Читать интересную книгу Яд-шоколад - Татьяна Степанова

— Если Ласточка что-то знает… — сказала Катя, — если она что-то знает про убийцу, а мне так показалось, Федор Матвеевич… И вам тоже, только не говорите «Нет».

— Я уже ничего не говорю.

— Так вот, если Ласточка что-то знает про убийцу… то нет ничего странного, что она называет его таким литературным прозвищем — Андерсен. Ведь Мальвина-то сама филолог, у нее все с книжками связано. Это уже глубоко в подсознании.

— Что она там бормотала в самом конце, эта Ласточка?

— Она боялась, кричала — не отдавайте меня ему.

— Это я помню, а еще что?

— Что он плохой, этот Андерсен. Злой, потому что он не может жениться.

— И как это прикажешь понимать? — спросил Гущин. — На ком он не может жениться?

— Мне показалось, Ласточка имела в виду Мальвину. Сама-то она еще ребенок.

— А кто не может жениться на Мальвине? Во-первых, ее брат Феликс. Во-вторых, отчим Шадрина. Он женат. Я все гадал — как такой тюфяк старый получил в жены такую раскрасавицу. А отгадка простая — он служил шоферюгой у Масляненко, с рук на руки у него принял бывшую юную любовницу с сынком-аутистом. Заплатил ему босс, конечно. И до сих пор Вера сестре вынуждена крупно помогать. Все правильно, все логично тут. Но кто еще не может жениться? Кто-то, кого мы не знаем?

— Мальвина не замужем. Надо узнать, был у нее кто-нибудь раньше, парень, жених, — сказала Катя. — И про группу «Туле» она слышала. Она сама нам об этом сказала. Но, Федор Матвеевич, я, знаете, о чем сейчас подумала?

— О чем? — Гущин курил, размышлял.

— Когда я пришла в «Туле», в Пыжевский, Момзен упомянул про Джека Потрошителя. И вот сейчас я… Федор Матвеевич, вижу некоторое сходство с нашими убийствами! Все убийства произошли два года назад в очень короткий отрезок времени. Жертв пять, как и у Потрошителя. И почерк…

— Жертв шесть, с супружеской парой, муж и жена Гриневы. Промежуток между убийствами огромный — два года. Там все жертвы — проститутки, у нас же… подъем по социальной лестнице с каждой новой жертвой. Нет, ты мне еще этим голову не забивай!

— Я говорю не для того, чтобы голову вам забивать, — Катя не отступала, — знаете, какая самая необычная версия была тогда, кто мог быть Джеком Потрошителем? Женщина! Я читала об этом, сразу нескольких женщин подозревали. Все, мол, из-за бесплодия, из-за того, что детей не могли иметь и нормальные сексуальные отношения, и мстили проституткам, к которым якобы бегали их мужья. А у нас этот мусор, этот странный набор предметов, оставленных у трупов. И что мы там видим, много намеков на детский образ — спица от коляски, щепка от лошади-качалки, кукла.

— Что ты хочешь всем этим сказать?

— Мы же видели с вами Мальвину. Она ведь не в себе.

Гущин курил.

— И она тоже, как и ее брат, отсутствовала все это время, ездила за границу. И у нее нелады с психикой, как и у ее единокровного брата Родиона. Так вот я подумала, Федор Матвеевич, а почему мы ее исключаем из нашего списка?

— Потому что убивал мужик.

— Родион Шадрин? Федор Матвеевич, вы только не обижайтесь, но неужели вы сами теперь не видите, что версия о виновности Родиона…

— Убивал мужчина. Это абсолютно точно.

— Почему вы так уверены?

— У нас есть свидетель.

И тут Катя вспомнила: да, в самые первые дни, когда она лишь приступала к своей статье, речь шла о каком-то свидетеле!

— Что за свидетель? Кто он?

— Ася Раух.

— А почему до сих пор… — и тут Катя умолкла, осознав, что она услышала. — То есть как же это?

— Третья жертва, сотрудница ЕРЦ Ася Раух, — повторил Гущин. — Он не убил ее, оставил в живых. Он говорил с ней. О таких вещах говорят мужики. Мы проводили с ней опознание. Она опознала Родиона Шадрина.

— Она узнала в маньяке Родиона?

— По голосу, — ответил Гущин.

Глава 34

Оседлав прыгуна

В эту пятницу (выходной для Машеньки Татариновой) мать разрешила выбрать на конюшне клуба верховой езды Прыгуна.

Машенька так и лучилась счастьем. Прыгун — вороной конь, молодой и резвый — считался гордостью клуба и предназначался лишь для особо важных клиентов.

Машенька все сделала сама, оседлала коня, очень тщательно все проверила. Прыгун тихонько заржал, словно радуясь предстоящей прогулке, и Машенька села в седло.

Парк у Святого озера в этот день — еще сумрачный и влажный от ливня, прошедшего утром, шумел листвой на ветру. На аллеях полно луж, берега озера пусты — ливень отпугнул всех гуляющих.

