правду.
Аня застыла с открытым ртом, не понимая, о чем говорит Лев Иванович. Тщедушная фигурка, на обрезках волос бессмысленно повисли острые металлические зажимы-заколки, худенькие пальчики сжаты в кулачки.
Гуров дернул руками.
– Неси бумагу и ручку – план нарисую, где все спрятано. Тебе ведь сейчас деньги позарез нужны. Одна надежда на старушечьи финансы, чтобы сбежать подальше. Фээсбэшного человечка своего сдал, а больше некому твои делишки прикрывать перед начальством. Ждут тебя арест и тюрьма за коррупцию. Сколько лет ты прикрывал преступников! Как только за решетку залетишь, так сразу твои же шакалы сдадут тебя, наперегонки побегут рассказывать о твоих взятках и закрытых делах. Прокурором уже не посидишь, да? Жареным запахло, Андрей Григорьевич! Пора удочки сматывать и бежать подальше. А для этого деньги нужны, и немаленькие. Вот тебе для чего папашино наследство – чтобы спастись от суда и тюрьмы! Рассказы тут мне наплел про закон, про достойного наследника, про папочку-обманщика, а у самого от страха поджимает уже в одном месте, да? Превратил город в помойку и в кусты сиганул, как нашкодившая собачонка с поджатым хвостом!
– Это мои, мои деньги! Моей семьи! – взревел Болотников, нерешительно сжимая лезвие ножа.
– Че ты стоишь, о чем думаешь? Мозги совсем затухли, пока в городе болото разводил? – подгонял его опер. – Тащи листок и ручку, записывать надо будет координаты, чтобы по карте найти. Ты в голове своей такого не удержишь, там гниль у тебя одна.
От оскорблений Болотников вздрогнул, сжал нож, но послушно ушел в рубку за бумагой и ручкой.
Гуров подмигнул испуганной Ане:
– Не реви, Нюра, до свадьбы отрастут твои косы. Плавать умеешь?
Девочка растерянно кивнула, но Лев уже замолчал и отвернулся, так как к ним качающейся походкой возвращался прокурор. В руках он зажал ручку и мятый лист бумаги.
– Давай рисуй план, – носком ботинка пнул его по лодыжке Болотников.
– Да подожди ты! – Лев начал неловко подниматься. – Мокрый весь, место мне сухое нужно и на что опереться. Неудобно же!
Прокурор торопливо дернул его за рубашку, чтобы подтолкнуть к трюму, подальше от свидетелей. Но Лев заскользил по деревянному настилу палубы, отлетел в сторону и рухнул рядом с Аней на рыбную кучу. Болотников с ругательством отскочил в сторону и застыл у двери.
– Инвалид, шевелись, иди к двери! Внизу нарисуешь мне все! Если обманешь и мои люди ничего не найдут, девчонка пойдет на корм рыбам!
– А там искать нечего. – Избитый опер радовался своему открытию. Он приобнял Аню, потрепал ее по растрепанным клочкам кудрей и принялся коряво выбираться из рыбной кучи. – Все в коробках лежит в доме Жуковых, среди вещей Тины. Продал Болотников-старший состояние ваше, накупил на все деньги бриллиантов и отдал своей любовнице. А та и не скрывала ничего. Старуха знала, что ты дурак, и особо ничего не прятала. Представляю, как она смеется на том свете над твоими попытками найти драгоценности. Если бы не семья, ты, Андрей Григорьевич, жил бы в соответствии со своей фамилией, в болоте, а не сидел в прокуратуре. Впрочем, ты и работу свою в болото превратил. Ни ума, ни смекалки тебе от отца не досталось.
Прокурор промолчал, щелкнуло только лезвие швейцарского ножа. Лев Иванович сделал несколько шатающихся шагов к двери, нога скользнула вбок по мокрым доскам, и он рухнул боком на Болотникова, взмахнув рукой. Мужчина выругался, дернулся под тяжестью атлетической фигуры сыщика и вдруг забился в судорогах. В шее у него утонул острый конец Аниной металлической заколки, она пробила крупную вену, и кровь хлынула фонтаном, смешиваясь с водой. Лев быстро вскочил на ноги, взглядом успев уловить, как мужчина в рубке достает из-под мышки оружие. Сыщик в два прыжка оказался у борта, по пути схватил легкую девочку и спружинил всем телом в спасительном прыжке вниз, в теплые морские волны. В воздухе он успел ей крикнуть:
– Плыви под водой, сколько сможешь, не выныривай!
Характером Аня, видимо, пошла в мать, потому что даже в шоковом состоянии она быстро сориентировалась: глубоко вдохнула, ушла под воду и старательно погребла метр за метром, насколько хватало дыхания. Лев следовал за девочкой, радуясь, что все получилось и они убежали из опасного места. Ссадины на лице щипало от соленой морской воды, а все тело пронзало болью после ударов Болотникова, но Гуров не чувствовал ни боли, ни страха, а лишь ликование от победы.
Пляж жил своей привычной жизнью, заполненный людскими телами, нагретый солнечными лучами, наполненный веселыми разговорами и криками продавцов. Вдруг ритмичный плеск волн и смех разорвал женский визг. Люди выбегали из воды и с ужасом смотрели на странную парочку: окровавленный мужчина и подросток со странной стрижкой с трудом в одежде брели по мели. На берегу мужчина без сил опустился на камни и прижал к себе вздрагивающее в рыданиях маленькое тело.
– Все, все закончилось, Нюра. Доплыли, все хорошо будет. Молодец ты, не сдалась, хоть гвозди из такой девчонки делай.
Сквозь притихшую толпу поспешно пробирался высокий худой старик. Профессор Кальман осторожно коснулся плеча