— Отродье слизи, кто послал тебя мучить мертвого человека, и без того настрадавшегося?
— Никто не посылал меня, эальдор. Твой глитм призвал меня, так ведь?
— Мука, мука! Кто рассказал тебе про глитм, ателинг?
Ага! Подозрения подтверждались! Если заклинатель знал, кто он, значит, Радгар бывал здесь и раньше.
— Никто не говорил мне, эальдор. Это и так ясно.
— Не давай мне никаких титулов. Я мертвец, но если ты хочешь говорить с моим трупом, называй меня Хильфвером. — Голос заклинателя упал до противного хнычущего бормотания. — Женские ласки, белые руки… Что ясно?
Не уверенный в том, о каких именно женщинах идет речь, Радгар решил не обращать на них внимания.
— Из того, что ты делал, что ты говорил. Глитм — это ведь определение проклятия, да? Ты сравнивал стихии, чтобы узнать, какая из них убьет Вульфвера. Когда ты призывал их, ты стоял на острие Смерти и звал его, и в конце концов он шагнул на острие Воды — ты сказал ему, что он утонет, но на самом-то деле он только споткнулся о кувшин, правда? Так что это не считается, а шел-то он ко мне! Он шел ко мне и упал передо мной. Я и есть проклятие Вульфвера, его смерть! — Не всякий десятилетний малец смог бы додуматься до этого, но ателингу и положено быть умнее других.
— И ты этому рад, жабеныш?
— Ты не должен говорить со мной так.
— Я буду говорить с тобой так, как захочу. Отвечай мне, пока я не заставил тебя визжать от боли. Их руки белы…
— А ты не грози мне. Я королевский сын.
Старик поднес руку к своему капюшону.
— Отвечай на мои вопросы, Эйлединг, а не то я покажу тебе свое лицо, и тогда ты никогда больше не уснешь.
Эта угроза была для Радгара новой, и ее стоило обдумать.
— Нет, я не очень чтобы хотел убивать Вульфвера, но убью, если придется. Мы ведь с ним будем соперниками за папин трон, когда он состарится. Лучше уж я убью Вульфвера, чем позволю ему убить меня. Если он не будет мешаться у меня под ногами, я его не трону.
Жуткий старик даже взвизгнул от веселья.
— Земля и вода! Да он раздавит тебя одной левой, козявка мелкая. Огонь да рыба, вот так песня… От всего нынче пахнет музыкой. Зачем ты пришел сюда?
— Затем, что мне всего десять лет. — Подобная наглость подействовала на папу один раз — всего один, и вторая попытка использовать ее оказалась весьма неразумной, но Хильфвер-то ее ни разу еще не слышал.
Старик раздраженно зарычал.
— Следующей зимы ты можешь и не увидеть. И ты надеешься съесть мой обед и спать у моего очага?
— О, спасибо, эальдор!.. То есть я хотел сказать, Хильфвер. Поделиться своей едой и местом у огня было бы очень мило с твоей стороны.
— Объясняй, червяк! Смерть и горе, что волки приносят…
— Было слишком темно, чтобы ехать после Вульфвера, а если бы я поехал вперед его, он бы меня увидел.
— Нет, зачем ты вообще здесь?
— Твое заклинание призвало меня, разве не так?
— Ты хочешь, чтобы я согласился, а Эйлед пощадил бы тогда твою задницу, мальчишка!
— Ну и это тоже, — согласился Радгар. Эта защита представлялась ему весьма удачной. — Твой глитм заставил меня поступить так.
— Как мог он призвать тебя, если ты явился прежде, чем я начал его? Если ты про него даже не знал? Что на самом деле привело тебя сюда?
Радгар пожал плечами. От запаха, исходившего из горшка, он едва не захлебывался собственной слюной. В горшке варилось мясо, которое, должно быть, привез Вульфвер, ибо как может однорукий человек поймать дичь и освежевать ее?
