Успех азиатских планировщиков подтверждает их правоту. Почти все ныне переживающие экономический бум государства Восточной Азии начинали, как Мексика, в качестве звеньев в цепи поставщиков, управляемой мировыми корпорациями. Однако руководители их правительственных органов никогда не забывали о необходимости защищать национальную экономику и ее рост, финансируя его за счет экспорта продукции местных отделений транснационалов. Постепенно они создали свои собственные крупные корпорации, наполовину государственные и наполовину приватизированные, которые теперь выходят на мировой рынок самостоятельно. Мощные «чаебол», конгломераты вроде Hyundai или Samsung, каждый из которых имеет по нескольку отделений, выпускающих, в зависимости от специализации, автомобили, компьютеры или суда, есть не только у Южной Кореи. Даже у Малайзии с ее сравнительно небольшим населением в 20 миллионов уже есть 6 собственных мультинационалов. Самый большой из них, Sime Darby, имеет 200 дочерних фирм в 21 стране, где работают 50 000 человек. По размеру собственного капитала он уже превосходит, например, крупнейшую азиатскую авиакомпанию Singapore Airlines.
Следовательно, глобализация мировой экономики вовсе не подчиняется какому-то единственному, универсальному принципу. В то время как давние центры процветания призывают к невмешательству со стороны государства и расширению сферы приложения рыночных механизмов, страны, переживающие экономический рост только сейчас, поступают как раз наоборот. Те же корпоративные стратеги, что в Америке или /194/ Германии бесцеремонно отвергают всякое государственное вмешательство в свои инвестиционные проекты, в Азии с готовностью предоставляют инвестиции в миллиарды долларов на условиях, диктуемых государственными бюрократами, которые безбоязненно называют свою работу централизованным экономическим планированием. Предстоящие доходы от двузначного роста сметают прочь все идеологические предубеждения.
Честная торговля: защита для бедных?
Конечно, азиатское чудо имеет и оборотную сторону. Этот бум идет рука об руку с коррупцией, политическими репрессиями, масштабным уничтожением окружающей среды и зачастую с чрезмерной эксплуатацией бесправной рабочей силы, главным образом женской ее части. Взять, к примеру, Nike. Пошивочно-штамповочные работы по изготовлению ее дорогой спортивной обуви, цена которой в Европе и США доходит до 150 долларов за пару, на предприятиях Индонезии, с которыми компания заключила контракт о поставке, выполняются примерно 120 000 работницами и работниками, зарабатывающими меньше трех долларов в день. Это — нищенское жалованье даже по индонезийским меркам, но оно соответствует установленному законом минимуму, которым вынуждено довольствоваться свыше половины 80-миллионной рабочей силы страны[9]. Дабы сохранить это «преимущество», военный режим, вот уже тридцать лет возглавляемый диктатором Сухарто, в корне пресекает всякий протест со стороны трудящихся. Например, когда осенью 1995 года Тонгрис Ситуморанг, 22-летний рабочий завода Nike в Серанге, мобилизовал своих коллег на забастовку, местные военные просто заперли его на неделю на одном из заводских складов и круглые сутки держали под наблюдением. В итоге, однако, его отпустили, и все, чего он лишился, — была его работа. Другие, как две профсоюзные активистки Сугиарти и Марсина, о которых узнала вся страна, поплатились за свою храбрость жизнью. Их изувеченные пытками тела были найдены на свалках промышленных отходов фабрик, где они пытались организовать забастовку. Министр промышленности Тунгки Аривибоко обращает внимание на давнюю конкуренцию даже между теми странами, где заработки минимальны. /195/ Пытаясь оправдать санкционированную государством сверхэксплуатацию, он говорит, что в Китае, Вьетнаме и Бангладеш ставки не выше. Если повысить минимальную зарплату, «мы не сможем с ними в этом конкурировать». Стратегия его правительства состоит в том, чтобы привлечь в страну производство как можно более высококачественной (и, следовательно, дорогой) продукции[10].
