Читать интересную книгу Большевики - Михаил Алексеев

— Вы зайдите к ней, она просила, чтобы вы зашли к ней. Адрес спросите у Ершова. Ну, пока. Вы очень хорошо сделала, что перетащили ее сюда. Перед отъездом зайдите ко мне, ну хотя бы завтра утром. Пока, — до свиданья.

Звонок прозвонил отбой, а я все еще стоял у телефона с «очень выразительной дурью на челе», как сообщил мне потом Ершов.

За чтением газет, журналов и материалов я совершенно забыл о существовании моей княжны. Уже хотел ложиться спать, так как час был поздний — около двенадцати часов ночи, уже я стал раздеваться, как слышу, Ершов зовет меня к телефону. Подхожу. Беру трубку, спрашиваю:

— Кто звонит?

— Противный, противный, противный! — раздался голос княжны. — Как не стыдно, до сих пор не пришел. Это не по-дружески.

— Занят был.

— Занят был!.. И слышать ничего подобного не хочу. Слушайте — чтобы вы сейчас же пришли ко мне. Я вас жду уже несколько часов. Противный, противный. Я вас жду.

Я отошел от телефона. Сначала мне не хотелось итти к ней. Я чувствовал себя точно обиженным. Но потом меня все-таки потянуло видеть ее. Я не совсем решительно спросил у Ершова адрес ее квартиры и спешно вышел на улицу. Сердце во мне почему-то замирало… По дороге я выругал себя хорошенько, пытаясь таким образом успокоиться. Но и ругань не помогла.

Поместили ее в военной гостинице, в отдельном номере. И гостиницу и номер я разыскал скоро, но почему-то несколько минут стоял в нерешительности перед маленькой стеклянной дверцей. На матовом стекле по временам появлялась чья-то тень. Наконец, меня загнал в комнату какой-то военный, подозрительно посмотревший на меня. В комнате было уютно. В темноте вырисовывались ширмы, кровать, мраморный умывальник и стол с электрической лампой под голубым абажуром.

— Идите сюда, противный, — раздался ее голос из глубины кресел в тени. Я подошел к ней и сел рядом на стул.

— Ну, говорите, где пропадали?

Я повторил, что был занят.

— Есть хотите?

Я сознался, что хочу.

— Я вам сейчас устрою поесть, — сказала она. Легко подбежала к небольшому столу у кровати и принялась там возиться с баночками и хлебом. Я невольно залюбовался ее фигурой. Распущенные пышные волосы спадали волнистыми локонами до пояса. Одета она была в каком-то легком, полупрозрачном свободном платье, из-под которого вырисовывалась полная женская фигура. Через несколько минут она смастерила мне вкусный ужин. Тут было много вещей, о которых я не мог и мечтать в нашей обстановке. На столе стояли в коробочках какие-то рыбки, ветчина, сыр и другое. Я недоумевал. Спросил, откуда она все это достала.

— За деньги все можно достать, — отвечала она, — даже в стране большевиков. — На это я ничего не мог возразить и принялся есть. Она подсела возле меня и все время шутила. Напевала веселые песенки на неизвестном для меня наречии. Шутила надо мною и, наконец, заразила меня своей веселостью.

«Эх, — махнул я рукою, — повеселиться можно». Да и если бы я хотел, братцы, то все равно тогда не сумел бы сохранить серьезность.

Она полушутливо, полусерьезно стала болтать о том, что она будет делать за границей. В тон ей я стал пугать ее тем, что с ней может случиться там.

После ужина мы расселись в креслах и разговорились.

— Что вы думаете относительно вашей будущности? — спросил я у нее. — Вы многим рискуете, взявшись за эту опасную работу.

— О, я о будущем не думаю… это пустое занятие, мой спаситель. А риск — это моя стихия. Я люблю, когда у меня замирает сердце и звенят нервы.

— Но вы бы могли найти себе работу менее опасную и которая бы идейно вас удовлетворяла.

— Ах, вы так смешны — меня физически, а стало быть и идейно удовлетворяет полная приключений, беззаботная жизнь.

— Я хотел сказать, что между теми, т. е. нами, кому вы взялись служить, и вами, слишком мало точек соприкосновения.

— Нет, вы невменяемы. Большой ребенок. Ну, какая точка соприкосновении может быть более прочной, чем деньги? А я буду от вас в этом отношении зависеть.

— Но неужели ваши симпатии не на той стороне?

— Какой вы, право, чудак! Все это просто глупые слова. Белые, красные. Я не знаток в политике, но поверьте, что вы мне также милы, как хотя бы мой хороший петербургский знакомый, князь Жорж. Вы такой взрослый и говорите такие пустяки.

— Ну, хорошо, — пробовал я перейти в атаку по последнему пункту, который я считал наиболее чувствительным у каждой женщины. — Ну, хорошо, допустим; но неужели вас не привлекает перспектива домашнего очага?

