Читать интересную книгу Тайная жизнь непутевой мамочки - Фиона Нилл

— Нет! — смеется он. — Ты потеряла связь с Томом, и вместо того чтобы починить эту короткую цепочку, ты ищешь новую связь с кем-то другим. Но с этим мужчиной ты не найдешь ответов. Они внутри тебя.

— Как ты думаешь, могу ли я завести маленький роман, а потом забыть о нем?

— У женщин это плохо получается. И я не имею в виду, что это вызовет нарушение равновесия. Женская неспособность отделить эмоции от секса — это не слабость, а сила. Это способствует связи и взаимопониманию. Я никогда не понимал, почему женщины смотрят на случайные связи и способность напиваться как на признак социального прогресса. Что хорошего в том, чтобы перенимать черты, более свойственные мужчинам? Было бы лучше, если бы мужчины стали больше походить на женщин. Я говорю это как тот, кто нашел что-то особенно неуловимое.

— Так что же мне делать?

— Рассказать все Тому. Впуская других в эту фантазию, ты сведешь к минимуму возможность превращения ее в реальность. А если ты ему не скажешь, это сделаю я. Ты, возможно, придерживаешься противоположного мнения, но ваши отношения в основном работают, а жизнь — это гораздо больше, чем кратковременные удовольствия, особенно теперь, когда у тебя есть дети. Вот почему мы все такие несчастные. Все, что нам нужно, — это быстрый успех, парочка дорожек кокса, чтобы обострить вечеринку, грязное траханье с замужней женщиной. Но это отделяет нас от тех, кто мы есть. Это разрушает наш дух, вместо того чтобы возвышать его. Знаешь ли ты, какая самая большая развивающаяся область в моей профессии? Та, которая имеет дело с юношами-подростками, проводившими слишком много времени, скользя по волнам порносайтов в Интернете, так что теперь они совершенно не способны установить сексуальную или эмоциональную связь с женщинами. Если ты думала, что мужчины твоего поколения «затраханные», тогда тебе следовало бы взглянуть на этих ребятишек. По сравнению с ними мы, воспитанные на «Плейбое», — невинные младенцы.

— Я действительно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — нерешительно говорю я. Я шокирована этой вспышкой Марка не из-за ее содержания, а скорее из-за того, что он обычно пытается опередить то, что можно определить как систему доверия, основанную на страхе, как, например, у моей мамы. — Послушай, я постараюсь избегать его.

— Я лишь пытаюсь объяснить, что тебе надо быть шпором своей собственной судьбы, Люси. Одна из твоих худших черт — та, что ты позволяешь событиям случиться вокруг тебя, как будто ты не зависишь от их результатов.

— Вот почему я так много ем, — говорю я. — Чем больше я ем, тем толще становлюсь, и потом будет невозможно закрутить роман с кем бы то ни было.

— Это не совсем то, что я имел в виду. Однако это можно рассматривать как маленький шаг в правильном направлении.

Мой телефон звонит снова. Марк смотрит на меня с возобновившимся подозрением, но на этот раз приходит сообщение от Эммы. Она и Гай приглашают меня и Тома на обед. Гай наконец-то согласился на это, поскольку чувствует свою вину за то, что не смог уделить ей время на Рождество.

— Эмма хочет познакомить нас со своим бойфрендом, — говорю я Марку.

Его подозрительность сменяется заинтересованностью.

— Серьезные отношения? — с сомнением спрашивает он. — Я считал, специализация Эммы — держать все эмоции на расстоянии вытянутой руки.

— Они вместе снимают квартиру.

— Тогда почему ты не встречалась с ним раньше? — Он понимающе усмехается. — Он женат! Да? Такова ее участь — всегда находить кого-то, кем она, вероятно, не может обладать.

— Кажется, у него к ней очень сильные чувства, — говорю я и тут же даю обратный ход: Эмма глазами моего брата — картинка нелицеприятная. — Мама считает, что я должна вернуться на работу.

— Это не панацея от проблемы с мужчиной. Что хорошего будет для твоей семьи, если ты уедешь в Ирак в погоне за материалом?

— Или если я буду торчать в Лондоне, завистливо глядя на коллег, свободно перемещающихся по миру. Впрочем, возможно, масштаб моей деятельности несколько увеличится.

— Человеческое существование — это сумма наших отношений. Мы хотим общаться с себе подобными. И мы никогда не перестанем любить людей. Только посмотри на Петру! Она ищет секса, а ведь ей уже шестьдесят, как мы это называем — «возраст виагры».

— Не надо об этом, — умоляю я.

Дверь открывается. Том нерешительно выглядывает из-за двери.

— И как это называется? Закрылись и сидят! Мне нужны цыплята. Парочка. Мы решили отложить индейку на завтра.

Я забираю с подоконника свой мобильный и засовываю его глубоко в задний карман, делая мысленную зарубку — удалить сообщения, как только представится возможность.

