мне волнение, страх и сомнения. Но за последние три дня уединения со мной произошли удивительные метаморфозы. Всё куда-то ушло, рассеялось, растворилось в жидком воздухе палаты. Осталась лишь распирающая глубина в груди. Никогда прежде я не чувствовала такой ясности мышления. Быть может, это действие кислорода, недостачу которого я испытывала на протяжении всей своей жизни? Нет. Просто в разум постепенно вползает осознание покоя, в тихую обитель которого я скоро войду, и будь что будет за этой завесой. Завтра, нет, уже сегодня утром всё будет по-другому. Я вернусь в тот мир, с которым меня разлучили. Надеюсь, вернусь…
Я долго думала, что я буду делать с этими записками, с этими плодами продолжительной беготни пальцев по клавиатуре. Конечно, можно удалить. Но отчего-то хочется, чтобы мою историю кто-нибудь прочитал. Пусть в ней нет эффектных сцен или интересных поворотов сюжета. Но этот дневник – вся моя жизнь, начиная с того момента, когда в ней появился какой-то смысл, и заканчивая сегодняшним днём. В сущности, мне всё равно, ведь, когда чьи-либо глаза пробегутся по этим сточкам, меня уже здесь не будет. Но, пока я на Земле не только телом, но и разумом, мне хочется оставить свой скромный след на этой планете. Проблема в том, что за Земле не осталось ни одного близкого человека. Единственный знакомый – доктор Леман – которому я всем сердцем благодарна за заботу, особенно в первые дни после пробуждения. В отношении него меня особенно греет мысль, что теперь он, наконец, будет жить своей жизнью и жизнью своей семьи вместо того, чтобы подбирать кости за вымирающими Ланкастерами. Но был ещё один человек. Да, это ты, Розмари. Пусть я едва тебя знаю. Но в тот момент, когда я так отчаянно нуждалась в понимающем друге, ты вдруг появилась среди этой жадной толпы. Часы общения с тобой стали самыми счастливыми мгновениями этих долгих месяцев, они вселили в меня надежду. Поэтому я хочу, чтобы именно ты прочитала всё это. Пусть всё написанное мной называется, скажем, «Дневником испытателя» или «Путешествием на планету снов», а лучше просто «Перфундере», ведь именно эта несуществующая планета стала для меня центром всей Вселенной. Перфундере! Странно, как точно значение этого слова отражает всё сказанное мною выше… Ведь я увязла в этом полугодовом сне, как в трясине, погрузилась так глубоко, что выбраться уже невозможно. Но мне не хочется высвобождаться из её мягких объятий, ведь в этом болоте мне тепло и уютно. Это болото – мой настоящий дом.
Глава 10
Конец повествования
Картина за стеклом не особо изменилась. Серое небо стало лишь чуточку светлее. Я лежу неподвижно до того, пока дверная ручка не щёлкает, и в комнату не входит доктор Леман. Что-то изменилось. Да, знаю! Нет значка «Посетитель». Что это значит? Доктор снова работает на компанию? Словно отвечая на мой вопрос, Леман шутливо проговаривает:
–А вот и я, снотворец Эпохи Переселенцев. Да, я снова в их рядах.
–Вы никогда не станете одним из них, доктор Леман, и это комплимент, если что. В любом случае, поздравляю! Кажется, Вы довольны.
Он отвечает мне согласной улыбкой, но уже через секунду его лицо вновь серьёзно насуплено.
–Подпиши здесь. Это договор об источнике финансирования сна.
Я киваю и молча подписываю. Читать не хочется. Я верю доктору Леману, он не обманет. К тому же, договор был прост: ряд конференций, интервью, показов и ток-шоу, плюс небольшая собственность, доставшаяся мне по наследству – на мелкие расходы. К счастью, всё давно обговорено. Пути назад нет.
–Помнишь, что ты делала тогда, при первом погружении?
–Думала о месте, куда хотела бы попасть.
–Правильно. Займись этим, пока я буду готовить препарат.
На голове уже покоится шапка с активной панелью. Я сцепляю руки, закрываю глаза и вновь вспоминаю свою планету. Перфундере, чудесный мир болот, люминесцентных существ, огромных деревьев и бескрайних лугов, но главное – людей, любимых людей, которых мне так не хватает. Я бессильна перед иллюзией, которая ждёт меня по ту сторону сознания, и поэтому, отпустив реальность, я падаю в мягкие, нежные, пушистые лапы мифического идеала.
–Всё готово, – произносит доктор Леман, – Ты подключена. Приборы жизнеобеспечения мы установим, когда ты войдёшь в фазу глубокого сна.
Доктор Леман ждёт с минуту и, наконец, спрашивает:
–Ты готова?
Я киваю. Морок начинает вползать в моё сознание без всяких химикатов.
–Был рад повидаться с тобой, Сванвейг Ланкастер.
–И я с Вами, доктор Леман. Берегите себя! И спасибо за всё.
Острая инъекционная игла проникает сквозь кожу, через стенку кровеносного сосуда, прямо в вену, а затем запускает усыпляющую субстанцию в мой организм. Вот и всё.
…
Вокруг меня точно туман, густой, непробиваемый. Звук эхом повторяется в голове, затем стихает. По телу разливается странная и такая знакомая слабость. Серый цвет отдаёт белые частицы и всё больше и больше становится похожим на чёрный. Вокруг – пустота. Я пребываю в невесомости, плыву по непроглядной тьме. Малая часть меня ещё ощущает ворс больничного халата, но я всё продолжаю отдаляться от реальности, засыпая.
Теперь я стою на ногах, иду. Босые ноги касаются гладких камней широкого коридора, пол, стены и потолок которого напоминают мостовую. Холодно. Очень холодно. Но уже не так темно. Чем дольше я иду, тем светлее становится вокруг. Внезапно осознаю всю прозаичность коридора, напоминающего тоннель. И свет. Смешно.
Проходит время. Наверное, я уже почти вошла в фазу глубокого сна. Самое странное – это то, что я уже вижу сон – этот путь – но при этом осознаю, что сплю, и продолжаю мыслить здраво. Я начинаю вспоминать мысли, промелькнувшие в моей голове этой ночью. Планета, сон, эксперимент, пробуждение, Йон, мама, Кайла, Фред, Бруно и Элли, все они, все те, кто остался по ту сторону баррикад. Что же я делаю? Зачем? Я предаю их, предаю всех, я не должна так поступать! Я разворачиваюсь и иду назад, но спустя два метра встречаю препятствие. Пути назад нет. Если быть честной, я испытываю облегчение. Теперь между планетой Земля и мной – непробиваемая стена.
Влажный, тяжёлый воздух пещеры сдавливает мои лёгкие, и я внезапно проникаюсь всей никчёмность своего положения. Я бегу от реальности, всё сильнее утопая в вязкой трясине сновидения. Обычный сон забывается быстро. Сколько же тогда должны были жить в моей голове воспоминания о Перфундере? Сколько ещё эта несуществующая планета должна была манить меня к себе и заставлять страдать? Как скоро бы я сдалась? Ненавидя себя за безволие, за