— Фи-фи, — брезгливо поморщилась она. — Ну, как вам не стыдно в моем обществе говорить такие вульгарные вещи? Муж, пеленки, писки… фи. — Она изобразила на своем лице неподдельное отвращение. — О чем угодно говорите, только не об этом.

Я замолчал. И в полумраке заметил особенный блеск в ее глазах. Не желая состряпать у нее какую-нибудь глупость, я решил уйти, встал и попрощался.

— Как, вы уходите? — сказала она. — Нет, вы побудьте немного у меня, мне одной скучно. Она стояла возле меня и говорила ласкаясь как кошечка.

Я колебался.

— Не уходите, милый, — сказала она, глядя на меня, слегка запрокинув назад голову.

Я нерешительно сказал, что мне завтра нужно рано встать, но она меня взяла за руки обеими руками и стала тянуть к себе, говоря: «не уходите, не уходите, милый!»

Ну, я и не выдержал. Один момент и она лежала в моих объятиях.

— Ах, что вы, — шептала она. А между тем, ее душистые, мягкие руки крепко сжимали мою шею.

— Не уйдешь, милый.

Я утвердительно кивнул головою. Она стремительно прильнула ко мне и уже немного грубым голосом сказала.

— Милый, попируем сегодня ночь, она наша… А завтра, в опасный путь. — Она вырвалась из моих объятий, подбежала к дверям, быстро закрыла их на ключ и погасила свет.

Через несколько секунд она пришла ко мне, совершенно обнаженная. Я бросился к ней.

— Разденьтесь, дурачок, — услышал я ее полуповелительный, полунасмешливый голос.

Вся ночь напролет прошла в пьяном угаре. Она была жадна, цинична, утонченно-развратна. Каждую минуту этой ночи она использовала для наслаждения и она все время говорила и говорила, точно в бреду.

Только тогда я понял, в чем ее назначение в жизни.

Проснулся я в первом часу дня. Посмотрел на ту, с которой провел ночь любви. Она спала, пышно разбросавшись на кровати. Я мог смотреть на нее уже без вожделении. И тут я особенно отчетливо понял, какая пропасть лежала между мною и ею. Я тихо оделся и уже одетый разбудил ее.

— Я ухожу, — сказал я.

— Ага, — протянула она. — Вы уже одеты. — На ее лице была разлита полупрезрительная усмешка.

— Вечером увидимся, — сказал я, избегая смотреть на нее. — Вместе будем переходить фронт.

Она повернулась ко мне спиною и протянула.

— Хорошо, до свиданья.

От нее я прямо пошел в особый отдел. Начальник принял меня по-дружески.

— Когда отправляетесь? — спросил он.

— Я думаю, часа через два. Могут быть в пути задержки.

— Отлично, тогда я прикажу, чтобы вам через час подали автомобиль. Вот вам немного на дорогу.

Когда я прощался с этим симпатичнейшим человеком, то он, удержав мою руку в своей, все-таки задал вопрос.

— Ну, как ваше чувство? — На его лице сияла веселая улыбка. Я откровенно сказал ему, что чувства не было.

— Я так и думал, — качнул головою начальник и дружески, помню, распрощался.

Через час мы были в пути. Полдороги мы сделали на автомобиле и на лошадях и вечером подъехали к реке, к последнему красноармейскому посту. Но ночь была лунная, и нам пришлось дожидаться утра. Под утро луна скрылась. Небо слегка заволокло тучами, и от реки поднялся густой туман. Нам дали хорошую лодку и весла. Мы, распрощавшись с постовыми, стали спускаться вниз по реке. Верстах в десяти ниже того места, где мы прошлый раз раздобыли лодку, мы остановились и причалили к берегу. Фронт уже был пройден.

Агент завозился с лодкой, а мы отошли в рощицу прощаться. Она, как старая любовница, обняла меня, я не сопротивлялся, и стала говорить.

— Когда мы увидимся? Ты далеко, мой милый?

— Да, далеко.

— Мне не хотелось бы с тобою расставаться… Нельзя ли сделать так, чтобы вы с этим жучком поменялись ролями. Я очень хочу, чтобы ты поехал со мною.

— Никак нельзя, — отвечал я.

— Ну, почему?.. ты, если бы хотел, это мог бы сделать.

— Не могу.

— Никак?

— Никак.

Мы помолчали. Она все еще обнимала меня и прижималась ко мне. Между тем, небо уже залилось багрянцем. Еще одинокая звезда на востоке купалась в сине-сиреневых сумерках. Но уже на багрянце востока засияли яркие отблески солнца. Уже близился восход. Где-то вблизи прокричал человеческий голос. Нам нужно было спешить. Я сказал ей об этом. Тогда она спросила:

— Где я тебя смогу найти?