Поздно ночью, лежа в постели рядом с Томом, я чувствую себя преисполненной желания рассказать ему то, что говорила чуть ранее Марку. Мы оба читаем подаренные друг другу на Рождество книги. Ален де Боттон[61], об архитектуре. Это читает Том. Я читаю биографию миссис Битон, написанную Катрин Хьюз. И угадайте, что я обнаруживаю?.. Миссис Битон была такой же обманщицей в хозяйственном отношении, как и я! Мне хочется дать книгу почитать Петре.

Так холодно, что я застегнула даже верхнюю пуговицу своей клетчатой пижамы. Мы оба одеты в толстые овечьи жакеты, а на Томе в придачу шерстяные носки, связанные его матерью. Он изобретательно приподнял задние ножки кровати, подложив под них несколько штук книг, взятых с моей книжной полки. И теперь мы впервые смотрим на наши ступни сверху вниз, а не наоборот.

Дети в своей спальне, спят в гнезде из одеял посреди комнаты, среди разбросанных вокруг подарков. Джо обнимает набор для снятия отпечатков пальцев. Я со вздохом поворачиваюсь к Тому. Но он поднимает руку, чтобы показать, что хочет что-то сказать мне первым. Закладкой он отмечает место в книге и кладет ее на середину прикроватного столика, подвинув немного, пока она не ложится строго по центру. Я прижимаю лицо к коленям. Он ужасается:

— Ты сломаешь спину! — Он мягко забирает у меня миссис Битон и аккуратно вкладывает книжную ленточку между страниц, чтобы отметить конец второй главы. — Я знаю, что ты собираешься мне сказать, — говорит он. — И я виню самого себя. Все мои мысли были заняты библиотекой. Я был как одержимый. И забыл, что возиться с детьми — еще более тяжелая работа, потому что тебе не дозволена роскошь сосредоточиться на одном объекте. Я знаю также, что моя тяга к аккуратности и порядку вызывает раздражение, но когда я вблизи моей матери, у меня нет надежды на изменение. Такова генетика. Твой брат говорит, что нет различия между характером того, что я строю, и изнанкой моего ума. Но было бы гораздо хуже, если бы ты вышла за Джона Поусона[62].

— Но ты всегда был таким. Даже в период перестройки чердаков ты всегда был захвачен тем, что делал. Ты все тот же мужчина, за которого я выходила замуж; проблема, вероятно, во мне, — отвечаю я.

— Просто нам нужно больше времени проводить вместе. Это очень трудно — не быть одержимым своим делом. Но я постараюсь. Хотя это самый престижный проект из всех, которыми я занимался, и он завладел моей жизнью. Все, что меня отвлекало, любая мелочь, вызывало у меня гнев.

Тут я понимаю, что он все видит по-своему. И думает, что все дело в нем, — благородное чувство, в том смысле, что он не пытается уклониться от ответственности за ситуацию. И не собирается в чем-либо обвинять меня. Однако он не ищет ответов за пределами собственного «я». Это кажется мне обидным. Он просто скользит по поверхности, считая проблему пустяковой, в то время как мне нужен кто-то, кто мог бы утихомирить мои эмоции, очистить каждый слой, один за другим, пока не обнажится сердцевина.

Прежде чем у меня появляется шанс объяснить ему, что он ошибается, что я потеряла равновесие, что я знаю, откуда пришла, но не понимаю, куда иду, и что мне нужно, чтобы он помог мне вновь обрести душевный покой, он сует руку под подушку, вытаскивает оттуда подарок и, улыбаясь, вручает его мне. Я изображаю нечто, надеюсь, похожее на радостное удивление, и открываю сверток, ожидая увидеть ожерелье. Вместо него нахожу пару колготок «Спэнкс». По цвету и фактуре они очень напоминают оболочку сосисок и, вероятно, выполняют схожую функцию. На промежности у них большая дыра для того, чтобы мочиться, не снимая их.

— Я купил их в Милане, — гордо произносит Том. — Женщина в магазине сказала, что даже Гвинет Пэлтроу носит такие. Они подтягивающие.

Я восторженно ахаю и ныряю под одеяло.

— У меня есть для тебя еще кое-что! — Он устремляется за мной под груду тряпья. — Я ждал подходящего момента, — бубнит он в темноте.

Я на ощупь открываю уже знакомую мне коробочку и побыстрее обнимаю его — не так-то просто притворяться, будто это сюрприз для меня. На нас столько надето, что, когда мы обнимаем друг друга, пальцы ощущают лишь овечью шерсть. Сила этого момента заставляет кропать сдвинуться с места. Ножки съезжают с книжек, и мы с грохотом сваливаемся на пол. Было бы хорошо заняться сексом. Но слишком холодно. Завтра мы будем есть индейку. Завтра я надену мое новое колье. Завтра я расскажу Тому про Роберта Басса.