Читать интересную книгу Забайкальцы. Книга 3. - Василий Балябин

— Оно конешно, такое подошло времечко, што, будь бы помоложе, и я наверняка пошел бы с вами. — И, прощаясь, целуя склонившегося к нему Егора, напутствовал дрогнувшим голосом: — Езжай с богом. А о Настасье, о ребятишках не беспокойся, в случае чего, сам погину, а уж их в беде не оставлю.

Громкие голоса, шум в лагере прервали размышления Егора. Догадываясь, что там произошло что-то необычное, он торопливо поднялся с валежины, поспешил в лагерь. А там уж поднялась суматоха, люди спешили, грудились вокруг штабной палатки.

— Что случилось-то? — допытывался Егор, ухватив за рукав одного из партизан.

— Тревога, — ответил тот, обернувшись.

— Сам понимаю, что тревога, а из-за чего?

— Из разъезду прибыли наши, ну и рассказывают, што…

Он не договорил — из палатки вышли Хоменко, Рудаков и недавно появившийся в отряде боевой большевик из солдат-фронтовиков, Петр Ведерников.

— А ну, товарищи, потише, — обратился к партизанам Хоменко и, когда вокруг поутихли, продолжал: — Товарищ Ведерников очень важное дело разведал со своим разъездом: белые каратели гонят с Онону большую партию арестованных. Сегодня они должны прибыть и заночевать в селе Верх-Каменка. — И тут Хоменко изложил партизанам намеченный план нападения на Верх-Каменку, чтобы освободить арестованных. — Риск большой, товарищи, — сказал он в заключение, — белых там раза в четыре, а то и в пять больше, чем нас, они хорошо вооружены, наша надежда только на то, что белые нас не ждут, и мы должны этим воспользоваться. Мы не можем сидеть здесь, зная, что наших товарищей ведут на убой. Прошу высказываться.

Как весенний поток, забурлил говор, и хотя то тут, то там возникали споры, большинство соглашалось с Захаром.

Когда Хоменко предложил проголосовать, частокол рук поднялся за его предложение.

— Значит, принято! — радостно улыбаясь, сказал Хоменко. — Тогда слушать мою команду: готовить коней, седла, оружие, сразу же после обеда выступаем, чтобы в ночь подойти к Верх-Каменке. Товарищ Подглазов, подбери себе человека три, кто пожелает, останетесь здесь, в лагере. Тут имущество кое-какое, и люди будут прибывать из сел, добровольцы, принимайте их и ждите нас. Все! Можете расходиться.

ГЛАВА XI

Солнце перевалило за полдень, когда отряд Хоменко, разбитый на два взвода, выступил из лагеря. Командиром первого взвода, насчитывающего сорок два человека, избрали партизаны Рудакова, второго, где набралось тоже более сорока партизан, — Петра Ведерникова.

Чтобы сократить расстояние, решили ехать бездорожно, тайгой, через отроги хребта Черского. Провести отряд таким путем взялся один из недавно прибывших мужиков, местный житель, охотник Ларионов. Он и ехал теперь впереди, вместе с Хоменко.

Большой, местами очень крутой лесистый хребет одолели еще днем. Засветло перебрались через болотистую падь Гнилуху, и, когда стемнело, горная тропинка вывела партизан в широкую, обрамленную лесом падь.

Проехав падью километров шесть, проводник, придерживая коня, оглянулся на Захара, помахал ему рукой.

— Что такое? — подъехав к проводнику, спросил Хоменко.

— Здесь, — коротко ответил Ларионов. — До поселка теперь версты две. осталось, не больше.

— Та-ак.

— Там, во-о-он за тем леском, поворот будет, поскотина и мельница водяная недалечко. Тут у них, я так думаю, охрана должна быть выставлена.

Выслушав проводника, Хоменко спешил свой отряд, коноводов отослал подальше в лес, а проводника и двух партизан, Апрелкова с Игнатьевым, послал в разведку.

Оставшиеся с Хоменко партизаны залегли в кустарнике на лесной окраине, притихли. Лежа на теплой, нагретой за день земле, многие из них успели задремать, проснуться и снова уснуть, а разведчиков все не было, и со стороны села не доносилось ни единого звука. Борясь с дремотой, партизаны шепотом разговаривали между собой и, укрываясь шинелями, конскими попонами, курили. Горьковатый дымок самосада смешивался с чистым, смолистым запахом соснового бора и еле уловимым, тончайшим ароматом черемухи.

Хоменко сидел молча, прислонившись спиной к старой, корявой березе, обдумывал план предстоящего набега. План этот был прост: к рассвету первый взвод, разделившись надвое, займет сопки с двух сторон села, второй в конном строю ворвется в село, освободит арестованных и, захватив обозы, откроет стрельбу. Внезапность нападения создаст среди белых панику, и это поможет вышибить их из села.