Для соседней Малайзии эта стадия уже позади. Ее продвижение вверх по иерархической лестнице мировых производителей обеспечило многим малазийцам полную занятость и рост заработков, потому что правительство, по крайней мере, легализовало профсоюзы в компаниях. Но это еще далеко не свободная страна с основными демократическими правами. Режим, возглавляемый премьер-министром Махатхиром Мухаммадом, находящимся у власти вот уже 15 лет, подвергает все средства массовой информации строгой цензуре. Забастовки и митинги запрещены, а оппозиционные партии — не более чем очковтирательство для выборов, проводящихся в угоду мировому общественному мнению. Экономическое усиление растущего среднего класса происходит на фоне зачастую бесчеловечных условий труда менее обеспеченных слоев населения, не говоря уже о более чем миллионе рабочих-иммигрантов из беднейших стран региона, из которых вообще можно выжимать все соки. После 3 лет работы они, независимо от обстоятельств, должны покидать страну, освобождая место для новой дешевой рабочей силы. Так, Siemens на своей малазийской фабрике по производству микропроцессоров вынуждена относительно неплохо платить местным квалифицированным рабочим, но не 600 индонезийским женщинам, работающим на конвейере, с которыми всемирная корпорация обращается, как с крепостными. За 350 марок в месяц они трудятся до изнеможения по шесть, а то и по семь дней в неделю, а на ночь их, как заключенных, запирают в фабричном общежитии. Глава местного отделения Siemens даже хранит у себя их паспорта, чтобы быть уверенным в том, что они не ускользнут от иммиграционной службы в конце своего трехлетнего срока[11].
Еще меньше церемонятся с рабочей силой на многих из более чем 150 000 совместных предприятий, где инвесторы со всего мира сделали ставку на бурное развитие социалистической рыночной экономики Китая. Более чем миллиону работающих там женщин приходится шить, штамповать или упаковывать /196/ по 15 часов в день а в случае надобности и того больше. «Люди вынуждены работать, как машины», — пишет одна местная газета. Зачастую при поступлении на предприятие они обязаны вносить залог в размере нескольких месячных зарплат, который не возвращается, если они увольняются вопреки желанию руководства. По ночам они набиваются в тесные и часто запираемые общие спальни, которые превращаются в смертельные ловушки в случае пожара. То, что законодательство об охране труда игнорируется, признало даже центральное правительство в Пекине; только за первые 6 месяцев 1993 года на производстве произошло свыше 11 000 несчастных случаев со смертельным исходом и 28 000 пожаров[12]. В то же время те, кто правит от имени китайского рабочего класса, пресекают всякое сопротивление, и, прежде всего в особых экономических зонах для иностранных инвесторов. «Тех, кто жалуется или пытается организовать профсоюз, чаще всего приговаривают к трем годам трудовых лагерей, и в настоящее время наказание отбывают сотни профсоюзных деятелей», — сообщила в июне 1996 года Международная конфедерация свободных профсоюзов[13].
Правительства стран Запада, сталкиваясь с неприемлемыми (по западным стандартам) восточноазиатскими методами захвата частей мирового рынка, в большинстве своем проявляют удивительную сдержанность. В последний раз главы западноевропейских правительств продемонстрировали свою искусственную слепоту в начале марта 1996 года, когда они встретились в Бангкоке с коллегами из восьми ведущих азиатских государств с целью дальнейшего развития взаимных экономических отношений. Пока в конференц-зале сменявшие друг друга ораторы вызывали в воображении аудитории картины взаимопонимания между народами, представители более чем 100 организаций, выражающих интересы простых людей, протестовали на контрконференции против бесчеловечных условий труда на предприятиях Азии, а 10 000 таиландцев разбили лагерь перед резиденцией своего премьер-министра, выступая против неравномерного распределения растущего национального богатства[14]. Ни один из европейских гостей не сказал про это на публике ни слова. Германский канцлер и британский премьер-министр, например, предпочли усердно добиваться на переговорах за закрытыми дверями крупных сделок для транснациональных корпораций, все еще носящих /197/ немецкое или английское название. Попутно шеф Daimler-Benz Юрген Шремп довел до всеобщего сведения, что Германия должна быть готова «учиться у Азии», а Германская промышленно-торговая палата представила исследование, в котором индонезийская диктатура восхвалялась за «политическую стабильность» и «особенно благоприятные условия для инвестиций»[15].
Подобное невежество несет в себе роковую весть: в категориях мировой экономики охрана труда и окружающей среды, демократия и права человека имеют второстепенное значение.