— Я отправился на фейринг верхом на своем жеребце, Свеальме, и взял с собой только верного друга Эйлвина Леофрикинга. Я решил поглядеть на Веаргахлейв и увидел, что кто-то подкармливает веаргов. Это было унфриф, поэтому я послал Леофрикинга домой за маршалом и фейнами, а сам поехал вперед на разведку.
Заклинатель издал странный, захлебывающийся звук, который сменился затяжным кашлем. Потом подбросил в огонь несколько палок.
— Грязь и смерть! Разве не запрещал твой отец тысячу раз ходить сюда?
— Не так часто. И танист привел сюда Вульфвера — может, ты и для меня сложишь глитм? Я хочу знать свой рок.
— Рок? — взвизгнул старик. — Твой рок — умереть, как умер я! Умри сейчас, щенок, и обойдешься без страданий! — Он схватил полено и швырнул его в Радгара.
Оно угодило ему в лоб. К счастью, это было совсем маленькое полено, уже поколотое для растопки, но и его веса, помноженного на неожиданность, хватило, чтобы опрокинуть его на спину. Он больно стукнулся затылком и вскрикнул.
— Ты мне чуть в глаз не попал! — Он прижал руку к ушибленному месту и ощутил на пальцах кровь.
— И еще получишь! — выкрикнул Хильфвер. Он схватил единственной рукой свой посох и замахнулся им, словно намереваясь прихлопнуть муху. К счастью, их разделял огонь, и Радгар увидел угрозу вовремя, чтобы откатиться в сторону. Конец посоха угодил в камень и расколол его. Голова его разлетелась бы от такого удара, как сырое яйцо.
— Ты с ума сошел! — Он вскочил на ноги. — Я королевский сын!
— Ты — труп! Труп, как я! — Старик замахнулся снова, но на этот раз Радгар был начеку и увернулся без труда. — Умри, будь ты проклят! — Отпустив посох, заклинатель швырнул еще одно полено, потом третье, еще больше. Когда он потянулся за топориком, Радгар уже открывал дверь. Когда он выпрыгнул наружу, топорик просвистел там, где он только что стоял, и вонзился в стену. Он бежал в ночь.
Он пересек поляну в несколько прыжков и остановился, чтобы не налететь на что-нибудь. За его спиной хлопнула дверь, и он остался в полной темноте. От холода и потрясения у него стучали зубы, и он охватил себя руками, пока глаза привыкали к темноте. Этот жуткий старик и впрямь совсем сумасшедший! Он же взаправду пытался убить его! При мысли о застрявшем в стене топорике дрожь пробрала его еще сильнее.
Похоже, Веаргахлейв считался запретным не без оснований; его фейринг представлялся ему теперь не отважным, не разумным, а только глупым. Ушибленная голова болела. Его начал пробирать холод, от чего дрожь усилилась. Ночами в горах можно и замерзнуть, если одеться не по погоде. Он мог разжечь себе костер, используя трут и кресало у входа в пещеру, если только сможет добраться туда и если Хильфвер не собрал весь сушняк в лесу себе на растопку. Главная сложность — добраться до пещеры. По долине могли рыскать и другие безумцы. Или звери. Дикие вепри, медведи… Папа так и не смог извести волков до конца, потому что они могут переплывать с острова на остров.
Очень скоро он понял, что не попадет никуда — он просто не найдет дорогу. Пелена облаков пропускала свет только самых ярких звезд, так что даже на поляне он не видел дальше своего носа. Под деревьями царила такая же непроглядная чернота, как в пещере, так что идти было невозможно. Он застрял здесь до рассвета. Голова продолжала болеть, и кровь, похоже, еще не остановилась, потому что пальцам было липко, когда он щупал ушибленное место… впрочем, это почетная рана, славная попытка убить его. От нее может остаться хороший шрам, и тогда люди будут спрашивать его, где он его получил. Зубы стучали. Он замерзал! Он запрыгал на месте, потом принялся расхаживать взад-вперед по полянке, почти от самой двери и до места, где ветви над головой начинали закрывать небо. На ходу он проклинал про себя Хильфвера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});