Кругом тишина, молчит темный, угрюмый лес. Хоменко снова и снова припадает ухом к земле и, вслушиваясь в ночное безмолвие, слышит, как фыркают в лесу у коноводов лошади, трещит ночной кузнечик, журчит, переливаясь по камням на отмели, речка. Усилием воли он заставляет себя казаться внешне спокойным, но чувствует, что овладевшее им беспокойство передается и партизанам. Они уже не дремлют, не разговаривают, а также напряженно вслушиваются в окружающую их ночную тишину.

— Что же это такое? — не вытерпев, заговорил Хоменко, обращаясь к лежащим рядом с ним Ведерникову и Рудакову, — Уж не случилось ли беды какой?

— Не может этого быть, — возразил Ведерников, — стрельба была бы, без этого нельзя. Скорее всего, что пробрались в деревню и задержались там.

— Хоть вторую разведку высылай.

— А знаешь что, пошли меня и человек десять ребят боевых дай в помощь: переодену их казаками, сам офицером, у меня и погоны есть в запасе, и махнем под видом белых в село. Ну а вы тут будьте уж начеку, в случае чего — поддержите и огнем и прочим.

— Да-а, это ты здорово придумал, — сказал Хоменко. — Ну а как без пропуска-то?

— Рискнем. Притворюсь пьяным — пропустят, а в случае чего… в шашки — и ваших нет.

— Что ж, Петро, валяй. Смелым бог владеет.

Вскоре же после того, как Ведерников и Рудаков, попросившийся сопровождать Петра, ушли подбирать людей и готовить их к выезду, неподалеку заухал филин — условный знак разведчиков.

Ожили, зашебаршили партизаны, тихонько, сдержанно переговариваясь, обступили Захара. Подошли разведчики: впереди с двумя трофейными винтовками в руках Игнатьев, за ним, связанный по рукам, шел высокого роста белогвардеец, а позади Апрелков с обнаженной шашкой в руке. Партизаны расступились, пропуская пришельцев к Хоменко.

Игнатьев, обращаясь к Хоменко, рассказал, что едва нашли их, все обшарили — у мельницы, и у поскотины, и в поселке побывали. Обратно возвращались, возле речки услышали, храпит кто-то, а это они, черти, спят. Тут их и накрыли. Этого Игнатьев сразу скрутил, а второй-то вырвался да бежать! Хорошо, Апрелков догнал, срубил его к чертовой матери.

Белогвардеец, высокий, худощавый, в японском мундире и без шапки, с перепугу не мог выговорить ни одного слова. Дрожа, он таращил глаза на партизан, на усатую физиономию Хоменко, на офицерские погоны Ведерникова, и это, как видно, еще более сбивало его с толку.

— Да не бойся ты, чертушко, — теребил его за рукав Рудаков. — Чего трясешься-то как с похмелья! Убивать тебя никто не собирается, мы ведь не белые каратели. А ты еще, видать, из трудящего классу, вишь, руки-то в мозолях. Из каких ты, дружинник?

— Я… я… это… как его… ни-ни-билизованный, — с трудом выговорил белогвардеец.

Хоменко приказал развязать пленнику руки и заговорил с ним дружеским тоном:

— Не бойся, браток, не бойся, а лучше скажи-ка нам пропуск, чуешь? Пропуск какой зараз у белых?

— Пропуск-то… этот… как его…

— Ну, ну!

— Это самое… ну… Ведь вот сюда шли, помнил. — Пленник, переступая с ноги на ногу, поскреб рукой за ухом и, вспомнив, обрадованно воскликнул. — Антапка!

— Тише, тише, это верно будет? Смотри, соврешь, головой своей поплатишься.

— Правильно, Антапка, отзыв — Аткарск.

Узнав пропуск белых, обрадованный Ведерников заторопил своих казаков, и вскоре одиннадцать всадников на рысях двинулись в село. Впереди «подъесаул» Ведерников, за ним, в числе десяти казаков, — Рудаков, Егор, Маркел Никифоров, Макаров и еще шестеро переодетых в казачью форму. Лишь один, бывший матрос Денисов, не успел переодеться, ехал во флотском бушлате и в бескозырке.

— Сойду за арестованного, — сказал он Ведерникову.

Тот, подумав, согласился.

В село въехали благополучно, а в улице, недалеко от школы, два патрульных белогвардейца остановили, спросили пропуск и, когда Ведерников ответил, отдали ему честь, пошли дальше.

Мимо школы ехали шагом. Обнесенная невысоким забором, она находилась на холмистом пустыре между двух улиц. Здесь расположился белогвардейский обоз.

При слабом, красноватом отблеске догорающего костра, в центре школьной ограды, партизаны увидели крестьянские телеги, нагруженные ящиками, мешками с овсом. Вдоль заборов множество лошадей с хрустом жевали сено, брошенное прямо им под ноги, на землю. У ограды медленно прохаживался дневальный, а у ворот маячил силуэт часового.