я, скрещивая на груди руки.
— И он что, не позвонил тебе в пятницу и не сказал, что я наорал и на него тоже?
— Я не хочу говорить о нем. — Я отвела взгляд, но тут же снова посмотрела на Лаврика. — Ты сказал, что хочешь забрать Олежку.
— Если ты его со мной отпустишь.
Его взгляд изучал мое лицо, пока я изо всех сил пыталась понять, к чему все идет.
— Я хочу еще один месяц с сыном. Я хочу побыть с ним еще тридцать один день, а потом я привезу его и его вещи, и он переедет к тебе, как ты хочешь. За это время мой юрист разработает для нас соглашение об алиментах и о порядке общения с ребенком. Я приеду с документом, ты его подпишешь, и мы будем его соблюдать. И если кто-то его нарушит, вторая сторона сможет подать на нарушителя в суд. Идет?
Я неуверенно переступила с ноги на ногу. Лаврик нехорошо прищурился.
— Ты что, не веришь мне? — спросил он прямо. — Ты думаешь, я украду у тебя твоего собственного ребенка?
— Нет, — сказала я быстро, видя, что он распаляется, — нет, я тебе верю. Я знаю, что ты имеешь право злиться…
— Сейчас я спокоен, Ник, — но чуть дрогнувший голос его выдал, и он поморщился и продолжил уже с легким раздражением. — Ну да, может быть, уже чуточку разозлен тем, что я вынужден выпрашивать у тебя то, на что по закону — и по нашей с тобой договоренности — имею полное право.
Мой разум был всецело с ним согласен, но вот сердце…
— Прости, — сказала я. — Я после того разговора уже две ночи нормально не сплю. Уже готова была к скандалу, а тут вдруг ты приезжаешь с миром.
Я подскочила к сковородке, будто вспомнив, что пора помешать, и попыталась привести в порядок хаотично мечущиеся в голове мысли.
— Ты ведь останешься на ночь?
— Нет, не останусь, — сказал он. — На завтра у меня планы.
— Но хотя бы на обед?
— На обед останусь, — я услышала нетерпеливый вздох, — Ник, не тяни кота за одно место, ладно? Ты пустишь Олега со мной?
Я накрыла сковородку крышкой и повернулась к Лаврику с деревянной лопаткой в руке. Я верила ему и не хотела причинять своему сыну боль, и если этот вопрос можно было решить мирно и без ссоры — как я могла отказывать себе и ему в этом решении?
— Пущу.
Широкая улыбка на его лице полыхнула, как молния, и в груди у меня что-то сжалось.
— Отлично, значит, вопрос закрыт. И ты примешь подарок. Там ничего такого, просто подвеска.
— Мне все равно некуда все это надевать, — сказала я, вспыхнув, когда вспомнила тот злосчастный день рождения Эмилии.
— Какие твои годы, — Лаврик, похоже, окончательно развеселился, услышав то, что хотел услышать, и даже подмигнул. — Ладно, не буду тебя отвлекать от процесса. Пойду, пообщаюсь с сыном, скажу ему новость.
Он ушел, оставив меня в особенно оглушающей после моего согласия тишине кухни, а спустя пару минут я услышала из спальни торжествующий вопль.
Снова открыв крышку сковородки, я почти с остервенением еще раз помешала гуляш.
Но это не дало мне ответ на вопрос, правильно ли я поступила.
ГЛАВА 27. НИКА
У меня было всего полчаса на размышления о правильности моего поступка и битву с желанием позвонить Лаврику и сказать, что я передумала и хочу вернуть Олежку обратно уже сейчас.
Спустя полчаса телефон разразился трелью.
— Лаврик заезжал ко мне сейчас, чтобы извиниться, — сказал Егор, переходя сразу к делу, когда я взяла трубку. — Привез бутылку дорогого вина, болтал без умолку о том и о сем, рассказывал, как выматывается на работе… Тебе не показалось, что он какой-то странный?
— Странный? — повторила я, замерев посреди кухни, которую мерила шагами, и все тревоги всколыхнулись во мне с новой силой. — Что ты имеешь в виду?
— Может, мне показалось, но он как будто… — Егор задумался, видимо, подбирая слова, — слишком усердно пытался загладить вину. Перебарщивал с примирением, понимаешь? И дело даже не в том, что ты и он мне рассказали. — Он предпочел не развивать тему дальше. — У вас с ним все прошло хорошо? Я видел в машине Олега.
— Да, — сказала я, пока мысли в голове танцевали пляску хаоса. — Да, все прошло хорошо. Он привез кучу подарков ребенку, продукты, пообедал… Я сама отпустила Олежку. Все прошло мирно.
— Тогда ладно, — сказал Егор, но голос его звучал все так же задумчиво. — Если ты говоришь, что все хорошо, значит, все так и есть.
— Лаврик увез Олежку на месяц, — неизвестно зачем сказала я. — Мы спокойно поговорили, он все понял.
— Ладно, — снова сказал Егор, и между нами повисло молчание.
Я не могла заставить себя его прервать. Разговор был окончен: Егор позвонил, чтобы узнать, все ли хорошо, я рассказала ему — и завести разговор о чем-то другом значило притвориться, что мы готовы друг с другом о чем-то другом говорить.
Мне хотелось, хотелось, хотелосьподелиться с ним своими тревогами по поводу сына и успехами на работе, хотелось услышать, как он засмеется, когда я расскажу, что ребятишки называют меня Ника Палавна, и как посочувствует, когда признаюсь, что, однажды, читая сказку о Золотом драгуне, я напугала близняшек до слез и долго не могла их успокоить.
Но я чувствовала, куда меня приведет этот путь. И идти туда не хотела.
Потому что, может быть, Егор и смог бы это делать, как сделал в тот вечер, когда приехал ко мне домой, нояне смогла бы убедить себя, что мы — снова если не верные друзья, то хотя бы просто приятели.
Обсуждать с ним свои планы. Может быть, выслушивать его…его личныепланы на дальнейшую жизнь.
Сидеть в салоне машины, чувствовать его тепло рядом, вспоминать прикосновения и поцелуи — и делать вид, что все это прошло. Мне хватило одного вечера, чтобы это понять, одного ожога от его пальцев на моей голой коже, одной беспокойной ночи, полной пламенных снов о том, чего между нами никогда на самом деле не было.
— Спасибо, что позвонил, — сказала я с решительностью, которая стоила мне всех душевных сил. — И, Егор, я хотела тебя попросить… если что-то подобное повторится, если у Лаврика снова случится какой-то бзик… Не нужно приезжать. Просто позвони мне, а я сама разберусь. Видишь, в этот раз получилось.
Слезы вдруг подступили так близко, что стало почти невыносимо говорить.
— Звонит телефон, мне надо идти, — сказала я