по какой-то причине скрывают собственную национальность. Интересно, однако.
Что делать с этой информацией, Шпилька пока понятия не имела. И как выбираться из той задницы, в которой она оказалась — тоже. Радовало одно — сначала её подлечат, и только потом ей придётся снова побеседовать с внешником из джипа. Может, за это время удастся выяснить что-нибудь, что поможет ей сбежать?
Пол под ногами завибрировал, фургончик дёрнулся. Вроде бы не сильно, но Шпилька покачнулась и чуть было не упала. От греха подальше она села прямо на пол, закрыла глаза, борясь с подступающей дурнотой — видимо, удар по голове был настолько силён, что она словила пусть не сильное, но сотрясение. Плохо, очень плохо. И фляжка, как назло, пустая — последние два глотка Фарт, скотина трусливая, вылакал. Ладно, даст Стикс, не за зря.
За размышлениями Шпилька сама не заметила, как задремала под мерный рокот двигателя. Но это было к лучшему — измождённый организм в отсутствие живчика и еды требовал хотя бы отдыха. Да и тошнота, как бы Шпилька с ней не боролась, становилась всё сильнее из-за провонявшего резиной и бензиновыми парами кузова.
Проснулась она ни разу не отдохнувшей. Даже наоборот — самочувствие ухудшилось. Болело решительно всё, но в особенности голова — сотрясение вкупе с недостатком живчика дало потрясающий по степени невыносимости эффект.
Не открывая глаз, Шпилька прислушалась. Фургон стоял на одном месте, но вибрация пола подсказывала, что двигатель никто глушить не собирался. Снаружи слышались приглушённые корпусом окрики и лязг, будто откатная воротина скользит по направляющей. Хотя почему «будто»? Воротина и скользит. Значит, приехали.
Жаль только, что в кузове фургона не то что окон, щелей — и тех нет. А как хочется глянуть хоть одним глазком, что там за ворота и какая возле них охрана.
Шпилька, даже пребывая в пресквернейшем состоянии здоровья, всё равно непрерывно думала о том, как от внешников сбежать.
Лязг стих, пол завибрировал сильнее, и фургон неспешно покатился по дороге с небольшим уклоном вниз. Под землю? Шпилька постаралась запомнить это наблюдение. Дальше она просто считала повороты, рисуя в голове смутную схему дороги, по которой её везли.
Наконец, фургон остановился. Вибрация тоже прекратилась — водитель заглушил двигатель. Послышались шаги, и кто-то — видимо, Штайн, — потянул за ручку двери, издавшую при этом сухой щелчок. Шпилька закрыла глаза и притворилась спящей.
— На выход! — скомандовали ей, и внутренности кузова осветились неестественно белым светом галогеновых ламп.
Шпилька сделала вид, что не услышала приказ. Штайн постоял немного, глядя на неё, и махнул кому-то рукой. В кузов тут же заскочили ещё двое в скафандрах, выволокли Шпильку наружу и потащили по однообразно серому коридору к одной им известной цели.
Шпилька старательно изображала безвольный мешок, из-под ресниц разглядывая коридор и разрезающие мрачную серость двери с номерами. «Тридцать девять», «сорок», «сорок один». Перед дверью с номером «сорок два» её конвоиры остановились. Подошёл Штайн, чиркнул магнитной карточкой по расположенному сбоку считывателю, взялся за ручку.
Дверь послушно открылась, и взгляду предстало небольшое помещение, представляющее собой дикую помесь из плохо оборудованного лазарета и тюремной камеры. В дальнем углу — прикрытая ширмой дыра в полу, откуда несёт застарелым дерьмом. По центру — застеленная простынёй каталка наподобие больничной, но с зажимами для рук, ног и шеи. Рядом подставка для капельницы, стул с крутящимся сиденьем и железный столик на колёсах, уставленный банками с какими-то жидкостями и коробками.
Ну да, её же собирались для начала подлатать. Вот и привезли в местную больничку.
Конвоиры бесцеремонно протащили Шпильку к каталке, положили на простыню.
— Свободны!
Снова Штайн. Стоит у двери, контролирует взглядом всю больничку, и чего-то ждёт. Или кого-то.
Этот — а вернее, эти «кто-то» не заставили себя ждать. Вновь послышались шаги, и в помещение вошли двое в герметичных медицинских костюмах. Мужчина лет пятидесяти на вид и женщина с круглым и плоским, словно блин, лицом.
В руках у женщины был оранжевый пластиковый чемоданчик. Она подошла к стулу, водрузила на него свою ношу и щёлкнула замками. Остро запахло спиртом.
— Крепить не будем? — спросил мужчина, покосившись на замершего у двери Штайна.
Тот только покачал головой.
— Приказано из средств ограничения подвижности оставить только наручники.
Мужчина нахмурился.
— Тогда дежурить не будем — мало ли что ей в голову взбредёт.
— И не нужно, — не стал настаивать Штайн. — Если она в здравом уме, то от капельницы не откажется. Иначе только себе навредит. Приложили её крепко. Плюс споровое голодание начинается.
Женщина тем временем зашуршала бумажной упаковкой. Шпилька почувствовала, как ей задрали рукав куртки, мазнули холодным и мокрым по сгибу локтя. А через мгновение в вену вонзился катетер. Женщина повесила на подставку прозрачный пакет с мутной желтоватой жидкостью, постучала по идущей от него трубки. Удовлетворённо хмыкнула, собрала свой чемоданчик и, так и не сказав ни слова, вышла в коридор. Её коллега последовал за ней. Штайн задержался на секунду, смерил Шпильку задумчивым, как ей показалось, взглядом, и тоже вышел.
Щёлкнул замок, и Шпилька осталась одна.
Вредить себе она, разумеется, не собиралась. Поэтому осталась лежать, дожидаясь того момента, когда капельница закончится. Даже задремала ненадолго — Шпилька была уверена, что ей дадут время не только придти в себя, но и хорошенько подумать о перспективах. Страха не было — не зря же её привели именно сюда, в нечто среднее между тюремной камерой и медицинской палатой. Намекают, итить их налево!
Когда звон в голове уменьшился до терпимого, Шпилька встала. С интересом огляделась. Помещение примерно пять на пять, потолок высокий, с крохотным, забранным мелкой сеткой вентиляционным отверстием. У двери — считыватель для пропуска, зачем-то снабжённый клавиатурой с цифрами от одного до нуля. По углам — камеры, причём объективы направлены так, чтобы слепых зон в помещении не было. Единственное непросматриваемое место — очко, и то исключительно благодаря ширме.
Ну хоть что-то для внешников свято. Пусть даже и зовётся оно естественной нуждой.
Шпилька хмыкнула и, завершив осмотр, уселась на каталку. Покрутила руками, прислушиваясь к тихому звону скрепляющей наручники цепочки.
По логике игры под названием «перемани на свою сторону», теперь её должны ещё и накормить, причём обедом из пяти блюд, а никак не подачкой в виде банки холодной тушёнки. Нет, не сразу, а только спустя время, за которое она должна осознать простую истину — с внешниками надо сотрудничать. То есть подробно рассказать всё, что ей известно, о базе стронгов: