винтовки и боеприпасы и прибыл в ваше подразделение.
— Тяжело нам придётся без поддержки орудия, — протянул сержант пехотинцев. С ощутимым трудом он встал на дрожащие ноги, выглянул из развалин окопа и посмотрел на вражеский берег. Павел поднялся с корточек, осторожно устроился рядом с Олегом и глянул туда же, куда смотрел командир.
Около сотни фашистов деловито рубили деревья, растущие на обширном болоте. Они пилили стволы на небольшие куски, вытаскивали на высокую дамбу и волокли прямо к реке. Десяток немецких стрелков быстро разделись, вошли в мутную воду и переплыли на правую часть переправы, разбитую взрывом советских снарядов. Еще столько же осталось на том берегу.
Фрицы перекинули тросы с одной стороны на другую, намотали на балки настила и натянули их словно струну. По всей видимости, они собирались крепить сверху короткие жерди и устроить из них подобие подвесного моста. Двадцать фашистов трудились не покладая умелых, мозолистых рук. Они вбили в настил пять-шесть ломов, взяли другие канаты и привязали к верхушкам толстых прутов. Получилось нечто вроде перил.
«Ещё час или два, и вся эта свора рванётся вперёд, перебежит по шаткой конструкции и окажется возле станицы. А нас здесь, всего три человека». — размышлял над увиденным Павел.
Он посмотрел на лежавшего в стороне Николая. Парень заметил его сумрачный взгляд, с сомнением покачал головой и поправил себя: «Всего только двое. Так что, вряд ли продержимся пару минут хорошего боя». Поняв, что ничего нового он не увидит, парень опустился на корточки. Рядом присел командир.
К этому времени, Николай уже оклемался от лёгкой контузии. Он быстро ощупал грудь и живот, завёл руку за спину и тронул пальцами осколок железа. Солдат резко вздрогнул и сильно поморщился. Потом, передохнул и попробовал сесть. Он сделал несколько неловких попыток, ничего не добился и без сил откинулся на бок. Поясница бойца всё же болела, и он боялся, лечь лицом вверх. Да и страшная рана не позволяла ему повернуться.
Стоит ли вынуть торчащий осколок, Павел не знал. Вдруг повредишь окончания нервов, и Николая от боли хватит «кондратий»? Судя по движениям пехотинца, нижняя часть его тела уже не работала. Ноги и таз превратились в куски неподвижного мяса и не выполняли приказы хозяина.
«Парализован навеки», — подумал пушкарь и встретился взглядом с неподвижным бойцом. Тот ущипнул свои бёдра, видно, не почувствовал боли и тоже всё понял. Его лицо вдруг исказилось и отразило целую гамму душевных мучений: чувство горькой обиды, отчаяния и безысходности.
Павел не смог на это смотреть. Он повернулся к Олегу и задал вопрос, который мучил его больше всего:
— Что будем делать, товарищ сержант?
— А что могут сделать три «винтаря» против сотни стрелков с пятью миномётами? — спросил у себя командир пехотинцев и сам же ответил: — Дать один единственный залп, получить от фашистов в ответ несколько мин и быстро отдать Богу душу.
Олег ненадолго умолк, взглянул на винтовки и «сидор», принесённые Павлом, кашлянул и заявил непререкаемым тоном:
— Отделение, слушай мою команду. Берём столько оружия и боеприпасов, сколько сможем с собой унести. Скрытно бежим к мотоциклу немцев-разведчиков. Садимся в него и дуем к своим. По прибытии сообщаем комбату о бое, произошедшем возле станицы, а там будет видно, как же судьба для нас повернётся…
— Я не могу с вами идти, — вдруг сказал Николай. — У меня парализованы ноги.
Сержант посмотрел на бойца, увидел его состояние и строго прикрикнул:
— Отставить все разговоры! Мы возьмём тебя на руки. Отнесём к мотоциклу и посадим в коляску.
— Как вы сможете меня посадить, если в спине торчит осколок железа? — возразил Николай. — Вынуть его мы не можем. Я уже пробовал. Очень прочно зараза засел. Хирурга поблизости нет. Так что, сидеть я не смогу, а положить на живот меня некуда.
Насколько я знаю, телега погибла вместе с конями. — Боец кивнул на разрушенный двор и сарай, в котором со вчерашнего вечера стояли упряжки. — Да и зачем всем такая морока? Даже если мы доберемся до наших врачей, то кто после них, станет возиться со мною, с безногим калекой? Сам я детдомовский, ни родных, ни жены у меня не имеется. Поэтому, если не откину копыта, буду один до скончания дней. Мне подобная жизнь не нужна.
Он громко сглотнул, помолчал и закончил:
— Где-то валялся фашистский «ручник». Если он в полном порядке, то давайте сюда. Положите меня возле бруствера так, чтобы я мог стрелять по мосту, и уходите, как можно скорее. А ещё, оставьте мне пару гранат. Вдруг пригодятся себя подорвать?
Сержант бросил взгляд на молчавшего Павла, не дождался ответа солдата и тяжко вздохнул:
— Хорошо, Николай. Сейчас всё устроим.
Олег порылся возле стенки окопа. Вытащил из рыхлой земли фашистский «ручник» и два автомата. Третий куда-то бесследно исчез. Видно, расплавился при взрыве вражеской мины.
Командир сдул с оружия толстый слой серой пыли, быстро его разрядил, передёрнул затвор и надавил на крючок. Послышался громкий щелчок. Командир повторил это несколько раз и убедился, что пулемёт в полном порядке.
Он заправил в приёмную щель железную ленту, в которой находилось две с половиной сотни патронов, и взвёл боевую пружину. Закончив возню с пулемётом, красноармеец очистил от пыли два автомата фашистов, проверил и убедился в их полной исправности.
Сержант шагнул к стенке окопа, куда ударил снаряд, посланный немецкой «четвёркой». От мощного взрыва большой объём твёрдой земли стронулся с места. Он съехал вниз, словно маленький оползень, и лёг таким образом, что появилось некое подобие пандуса.
Командир немного подумал и быстро решил, что лучшего места им не найти. Стараясь не попасться врагу на глаза, Олег поднялся к верхней точке откоса. Он расположил «MG 34», сдвинул немного вперёд и утвердил короткие сошки на рыхлой земле. Рядом устроил винтовку с тремя запасными обоймами и пару гранат.
Сержант повернулся к товарищу и глухо спросил:
— Может быть, оставить тебе автомат?
— Возьмите себе, — сказал Николай. — У фашистов есть миномёты. Вряд ли, здесь дело, дойдёт до ближнего боя. Ну, а в дальней дороге «шмайссеры» вам самим пригодятся.
Павел подполз к раненому с одной стороны, а командир отделения с другой. Общими силами они положили солдата на грудь и, действуя по команде Олега, потянули к воронке, где утром находился «максим». Оно подтащили бойца к небольшому откосу, поняли, что потеряли последние силы, и остановились чуть отдохнуть.
Сержант заметил фашистскую каску, которая спасла ему жизнь при артиллерийском обстреле. Он поднял поцарапанный шлем с рыхлой земли, перевернул, вытряхнул пыль