открыться. Когда она это делает, наш поцелуй становится глубже. Я целую ее еще секунду или две, или три — не уверен, потому что потерял счет времени, прежде чем неохотно отстраниться. Это совсем не профессионально. Я на бранче в окружении заинтересованных лиц, но мне все равно. Я мельком смотрю на нее, она немного шокирована, ее глаза расширены. Она облизывает нижнюю губу, прежде чем выпрямиться. В этот момент желание снова почувствовать ее нижнюю губу между своими становится непреодолимым порывом, который я жажду исполнить как можно скорее.
Наш момент прерывает веселый голос Мишеля, который разносится по столу, и я внутренне ругаюсь. Мы садимся обратно на стулья, моя рука ложится вдоль спинки, прижимая ее к себе.
Он поднимает свой бокал и предлагает тост.
— За Лукаса и Леору, молодоженов, и за светлое будущее, которое ждет их впереди!
Его глаза ненадолго встречаются с моими, и я улавливаю в них намек на что-то угрожающее, но он быстро скрывает это улыбкой, присоединяясь к остальным участникам застолья, чтобы поднять свои бокалы в честь праздника.
Она ни разу не взглянула на меня с тех пор, как мы сели в машину, и это сводит меня с ума.
Мне хочется схватить ее за подбородок и заставить посмотреть на меня.
Я не понимаю, как она может вот так просто отключиться.
Я знаю, что вчера и позавчера я все испортил — мне следовало быть спокойнее.
Я знаю, что должен извиниться, но слова не хотят слетать с моих губ.
Однако мне показалось, что во время бранча мы чем-то поделились.
Все прошло хорошо. Более чем хорошо, на самом деле. Поцелуй и смех были не просто притворством. Мне впервые было весело на подобном мероприятии, и причиной этому была она.
Но, очевидно, она отличная актриса, и, как бы меня ни провоцировали, я не могу ее в этом упрекнуть. Именно поэтому я женился на ней. Она сидит в моей машине именно потому что мне нужен кто-то на роль моей жены.
Когда мы подъезжаем к нашему дому, напряжение в машине становится удушающим. Я издаю вздох облегчения, благодарный за то, что наконец-то выехал на дорогу. Леора отстегивает ремень безопасности и открывает дверь машины, готовая покинуть замкнутое пространство. Она останавливается на полпути, когда замечает, что я не сдвинулся ни на миллиметр.
Я не могу оставаться здесь, не с таким напряжением между нами. Мне нужно побыть одному, чтобы разобраться со своими мыслями. Если я останусь, мы либо поссоримся, либо я нарушу одно из ее правил, прикоснувшись к ней всеми способами, которые мне так хочется. Неприятно находиться в этом безвыходном положении, не зная, в каком положении мы находимся и как двигаться дальше. Но сейчас мне нужно пространство, чтобы отдышаться и очистить голову.
Не говоря ни слова, я достаю из кармана ключ и магнитный брелок от лифта и передаю их ей. Ее глаза прикованы ко мне, следят за каждым моим движением и ищут хоть намек на эмоции. Я сохраняю нейтральное выражение лица, не желая дать ей понять, что этот брак уже влияет на меня.
— Возьми это. — Говорю я, мой голос низкий и ровный.
Я проверяю время на своих часах. Сейчас только три часа, так что у меня достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, прежде чем вернуться.
Леора смотрит на меня, ее глаза расширены от удивления и намека на уязвимость.
— Ты не идёшь?
Я качаю головой, стараясь держать свои эмоции под контролем.
— Я вернусь вечером.
— Куда ты едешь?
— Мне нужно закончить кое-какую работу.
Она на мгновение замирает, ее взгляд мечется между мной и моей рукой.
— Хорошо. — Мягко говорит она и берет ключи.
Я смотрю, как она выходит из машины и идет к лифту.
Я пока не уезжаю.
Я внимательно наблюдаю за ней — за тем, как двигается ее тело с каждым шагом.
Когда она доходит до лифта, она колеблется.
Давай, Леора, используй панель, чтобы открыть дверь лифта.
Она подчиняется, но, когда двери раздвигаются, медлит, не решаясь войти внутрь.
Вместо этого она поворачивает налево, направляясь к двери, ведущей на лестницу, а я смотрю, как она исчезает.
Что она делает?
Зачем ей подниматься по лестнице, если прямо перед ней есть отличный лифт? До нашей квартиры более двадцати пролетов. Неужели она всерьез собирается преодолеть их все?
Я сижу в машине несколько минут, раздумывая, идти за ней или уехать. Потом меня осеняет понимание. Каждый раз, когда мы заходим в лифт, она колеблется. Во время поездки она почти отключается, а ее дыхание становится тяжелым. Когда мы добираемся до нашего этажа, она спешит покинуть замкнутое пространство.
Когда вчера я спросил, все ли с ней в порядке, она ответила, что все хорошо. У нее была почти такая же реакция, когда мы ехали в лифте вместе в первый раз. Это совпадение? Если бы у нее были какие-то проблемы, она бы мне сказала, верно?
Дурак ты. Зачем ей говорить тебе об этом, когда вы в самом разгаре ссоры?
Я качаю головой. Может, ей просто захотелось подняться по лестнице.
С этими словами я уезжаю в офис.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
ЛЕОРА
Я дура.
Полная идиотка.
Я ненавижу лестницы, почти так же, как сейчас ненавижу лифты.
Честное слово, что такое две-три минуты беспокойства, когда я могу оставаться сухой и иметь сердцебиение менее ста шестидесяти ударов в минуту? Но сейчас, когда я поднимаюсь по, казалось бы, бесконечным ступеням, я вся промокла.
Мое платье прилипает к коже, грудь потеет, и я потею даже там, где не должна была бы.
Это не то ощущение влажности, к которому я обычно стремлюсь.
Мои бедные Saint Laurents висят у меня на руках, пока я иду вверх по этому адскому склону, босиком, размышляя о том, почему я так себя ненавижу.
Я решила, что это даст мне немного времени подумать о Лукасе и о том, почему он ведет себя так странно, учитывая, что он не разговаривал со мной всю дорогу домой, а потом просто бросил меня.
По-моему, бранч прошел хорошо, если не считать появления его бывшей.
Когда я вышла, то сразу же узнала в ней ту блондинку, которая накинулась на него той ночью в клубе. Но чего я не знала, так это того, что она бывшая Лукаса. Как и в прошлый раз, она, похоже, отчаянно