Машенька решила поехать прямо к озеру. Она потрепала Прыгуна по шее, легонько толкнула его пятками в бока, и Прыгун сразу с места рванул в галоп.

Разбрызгивая лужи…

Стремительно и мощно…

Все быстрее и быстрее…

Машенька наслаждалась быстрой ездой, каждым мгновением. Это вам не гнедая старуха Одиль и не толстый как бочка Пегасик. Это Прыгун, и он несет ее на себе.

Воображение нарисовало скачущую рядом белую лошадь… нет, этакого серого в яблоках красавца, а на нем — Феликса. Машенька уже почти решила на следующей неделе поговорить с ним более обстоятельно. Как же, ведь он подарил ей такие вкусные шоколадные конфеты и так улыбался при этом… Теперь все просто — первый шаг, самый трудный в их отношениях, уже позади, и она в следующую их встречу в качестве ответного презента предложит ему конную прогулку: Феликс, привет, ты не хочешь на лошади покататься? Это все чушь, что парни первые должны куда-то приглашать. Порой парни просто робеют, и надо брать инициативу в свои руки и действовать наступательно. Да, напор и натиск! А если он не умеет ездить верхом… Ах, как сладко ей будет учить его это делать тут, в парке у Святого озера!

Белый конь, а на нем, как принц из сказки, прекрасный гот Феликс. Бешеная скачка по парку и поцелуй — долгий, глубокий и страстный под старым дубом на берегу озера. И кто знает этих антикварных готов… может быть, во время страстного поцелуя у него вырастут во-о-о-т такие клыки! Ах-х-х-х!

Прыгун перемахнул через рытвину — на аллее что-то копали, тянули какие-то трубы. И Машенька от неожиданности чуть не отпустила поводья. Ее буквально толкнуло вперед, и она припала к шее Прыгуна. Но это длилось всего пару секунд, она быстро выправилась.

Впереди еще рытвины и канава. Она и не знала, что в парке начали вести земляные работы.

Прыгун сиганул через препятствие — легко!

Оле! Машенька сильнее ударила его пятками в бока, посылая вперед — к новой канаве.

Оле, Прыгун! Давай же взлетай!

— Нет, ты глянь, что девка делает.

Счастливая Машенька Татаринова не знала, что в парке за ней пристально наблюдают в армейский полевой бинокль.

Дмитрий Момзен и Олег Шашкин по прозвищу Жирдяй расположились в кустах орешника на склоне оврага. Конный клуб и аллея к озеру с этого места как на ладони.

Олег Шашкин нашел это место и приезжал сюда порой так же, как приезжал в торговый комплекс «МКАД Плаза».

Сегодня они поехали в парк на Святое озеро вместе с Момзеном, и Олег Шашкин не возражал. Даже наоборот.

— Храбрая, прыгать не боится, — заметил Момзен, он смотрел на Машеньку в армейский бинокль, потом протянул его Шашкину.

Но тот покачал головой — не надо мне бинокля. Он и так видел все — маленькую лошадь и маленькую фигурку в черном шлеме для верховой езды.

Волосы рыжие из-под шлема, как пламя…

— Одна девчонка катается, никого с ней, а ты переживал все. Одна — это хорошо, — сказал Момзен. — Попка у нее как орешек крепенькая. Такой сладкий задик. Скок-поскок молодой дроздок…

Он почувствовал, что на плечо ему опустилась тяжелая рука. Олег Шашкин засопел.

— Ну не буду, не буду, — усмехнулся Момзен.

— Мне просто неприятно, когда… — Олег Шашкин засопел сильнее. Он не хотел ссориться с обожаемым другом, с учителем.

— Все твое, вся твоя. Только не роняй из рук, когда сама в руки свалится, — Дмитрий Момзен опустил бинокль. — А та длинная пигалица-журналистка, что приходила, тоже ничего. Красотка. И кожа как персик. Может, ее возьмем, а?

— Ты бери кого хочешь, — буркнул Олег Шашкин, — а я…

— А я втрескался в рыжую девчонку. Ну все, напрыгалась, к озеру поскакала. И чем только проняла тебя так эта малышка?

— Ты видел, какие у нее глаза? — тихо спросил Олег Шашкин. — Таких глаз, как у нее, нет ни у кого на свете.

Глава 35

Третья жертва

Это ощущение, когда внутри все словно куда-то проваливается, как в бездну, а по спине ползет холод… Это чувство беспредельной беззащитности и ужаса, первобытного, древнего как мир, живущее в подсознании и будто соль выступающая на поверхность… Дуновение ледяного ветра прямо в ваше бедное сердце, которое замирает…

Дыхание страха…

Все это Катя испытала тогда — солнечным теплым майским днем. Она помнила это потом долго. Первый отклик души на это— желание, неодолимая потребность спрятаться.