– Ну хватит вам! – выкрикнул я, вставая у них за спиной. – Как дети малые!
Мартын посмотрел на меня из-под коленки Наума, тем временем вдавливая голову брата в изрядно разворошенный муравейник. Я даже засмеялся, глядя на их рожи. Казалось, что оба сейчас вскочат и как в сказке спросят: «Что, новый хозяин, надо?».
– Вашей бы силе да ума! Олухи! Заняться больше нечем, как лупить друг друга!
– Несправедливо это, мастер, – загундел Мартын, вставая и почесывая бок. – Не заслужил я затрещины, а Наум нарочно, за так…
– Вы – оба из ларца, одинаковы с лица! Фома да Ерема! Ведра взяли, и чтоб через час полные бочки воды были! Да лестницу к реке поправьте, ходить уже опасно!
Какой час, какие ведра! Ушлые ребята выкатили из домов и бани все бочки и поволокли к реке. От берега несли уже полные, умудряясь при ходьбе отвешивать пинки друг другу. Приструнить братьев было непросто, но с такими клоунами было весело, да и впадать в хандру было некогда. Испортить что-то я им не позволял, просто не давал сложных и ответственных поручений. Но зато избавился от тяжелой и однообразной физической работы. Мартыну очень понравился мой тяжелый арбалет, и он всякое свободное время использовал, спросив разрешения, для того, чтобы упражняться в стрельбе. Наум все больше присматривался к мастерской, с интересом наблюдал за работой: за тем, как меняется железо по мере обработки, как из горстки обломков, бесформенных кусков разномастной крицы рождаются такие знакомые и простые вещи. Чтобы не сидел без дела и хоть чуточку приобщался к мастерству, я позволил Науму качать меха. Как и все, за что брались братья, он делал это с энтузиазмом, каким-то совершенно неудержимым рвением. Через два дня меха пришлось основательно переделывать: Наум их порвал.
В чем братья были хороши, так это в единоборствах: стоило мне показать им несколько несложных приемов из боевого самбо, как они принялись кидать друг друга с таким азартом, что скоро мне пришлось вспоминать более сложные приемы и даже целые связки, чтобы занять их надолго. Я все больше убеждался в том, что это прирожденные воины, и вся их бурлящая и бьющая через край энергия растрачивалась по пустякам до того момента, когда я дал им в руки оружие и преподал азы единоборств. Конечно, я продолжал обучать их работе в кузне и строго спрашивал за огрехи в ведении домашнего хозяйства, но главное в их жизни определилось – это постоянное постижение воинского ремесла. Они уже лихо рубились на мечах, которые сами же потом и ремонтировали. Плели искусные кружева кончиками пик, выискивая слабые места в защите друг друга. Мы все чаще устраивали настоящие побоища: то каждый за себя, то двое на одного. Разрешались любые приемы защиты и нападения. Главное условие – не калечить. Мелкие ссадины и порезы прощались.
Никогда не мог себе представить, что жизнь в лесу может быть наполнена новостями, событиями, непривычной для горожанина активностью. Я-то всегда считал, что лес – это тихое, спокойное место, где все течет неспешно, размеренно. В сравнении с городской жизнью так оно и было, но теперь я не горожанин, и мне приходится довольствоваться новостями о тех событиях, что происходят в моем окружении. Неподалеку от Железенки устроила себе лежбище семейка волков, в дубовую рощицу на излучине реки пожаловал медведь. Крестьяне из соседнего хутора устроили травлю кабаньего выводка, да так громко, что даже возле моей мастерской слышно было. Те же крестьяне дней пять отвоевывали у леса пахотные земли, рубили деревья, жгли подлесок. Такое впечатление, что всю зиму они действительно, как медведи, отсыпались по берлогам, и только весной выбрались в лес. Теперь эти места не казались такими дикими. В лесу, что ни день, так шум и возня, по реке то и дело снуют лодки с рыбаками да торговцами. Благо что мой хутор пока обходят стороной, но через какое-то время привыкнут и повадятся захаживать, когда по делу, а когда и просто так.
По моим подсчетам и собственным ощущениям, было воскресенье, теплый майский день. Я сидел на крыльце дома и вытачивал приклад для очередного арбалета. С зимы я значительно улучшил конструкцию, и теперь первый прототип уже не казался таким изящным, как прежде. Новые десять арбалетов были сделаны намного тщательней, и сталь для перьев я подобрал очень качественную, упругую.
Мартын как раз закончил выгребать уголь из ямы и, встав у мостка через ручей, прислушался. Отставил тачку в сторону, прошел в кузницу и тут же вышел с тяжелой кувалдой в руках.
– Что случилось, Мартын?
– Гости к нам пожаловали, мастер. Много их, верхом, торопятся.
– А кувалду ты зачем взял?
– А ну как не с добром идут? – ответил Мартын как отрезал, не оставляя возможности комментировать его действия.
Пестрая толпа всадников влетела во дворы, чуть ли не на полном ходу закружила возле мастерской, с опаской поглядывая на Мартына, стоящего поперек тропинки, ведущей к крыльцу, с кувалдой в руках. Потом, осмотревшись, всадники заметили меня. Во главе кавалеристов гарцевал боярин Дмитрий Васильевич, отец Ярославны.
– Ярославна да няньки слухами о тебе все уши мне прожужжали! – воскликнул он. – И в городе о тебе поговаривают, да все разное. Кто хвалит, кто проклинает.
– А сам-то ты, боярин Дмитрий Васильевич, с чем пожаловал?
У меня за спиной звякнули ножны, и на пороге дома появился Наум в одной рубахе, босой, но с мечом в руках.
Один из спутников боярина спешился, быстро подбежал к боярской лошади и ухватил ее за уздечку, придерживая. Сам же Дмитрий спускался очень неторопливо, осторожно, словно боялся поскользнуться. Наконец и он оказался на земле и, отстегнув пояс с саблей, передал одному из своих людей. Вид у боярина был усталый, изможденный, он даже шел с трудом, еле передвигая ноги.
– В дом пригласишь, или так и будем на пороге говорить?
– Если по делу, то добро пожаловать, а если опять с обвинениями, то скатертью дорога, валите, откуда явились.
– По делу, по делу, – успокоил меня боярин и натужно улыбнулся.
В доме горела печь, все отдушины были открыты, над столом коптила лампа. С появлением близнецов дом стал более ухожен. Всегда проветренный, натопленный, прибранный. Увальни или нет, а вот домашнее хозяйство они вели получше моего.
– Рассказывай, боярин, с чем пожаловал. В моей глуши гости – редкость. Да и не с прыщем же на заднице ты в такую даль волочился!
– Виноват я перед тобой, варяг, – сказал боярин, с сомнением вглядываясь в кружку с медовой брагой, которую я перед ним поставил. – Подарок твой Ярославне я за товар коломенскому купцу в залог отдал. Насилу отнял у дочери да отдал. Но не со зла, нужда заставила. Мою казну половские разбойники с обозом увели, людей побили полсотни, товар взяли. В дому на всю челядь – мешок муки да два порося тощих.